Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара

— Марин, — я отвела подругу в сторону за локоть и тихо, тихо сказала ей на ухо. — Не возражаешь, если я возьму эти серьги и как следует их помою, прежде чем ты их наденешь? Мало ли что.

Марина любила такого же рода книги и пьесы, что и я. Может быть, и тот же самый детектив читала. Ее глаза тут же расширились:

— Ты думаешь, что Орехова…

— Я ничего не думаю, — перебила я ее, не став объяснять про трех разных ювелиров и мои подозрения, что заказать гарнитуры мог еще кто-то помимо старой миллионщицы. — Я просто юная впечатлительная барышня со странным жизненным опытом. И вообще… мало ли.

Марина фыркнула.

— Ф-фух, а я уж испугалась, что ты откуда-то получила сведения, будто Татьяна Афанасьевна правда хочет меня убить! Ну ладно, раз жизненный опыт, то помой, конечно. Только сама не уколись! — и добавила серьезным тоном. — Мало ли.

Тут мы обе не удержались и прыснули. Потому что, конечно же, это смешно: на сцене Народного театра сколько угодно, но в реальной жизни никто не травит драгоценностями.

Однако сережки я забрала помыть все равно: вреда от этого не будет. Не доверяю я слугам.

…А вообще, по зрелому размышлению, проверю-ка я все эти драгоценности. Если чем-то измазаны, то соскребу на бумажку, потом сдам моим знакомым полицейским экспертам для анализа. А если не измазаны, так на всякий случай все равно помою… щеточкой и в перчатках. Мне так спокойнее будет.

Глава 11

Свадьба с сюрпризом — 2

Когда я вернулась с чисто вымытыми украшениями к Марине в комнату, подготовка к свадьбе кипела уже полным ходом. К Марине постоянно кто-то наведывался, что-то у нее спрашивал. Она, еще даже не в свадебном платье, как раз собиралась идти в главный особняк, чтобы проверить, как там идут дела, но, увидев меня, просияла и вытолкала всех за дверь, так, чтобы мы остались у нее в будуаре одни.

— Ну, — сказала она мне, — показывай.

— Что? — я сделала вид, что не понимаю.

— Мой портрет, который ты рисовала последний месяц! А то я не знаю, зачем ты у меня фотокарточку попросила!

— С чего ты взяла, что это портрет? — попыталась откреститься я.

— А что там за пакет из коричневой бумаги, который ты поставила в прихожей? Я попросила Лиду, — так звали служанку, — занести его сюда, но открывать, конечно, не открывала! — Марина махнула рукой в сторону моего пакета, стоявшего на комоде среди образцов ароматических свечей и коробочек с оставшимися приглашениями.

Конечно, Марина не могла не заметить, что пакет размерами был точь-в-точь как небольшой портрет. Ведь я бы не стала рисовать громадное полотно, да и времени у меня не было. А что касается миниатюр, то это совершенно особое искусство, которым я не владею.

— А тебе не говорили, что невежливо выпрашивать подарки? — спросила я деланно сердитым тоном.

— Сегодня моя свадьба, мне можно, — Марина подмигнула мне. — Ну Анечка, ну пожалуйста! Ну хорошая моя, ну дорогая, ну покажи, что ты нарисовала! Я уверена, что я на этом портрете красавица-раскрасавица, лучше, чем в жизни! Так хочу оценить, сил нет!

Я засмеялась и, почти уже не стесняясь, послушно сняла сверток с комода, развязала бечевку, сняла коричневую бумагу.

С портретом я возилась долго, подкрашивала его и немного доделывала еще дня три или четыре назад, поэтому мне было боязно: а что если краски смазались? Или при дневном освещении окажется, что при электрическом свете, я что-то напутала, новые мазки не легли так, как надо?..

Ну конечно, худшие мои ожидания оправдались!

