Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара

Хотя, наверное, ненадолго. Не думаю, что после ее брака с Ореховым мы сможем проводить друг с другом столько же времени, сколько и раньше. И в математический кружок по субботам она совершенно точно наведываться перестанет…

— Ну, пойдем, выберем для этого портрета место! — Марина схватила меня за руку. — Сначала я подумала: середина, но нет! Нужно чуть в стороне от основной экспозиции. По-моему, тот кусочек стены, который я оставила, подойдет идеально — как знала, что ты еще что-то принесешь! Но лучше сама оцени.

— Ты правда хочешь выставить этот портрет? — удивилась я.

Все остальные картины, которые я передала Марине для участия в аукционе, были акварелями, и масляный портрет изрядно выделялся на их фоне.

— Ну разумеется! — она с удивлением поглядела на меня. — Потом, я думаю, Ники захочет повесить его у себя в кабинете — он всегда говорит, что я красива и на меня приятно смотреть, а на этот портрет, по-моему, смотреть еще приятнее, чем на оригинал. Но сначала пусть гости как следует рассмотрят твой талант, охотнее станут выкладывать деньги!

Я уже говорила, что Марина удивительно сочетает в себе романтичность и меркантильность?.. Ну вот, считайте, теперь сказала.

С неумолимостью паровоза Марина потянула меня за собой, в особняк, уже убранный и подготовленный к приему. Положительно, помолвка с Ореховым выявила у моей подруги резервы энергии и напористости — не то чтобы скрытые, но прежде не имевшие возможности воплотиться в дело до конца. И я попала под этот шквал благожелательной энергии, точно под летнюю грозу с ее громами и молниями.

В особняке Ореховых мне уже приходилось бывать, даже не единожды: как-то так вышло, что в последний год многие дела шефа были так или иначе связаны с этим семейством. Но никогда мне не приходилось видеть его в таком великолепии!

В таком богатом доме просто не может быть грязно, но сейчас все сверкало какой-то просто остервенелой чистотой. Окна казались такими прозрачными, что если бы не рама, можно было решить, что их и вовсе нет. Складки на портьерах были уложены по линеечке, а с пола, судя по его виду, можно было есть. У меня даже сложилось ощущение, что слуги заменили все хотя бы немного потертые ковровые дорожки на абсолютно новые, словно бы вчера пошитые.

Мы попали в длинную галерею, ведущую в банкетный зал. Во время первых визитов к Орехову я здесь не бывала: нас с шефом, помнится, принимали в малой гостиной, которая никак с этим коридором не соприкасалась. Однако в последние недели я вместе с Мариной наведывалась в особняк довольно часто и помнила, что вдоль этой галереи должны висеть гравюры известных художников Необходимска и стоять статуэтки — либо оригиналы, либо копии работ известных мировых мастеров.

Теперь же все эти произведения искусства из галереи изгнали, чтобы освободить место для картин вашей покорной слуги — и некоторых других молодых художников нашего города, которым Марина и Орехов решили оказать покровительство по тем или иным причинам.

На их фоне мои собственные работы, как мне казалось, смотрелись более чем скромно, хотя я отобрала самые лучшие.

Тут было три портрета — Прохора, Антонины и шефа (а кого мне еще рисовать?). Благо, все три модели разрешили этими портретами воспользоваться. Кроме того, я отобрала два пейзажа (один с башнями Оловянного конца) и натюрморт (ваза с цветами, стопка журналов и тарелка с плюшками авторства Антонины… ох как Антонина тогда ругалась, что я стала это рисовать, вместо того, чтобы есть, но уж больно приманчиво падал свет из окна столовой, а у меня оказались под рукой краски с кистями, и свободное время было).

Остальные картины — я имею в виду, не мои — в основном представляли собой городские и сельские пейзажи; был даже один фантастический, с небом Необходимска, запруженным дирижаблями. Я вспомнила о катастрофе «Прогресса», и меня передернуло. Хотя, кстати сказать, Ореховы — и лично Никифор — вовсе не отказались от вложений в воздухоплавательную отрасль. Ходили слухи, что они скупили по дешевке разорившееся после того скандала кумпанство «Ния хоризонтер» и планирует запуск собственных воздухоплавательных линий. Но даже я не знала, правдивы ли эти слухи, и то ли это самое, чем Орехов так плотно собирается заниматься после Нового года. Марина, наверное, знала, да я у нее не спрашивала.

