Владимир Скачков - Проклятье Неубивающего
— Вот что, — произнёс Толик, — вы тут стол накрывайте, а я ополоснусь.
— Конечно, — отозвалась Маша, — иди, мы всё доделаем.
— Только мясо не трогайте, — Толик уже шёл к карьеру, сбрасывая по пути одежду.
Девушки принялись хлопотать над съестными припасами, парни помогали, но вяло.
Толик вернулся быстро, чистый и мокрый, и сразу приступил к критике:
— Водку, зачем достали? Вино вытаскивай, красное, мы же мясо хавать будем, а не сало. И, давайте начнём, есть очень хочется.
— А водка чем помешала? — поинтересовался Сашка.
— Ну, хочешь, пей, — разрешил Толик. — Но к шашлыку красное надо, пусть он и неправильный, и сделан из свинины, по-русски…
— Зато армянином, — вставил Рафик.
— Вот и давайте неправильный шашлык уничтожать. Девушки, присаживайтесь ближе, — предложил Вася и первым взял шампур.
Никого упрашивать не пришлось, проголодались на свежем воздухе все, и несколько минут стояла тишина, нарушаемая чавканьем и сопением. Потом уже ели медленно и не спеша, смакуя вкус и запивая хорошим грузинским вином неправильный шашлык из свинины.
Солнце скрылось, наступили сумерки, свет костра разгонял приближающуюся тьму, на небе зажглись звёзды, непривычно яркие для городских жителей. Потянуло на романтику, выпитое вино разогрело кровь, но не опьянило, только подняло настроение, усталость и заботы отошли на задний план. Илья принёс из машины гитару и тихо напевал песенку, перебирая струны.
— Вась, — попросил Сашка, — сыграй что-нибудь.
— Так ты и на гитаре играть умеешь? — спросила Вера, приподнимая левую бровь.
— Так, баловство, два года в руки не брал, — отмахнулся Вася.
— Да ладно тебе ломаться, сбацай, — настаивал Сашка.
— Попрошу отметить, — Вася взял гитару, — не я этого захотел.
Он пробежался пальцами по струнам, пробуя, и запел хриплым баритоном:
Мы шагали, не зная куда,
Не разбирая дорог.
Искали и это, искали и то,
Не зная, кто наш пророк.
И рискуя кончину найти,
Мы продолжали свой смертный путь.
И тебя обмануть, и себя обмануть,
Смог бы твой лучший друг…
Вася резко смолк, ещё не ушли далеко звуки песни, а он уже отдал гитару Илье, а сам взял бутылку водки и распечатал её.
— Удав, ты, почему не допел? — спросил Сашка.
— Песни Вовчика, мог петь только Вовчик, — дал он туманное, с точки зрения Веры, объяснение, но остальные только кивали.
— А, — протянул Сашка, — понятно. Давайте, помянем его добрым словом.
Вася налил парням водки в стаканы, и они молча выпили.
Илья заиграл что-то грустное и жутко тоскливое. Вера тихо спросила Васю:
— Кто такой Вовчик?
— Был у нас друг, поэт и музыкант, — так же тихо ответил он, — хорошие песни сочинял.
— И что с ним случилось?
— Вскрыл вены в ванной, когда его обнаружили, он уже остыл. Я был там, видел, как он плавал в собственной крови, страшно…
— Зачем он так?
— Не смог пережить позора, как он считал.
— Какого позора?
— Дело прошлое, — Вася не хотел вспоминать, но Вера настаивала, и он поведал: — Четыре паренька, чуть старше его, «поиграли» с ним в гестапо. Поизмывались они над ним, как только могли. Их посадили, всех, за садизм. Володя долго лечился после этого в психиатрической больнице, но, как оказалось, мало, или как-то неправильно лечили, не знаю. Через неделю после выписки, он покончил жизнь самоубийством.
— Звучит мерзко, — поморщилась Вера.
— Ещё как, — вклинился в разговор Сашка, он, оказывается, подслушивал. — Я на суд ходил, прокрался в зал заседаний и спрятался. Так эти скоты, веселились там, до самого приговора, вот когда они испугались, но было поздно.
— Да, чтобы правосудие не сделало, а Вовчика уже не вернуть, — хмуро отозвался Василий.
— Мужики, может, хватит о грустном? Мы отдыхаем, или как? — Толик с презрением отодвинул бутылку водки и налил всем вина.
— Блин, действительно, — Илья протянул гитару Васе, — Удав, изобрази что-нибудь весёленькое.
— Ну и что изволите? — Вася вновь пристроил гитару на коленке.
— «Куликово поле», — предложил Илья.
— А татарин не обидится? — спросил Вася, перебирая струны, и ухмыляясь кивнул на Рафаэля.
— У татарина, — парировал Рафик, — смешанной крови не меньше твоего. Пой.
Вася ударил рукой по струнам и запел:
Как на поле Куликовом
Засвистали кулики,
И в порядке бестолковом
Вышли русские полки.
Как дыхнули перегаром,
За версту разит.
Значит, выпили немало,
Будет враг разбит!
Припев подхватили все вместе, только Вера молча слушала бравурную песню:
И налево наша рать,
И направо наша рать,
Хорошо с перепоя
Мечом помахать!
Князь великий, русский Дмитрий
Был одет в одни портки.
Всю кольчугу в пьяной драке
Разорвали на куски.
Схватил кружку самогона,
И как закричит:
«Если выпью её залпом —
Будет враг разбит!»
Князь великий влез на лошадь,
Но раскачивает его.
«Ах ты, пьяная скотина,
Аль не видишь ничего?»
Хапнул кружку с самогоном,
И опять кричит:
«Если выпью её залпом —
Будет враг разбит!»
Смолкли слова песни, они ещё долго отдавались эхом в ночном лесу, вода и стены карьера отражали звуки и не хотели их отпускать, а, может, это просто звенело в ушах от громкого пения. Вася прислушался, как показалось Вере, к удаляющимся звукам, но она ошиблась.
— Ну, и чего ты там стоишь? — непонятно к кому обратился Вася в темноту леса. — Раз пришёл, будь гостем.
— Ты кому это говоришь? — насторожился Рафик.
— Да стоит тут в кустах «друг» один, показаться боится, — объяснил Вася и снова крикнул невидимому «гостю»: — Эй! Топай сюда, не съедим мы тебя.
Послышались неуверенные шаги и в круг света от костра, вышел помятый солдатик. Смотрелся он жалко, грязная гимнастёрка, давно не чищеные сапоги, лицо чумазое с серыми разводами, даже автомат АК-74, висящий на ремне, не внушал уважения к его обладателю.
— Есть хочешь? — миролюбиво спросил Вася.
— Да, — затравленно озираясь, подтвердил солдатик.
— Сажайся к огоньку, хавай, — широким жестом пригласил Рафик, — нам всё равно не осилить. Игорёшка, у тебя водяра? Налей служивому.
Вася передал гитару Илье, а сам, впрочем, как и все остальные, принялся разглядывать нежданного гостя. Тот ел жадно, как будто месяц не видел маковой росинки, проглатывал куски, почти не жуя, и зыркал по сторонам.
— Давно в бегах? — нарушил молчание Вася, солдатик дёрнулся к автомату, но Вася остановил его небрежным взмахом руки. — Не трепыхайся зазря, так и так не успеешь затвор передёрнуть, сиди спокойно, никто тебя обижать не собирается.