Я совсем уже привыкла к тому, как этот портрет выглядит у меня дома, в моей комнате, где я рисовала до сего времени. Здесь, в будуаре Марины, где свет падал из окна совсем по-другому и не было вокруг моего привычного стола, гардероба и постели, он смотрелся совершенно иначе. Сразу бросалась в глаза и неестественность позы — ну кто меня заставлял усаживать Марину именно так, тем более, без живой натурщицы, на которой я могла бы все это проверить⁈ — и то, что тон кожи не соответствовал действительности, да и цвета слишком блеклые и неживые…

Зачем я сунулась в портреты, рисовала бы и дальше карандашом в блокноте, чтобы шеф мог опрашивать свидетелей и разыскивать подозреваемых! Вот мой потолок, ни на что большее и рассчитывать не стоит!

Марина, словно решив специально поиграть на моих нервах, рассматривала картину долго и молча.

— Если тебе не нравится, не обязательно это кому-то показывать, — быстро сказала я. — И вообще, у меня готов еще один подарок… — на самом деле не было у меня никакого подарка, потому что ради свадьбы я заказала себе новое платье, которое обошлось значительно дороже, чем я рассчитывала: с платьями такое сплошь и рядом. Но ради такого случая можно и у шефа занять.

Марина положила картину на стол и порывисто обняла меня — так крепко, что я даже задохнулась. Не подозревала в своей невысокой подруге такой силы!

— О чем ты говоришь! — воскликнула она. — Да я повешу эту картину в центре сегодняшней выставки, и крупными буквами подпишу под ней «не продается» — иначе все только ее и захотят купить! Не представляю, как тебе удалось, но ты из меня какую-то христианскую святую сделала! Или небесное существо, вроде гурии!

Гурия — немного не та ассоциация, на которую я рассчитывала: вроде бы, так называются прекрасные девушки, которые ублажают праведников в мусульманском раю?.. Но почти сразу я вспомнила, что да, истинные гурии — создания чисто духовные, не имеющие ничего общего с теми похотливыми ассоциациями, которые на них позднее наложились.

Как бы это ни назвать, гурия или святая, но никакого подобного смысла я в картину не вкладывала. Еще при первом знакомстве с Мариной мне подумалось, что арка ее бровей выглядит очень благородно, как церковный свод — иного сравнения мне не пришло в голову; при слегка раскосых глазах это давало очень интересный контраст. Как любое дитя смешанных кровей, она выглядела очень необычно. Вот это я и постаралась подчеркнуть.

Я изобразила Марину сидящей на скамейке в сквере, во время прогулки — такой она мне когда-то запомнилась. К счастью, на фотографии, которую Марина мне дала, она тоже сидела. Только я усадила Марину вполоборота к зрителю, с одной рукой на коленях, другой — на спинке скамьи. На картине Марину ярко освещало солнце, падающее сквозь ветви клена над ее головой, что давало красивую ажурную тень; все остальное оставалось в тени. Я не удержалась и усилила в этом свете разноцветные оттенки, как будто солнце проходило не через листву, а через бледный витраж. Очень долго сомневалась на этот счет — мне казалось, что вышло слишком нереалистично. Но, наверное, этот свет и дал потусторонний ореол, о котором говорила Марина.

Сама картина была невелика, краски, как я уже сказала, я использовала не самые яркие. У меня была коробочка дорогих масляных красок, подаренная шефом на прошлый Новый год, которую я едва успела начать. Однако годы работы с дешевой акварелью выработали у меня привычку слишком разводить краску… а может быть, виною тому было мое минорное настроение, которое никак не проходило, пока я писала картину. Да и не так уж редко доводится мне работать с маслом, и результат выходит часто совсем не такой, как мне бы хотелось.

И это при том, что картина, которая я в итоге решилась принести Марине, была пятой в череде неудачных попыток!

— Ты просто необъективна, потому что я твоя подруга, — пробормотала я, когда Марина выпустила меня из объятий.

— Вот еще! — фыркнула Марина. — Стала бы я ставить на кон свою репутацию и успех мероприятия, в которое так вложилась, из-за дружеских чувств! Уж поверь мне, что-нибудь другое придумала бы, чтобы сделать тебе приятное!

Даже не знаю, от чего у меня на душе потеплело больше: от Марининой высокой оценки моих способностей или от ее желания непременно сказать мне что-то хорошее. Вроде бы мы с ней дружили уже больше года, а я все еще не могла привыкнуть к тому, что она у меня есть.