Пока я раздумывала над этим, Марина гордо повесила свой портрет в самом начале галереи, у портьеры. Подумала, и направила на него свет лампы.

— Ну вот. Боюсь, правда, что это не совсем то окружение, которое ему нужно, его бы на большем расстоянии от остальных повесить, — извиняющимся тоном сказала она. — А так для неопытного глаза может и потеряться.

— Ты мне такой грандиозный шанс дала, а еще извиняешься! — удивленно воскликнула я.

— Какой там шанс, — Марина махнула рукой. — Я тебе говорю, за твои работы сражаться будут. Это твое призвание, вот увидишь.

Я могла только улыбнуться. Мир художников мне был знаком чуть лучше, чем Марине. Я знала, например, что для того, чтобы прославиться и хорошо продавать свои картины, мало хорошо писать. Нужно еще, чтобы тебя знали, чтобы у тебя уже была известность. А не то твои работы все будут считать мазней, максимум снисходительно признавая в тебе крохи таланта… Сама я с этим не сталкивалась, но читала об этом еще в отрочестве — что скрывать, были у меня когда-то мечты заниматься живописью профессионально! Но потом я решила, что быть сыщиком и интереснее, и в конечном счете прибыльнее. Краски дороги, а в том, чтобы быть ассистенткой шефа, затрат никаких.

— Ты лучшая подруга на свете, — сказала я, с благодарностью пожимая ее руки.

А сама опять подумала, что недолго нам осталось быть подругами, во всяком случае близкими. Новый образ жизни обязательно разведет нас в разные стороны, пусть даже медленно и незаметно…

Вся остальная суета того утра прошла мимо. Понимая, что толку от меня мало, я отправилась погулять в сад. Заодно сделала несколько набросков осенних кленов (не то чтобы на рисунках в записной книжке карандашом очень видно, что они осенние, но все же).

Сад вокруг особняка Ореховых — красивейшее место. Плавные изгибы дорожек, декоративные прудики, ажурные беседки… Я думала, во мне опять всколыхнется зависть и сожаление — я, мол, могла бы жить здесь. Ничуть не бывало. Правда, стало немного грустно — сложно сказать, от чего. То ли от предстоящего расставания с Мариной, которое чем дальше, тем меньше вызывало у меня сомнений, то ли просто такое настроение навевал прозрачный осенний день — еще по-летнему теплый, но уже недвусмысленно намекающий на скорые холода. А может быть, я все же слегка не выспалась, а отсутствие сна способствует этакой меланхоличной рассеянности.

Бессознательно я держалась поблизости от флигеля Марининого штаба: не то чтобы я ожидала, что подруге потребуется моя помощь, и она начнет звать меня из окна. Просто хотелось быть поближе к центру, в котором все происходит.

И там я неожиданно наткнулась на знакомую фигуру.

Точнее, сначала я этого человека не узнала. Просто увидела высокого широкоплечего парня, одетого в легкий пиджак не по погоде и кепку, которая в моде среди инженеров и некоторых студентов. Он стоял, запрокинув голову, и разглядывал окна особняка. Меня заинтересовало, кто бы это мог быть — охрана особняка кого попало не пропустит!

Потом парень обернулся ко мне, и я узнала взгляд ярко-голубых глаз из-под нахмуренных бровей. Эльдар Волков — талантливый юноша, иммигрант из Сарелии, проходивший по одному из наших дел, которого затем взял под опеку Дмитрий Пастухов. Не потому взял, что талантливый, хотя Пастухов с тех пор пристроил его работать в отдел судмедэкспертизы. А потому, что Волков — оборотень, в полном соответствии со своей фамилией. А шеф и некоторые другие генмоды чувствуют с оборотнями некое родство: как-никак, именно из оборотневых генов нас вывели…

Правда, оборотни считаются сказочкой. И пусть считаются. Еще массовых облав на них нам не хватало.