Андрей Бондаренко - АнтиМетро
– Есть, прибыть в шесть тридцать! – браво откликнулся Артём, а про себя подумал: – «А, ведь, Таня ничего не знает о завтрашнем марш-броске к «Маяковской». Будет волноваться и беспокоиться. Даже, более того, наверняка, попросит, чтобы я взял её с собой… Брать? Не брать? Надо будет хорошенько подумать, взвесить все за и против…».
Забрав из «мойки» повседневную одёжду, обувь и бронежилет, Артём и Татьяна отправились по своим – по выражению военного коменданта станции – «важным и неотложным» делам. Когда они проходили через «проходной» кабинет-спальню, Таня остановилась:
– Подожди, Белов! Надо же прихватить с собой и предметы личной гигиены. Мне Глафира выдала – после обеда – зубные щётки, пасту, мыло, мочалку – одну на двоих, вафельные полотенца и махровые халаты. Забирай вон из той тумбочки. А под халатами лежит бутылка Мартини и…, – замялась на пару-тройку секунд, – две упаковки презервативов. Считаю, что забеременеть – в нашей сегодняшней ситуации – не самый грамотный и мудрый вариант. В смысле, мне забеременеть… Хватит же – две упаковки по пять штук в каждой?
– Ну, на первое время, будем надеяться, что хватит, – глупо и чуть смущённо улыбнулся Артём. – Может быть…
Кабинет Василия Васильевича смотрелся на удивление уютно, бесконечно мило и – как-то – по-домашнему.
– Даже настольная лампа – под голубым абажуром – имеется, – завистливо вздохнула Таня. – На дядиной даче есть точно такая же. Жаль, что сейчас её не включить… Ой, и кровать широкая, двуспальная! Что у нас с ванной комнатой? Ну, это уже серьёзно! Очень просторная душевая кабинка… Тёма, ты иди, принимай душ, а я пока сменю постельное бельё. Ещё включу свой волшебный приборчик. Мол, загорится зелёная лампочка, или же нет? Иди, иди! Только полотенце и халат не забудь…
Артём разделся и залез в душевую кабинку. Водичка была чуть тёплой и текла тоненькой струйкой. Но и это было просто превосходно. Он, смывая дневной пот, с огромным удовольствием поработал намыленной мочалкой, чувствуя, как отступает накопившаяся за день усталость.
«Волнуешься, небось, молодожён хренов?», – напомнил о своём существовании приставучий внутренний голос. – «Как это – с чего? С того самого… Женщин-то у тебя – за долгую и многотрудную жизнь – было много. А, вот, девушек? Если мне память не изменяет, то ни одной… Так что, волнуйся дружок! Волнуйся…
Негромко послав – далеко и надолго – глумливый внутренний голос, он вылез из душевой кабинки, тщательно вытерся, облачился в полосатый махровый халат, завязал пояс на одинарный узел (вдруг, настанет такой момент, когда надо будет максимально быстро обнажаться?) и нерешительно замер возле чуть-чуть приоткрытой двери.
– Тёма! – жалобно позвал тоненький голосок. – Помоги, пожалуйста! У меня лифчик почему-то не расстегивается. Замочек, видимо, заклинило…
Он, ощущая, что от дурацкого волнения не осталось и следа, широко улыбнулся и, толкнув дверь ладонью, сделал широкий шаг – навстречу своему счастью с косичками. Вернее, в данном конкретном случае, с густой гривой распущенных светло-русых волос…
Минут через сорок-пятьдесят Таня попросила – усталым и бесконечно-счастливым голосом:
– Тёма, я пить хочу! Очень-очень! Прямо-таки – умираю! Дай, пожалуйста, глотнуть чего-нибудь…
– Попить? Сейчас, дорогая! – Артём, спустив ноги, сел на край кровати и бестолково огляделся – в свете тусклой красноватой лампы, разместившейся посередине потолка – по сторонам. – Графина нигде не вижу… Знаешь, а у нас, похоже, наличествует только Мартини. Но и кружки со стаканами, как назло, отсутствуют…
– Ничего, я и из бутылки глотну! Открывай скорей… Ох, спасибо! Спас молодую женушку от лютой смерти… Ты курить собрался? Дыми, дыми! Только сядь, пожалуйста, на тот стул. Видишь, над ним – под потолком – расположена решётка? Это, скорее всего, вентиляция… И не подумай, что я такая вредная и капризная! Просто, утром будет неудобно – возвращать благородному профессору Фёдорову насквозь прокуренную комнату. Он же с ночного дежурства вернётся, наверняка, смертельно усталым, а тут – вонь табачная…
Артём, набросив на плечи махровый халат, расположился на стуле под вентиляционной решёткой и закурил мятую сигарету, стряхивая пепел в кадку с искусственной пальмой. Таня, завернувшись в одеяло и прислонившись спиной к стене, села на кровати, посматривая на него – из-под густых ресниц – смущённо-влюблёнными глазами.
– Кстати, подземная амазонка, ты так и не дорассказала эту интригующую историю, – вспомнил Артём.
– Какую историю, любимый? У меня их много…
– Про супер-секретную операцию, которую спецкоманда ГРУ – совместно с юным Борманом – собиралась провести на станции «Лесная». Ну, помнишь, нам тогда договорить помешал капитан Никоненко?
Девушка (вернее, уже молодая женщина), тут же став серьёзно-пасмурной, устало прикрыла глаза.
– Я спросил что-то не то? – забеспокоился Артём. – Если хочешь, то позабудем навсегда об этом разговоре…
– Всё нормально, Тёма! – слабо улыбнулась Татьяна. – Просто… Для меня это очень-очень серьёзно и важно. Даже и не знаю, как правильно тебе объяснить…
– А ты попробуй. Я очень терпеливый и внимательный. Хочешь ещё Мартини? Оно, насколько я знаю, эффективно способствует собиранию мыслей «в кучку»…
– Давай! Глотну, пожалуй… Спасибо! Итак, на чём я тогда остановилась? Напомни.
– На том, что существуют реальные шансы, позволяющие надеяться на то, что твоя мама и младший братишка остались в живых.
– Ты меня не так понял, – Таня подушечками пальцев болезненно помассировала виски и, полюбовавшись на зелёную лампочку хитрого прибора-индикатора, сообщила: – Я думаю (предполагаю, верю, надеюсь?), что, вообще, никто не погиб. То есть, в массовом порядке. Не считая, конечно же, двести пятьдесят пятого пассажира нашего поезда и тех троих несчастных, которых загрызли ливийские шакалы…
– А как же ядерный взрыв?
– Не было никакого взрыва! Не было! Всё это – подлая мистификация гадких и коварных российских спецслужб!
– Ну, не знаю, честное слово…
– Не нукай так часто, милый! Ты же не деревенский кучер, а я не тягловая лошадка, – рассердилась Татьяна. – Сперва внимательно выслушай мои аргументы, а уже потом делай свои далекоидущие выводы.
– Хорошо, слушаю. Излагай, радость моя!
– Во-первых, эта отрезанная нога «суточной» давности. Как можно объяснить её наличие? Молчишь и хмуришься? Подполковник Мельников чётко же тогда сказал, мол: – «Усыпляющий газ действует всего лишь час…». Пошло соврал? Не думаю. Одного часа им, в действительности, и хватило…
– Хватило, собственно, на что?
