Анри Лёвенбрюк - Синдром Коперника
С затаенной мыслью я шел по тротуарам, не сводя глаз с выстроившихся в ряд фасадов. Я пересек несколько улиц, держа сжатые кулаки в карманах, чувствуя себя почти невесомым, затем, через четверть часа, может быть больше, в переулке за площадью Поль-Леото я наконец увидел то, что искал. На стене рядом со входом висела латунная табличка с выгравированной надписью: «Софи Зенати, психолог, второй этаж, налево».
Не колеблясь, я вошел в подъезд старого парижского дома и поднялся по красной лесенке. Добравшись до второго этажа, я в нерешительности постоял перед дверью, покусывая губы, потом наконец позвонил. Ничего. Никого нет? Обеспокоенный, я позвонил снова. Если никого нет, хватит ли мне храбрости найти другого психолога? Но тут я услышал приближающиеся шаги, под тяжестью которых поскрипывали половицы старого паркета.
— Здравствуйте, месье, вы записаны?
Передо мной стояла темноволосая женщина лет сорока, невысокая, полноватая, с холодным лицом.
— Нет, — ответил я, пожимая плечами.
— Вы хотите записаться?
— Нет, я бы хотел попасть к психологу немедленно, — ответил я, не растерявшись.
— Сожалею, но я принимаю только по записи.
Значит, это она. Я задумался, похожа ли она на психолога. Вернее, обязательно ли психолог должен быть похож на моего психиатра. Увижу ли я в ее глазах нечто такое, что напомнит мне доктора Гийома? Я смирился с мыслью, что это, должно быть, не так уж важно. Разумеется, это бы меня успокоило, но я вынужден считаться с обстоятельствами. Мой психиатр умер, и мне придется научиться доверять другому человеку. Совершенно другому.
— Да, я понимаю, но случай срочный, — настаивал я.
— Срочный?
— Да. Мне нужно узнать, шизофреник я или нет.
Моя собеседница приподняла брови:
— Понятно.
Она заколебалась. Я стоял не шелохнувшись. Просто ее рассматривал. Мне не хотелось больше ничего говорить. Нечто вроде теста. Если она решит обсудить этот вопрос, возможно, это будет знак, что я могу ей довериться.
— Ладно, — вздохнула она, — могу принять вас через четверть часа, только не на полный сеанс. А потом надо будет записаться… Так не делается, знаете ли…
— Спасибо.
Она впустила меня, мы прошли по обитому деревом коридору, потом она попросила меня подождать в приемной. Я присел, чувствуя некоторую неловкость, и спрятал руки под себя, словно испуганный ребенок. Женщина скрылась за двойной дверью.
Довольно долго я просидел не шевелясь, словно парализованный, потом понемногу расслабился и стал изучать комнату, будто школьник перед кабинетом директора. В углу, слева от меня, в больших контейнерах из-под стирального порошка лежали деревянные и пластиковые игрушки. Справа, в хромоногом книжном шкафчике, в беспорядке стояли книги. Невольно я обратил внимание на крупный красный заголовок, выделявшийся на общем фоне. «Крамер против Крамера». На светлых стенах развешаны — уже давно, судя по их виду, — плакаты с телефонами экстренной помощи, вроде срочной помощи женщинам, подвергшимся бытовому насилию, и других социальных служб. Прямо передо мной громоздились кипы потрепанных журналов. Сверху «Пари-матч» обещал разоблачить все тайны личной жизни премьер-министра. Рядом валялся номер «Эль», расхваливающий специальную летнюю диету.
Я вытащил ладони из-под себя и нервно потер их одну о другую. Правильно ли я поступил, придя сюда? Да, безусловно. Это был разумный поступок. Даже исключительно разумный, и я мог им гордиться. Осмысленный поступок.
В любом случае, мне нужно мнение постороннего человека. Мнение профессионала. Я наверняка не справлюсь сам ни со своими страхами, ни с этим внезапным, хоть и оправданным сомнением по поводу своей болезни. К тому же доктор Гийом умер. Или же его никогда не было. Я уже и сам не знал… В общем, да, мне требовалась помощь, сомневаться в этом не приходилось.
Спустя несколько мгновений, когда я пытался разглядеть названия других книг в шкафчике, дверь снова отворилась. Я услышал, как психолог с кем-то прощается. Из кабинета вышла молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати, которая пересекла приемную, не взглянув на меня. У нее были коротко стриженные, под мальчика, волосы и смуглая кожа жительницы Средиземноморья. Может даже, ее кожу позолотило солнце Северной Африки? Тонкие черты, нежное лицо, выражение грустное и настороженное. В глазах плескалась весенняя зелень. Я смотрел, как она уходит, не решаясь сказать ей «до свидания». У доктора Гийома я никогда не встречал других пациентов.
— Прошу вас, заходите, месье.
Я медленно поднялся и вошел, потирая нос левой рукой и все больше нервничая. Психолог сидела за неубранным столом и серьезно меня рассматривала.
— Садитесь, — сказала она, указывая на стул перед собой.
Я подчинился, разглядывая царивший в кабинете беспорядок. Книги свалены в кучи, на полу компьютер, большой белый кондиционер… Я ожидал, что обстановка будет более строгой, а главное, более опрятной. Разве неаккуратный человек может быть хорошим психологом?
— Хорошо. Прежде всего, как вас зовут?
— Меня зовут Виго Равель. Как композитора. Мне тридцать шесть лет.
Я увидел, что она записала мое имя в большой черный журнал.
— Ну хорошо, расскажите мне все.
— Доктор, мне кажется, что…
— Я сразу же вас перебью, — сказала она, подняв ручку. — Я не доктор. Я психолог.
— Разве это не одно и то же?
— Конечно нет. Я не изучала медицину…
— Ничего страшного, — улыбнулся я, — я ведь сумасшедший, а не больной.
Она осталась на удивление невозмутимой. Ее это не рассмешило.
— Почему вы утверждаете, что вы сумасшедший?
— На самом деле это не я утверждаю. Так говорят мои родители и психиатр, доктор Гийом. Они считают, что я шизофреник… Меня лечат уже много лет.
— А вы им не верите?
Она говорила ровным голосом и кивала через равные промежутки времени, словно хотела показать, что прекрасно понимает все, о чем я говорю, или, вероятно, чтобы меня успокоить. Самое удивительное, что это срабатывало. Сам не понимая почему, я уже испытывал доверие к этой женщине. В ее взгляде было некое противоречие, которое мне нравилось: она держалась одновременно по-матерински и нейтрально. Покровительственно и беспристрастно. У меня возникло ощущение, что она меня не осудит, что бы я ей ни рассказал. В отличие от доктора Гийома, который всегда смотрел на меня так, словно прикидывал, какую оценку мне поставить.
— Ну, тут все несколько сложнее. Сначала я им не верил, потом в конце концов поверил, но теперь у меня снова возникли сомнения… Это немного запутанно, я согласен. Мне хотелось поговорить об этом с моим психиатром, и я не стал бы вас беспокоить, но беда в том, что он погиб. В теракте.
