Андрей Бондаренко - АнтиМетро
Где-то рядом раздался приглушённый смешок, бесшумно приоткрылась дверь правого кабинета, и мужественный голос Мельникова предложил:
– Заходите, родимые! И болтливые – без меры…
– Как же он там оказался? – недоумённо прошептала Таня. – Впрочем, я, кажется, догадалась. Наверное, в стенах туннелей существуют всякие секретные коридоры, ведущие от одного края платформы к другому. В том числе, и в кабинет господина коменданта…
Кабинет подполковника, хотя и был подземным, ничем не отличался от кабинетов других подполковников спецслужб: длинный офисный стол с кожаным креслом в торце, монитор компьютера, лазерный принтер, несколько разномастных телефонных аппаратов, стулья для посетителей, громоздкий сейф в углу, вдоль стен – пластиковые стеллажи, плотно забитые книгами, справочниками и пухлыми картонными скоросшивателями. Ещё имелись две неприметные двери: одна с доходчивой табличкой «WC», другая без всяких табличек. Ну, и портрет руководителей страны – на стене, за креслом Мельникова.
«Тот самый, знаменитый! С горными лыжами!», – не преминул схохмить насмешливый внутренний голос. – «Знать, братец, не напрасно ты тогда извилины напрягал, старался, ночами не спал…».
Приметная вещь в кабинете была всего одна – в дальнем углу, на высокой тумбе располагался квадратный тёмно-зелёный ящик, оснащённый длинной чёрной антенной. Ящик умиротворённо и сыто гудел, лукаво и радостно подмигивая разноцветными лампочками.
– Армейская рация, – понятливо прищурилась Татьяна. – Вернее, автономный излучатель радиоволн в узком диапазоне, понятное дело…
– Наблюдательная и очень сообразительная особа! – одобрил Борис Иванович, после чего поскучнел, нахмурился и, подпустив в голос свинца, велел: – Присаживайтесь, девушка! И предъявите, пожалуйста, документы… Артём Петрович, гнездись рядом со своей шустрой наядой. Прошу!
Таня, демонстративно шумно устроившись на одном из стульев, достала из внутреннего кармана куртки паспорт и, презрительно хмыкнув, отправила его по гладкой столешнице по направлению к подполковнику. Мельников взял документ, раскрыл его на первой странице, небрежно пробежался пальцами правой руки по клавиатуре компьютера, внимательно уставился в монитор и, удивлённо присвистнув, объявил:
– Надо же! Оказывается, что на этом свете ещё встречаются самые натуральные чудеса! А я-то, старый пессимист и циник, думал, что всё врут в толстых книжках… Итак. Татьяна Сергеевна Громова, девятнадцати лет от роду, студентка второго курса Первого Меда. Красавица, круглая отличница, посещает всякие клубы, студии и кружки. Завзятая театралка, регулярно наведывается в музеи и на разнообразные выставки… И, при всём этом, является идеалом – в плане крепких моральных устоев и сбережения девичьего целомудрия. Что, согласитесь, для наших легкомысленных и распутных времён является откровенным нонсенсом…
– Можно и в глаз получить, шутник в погонах! – пунцово покраснев и стараясь не смотреть в сторону Артёма, грозно пообещала Татьяна.
– Можно! – радостно согласился с ней подполковник. – Потому, что наша Татьяна Сергеевна – кроме всего прочего – ещё занимается в секции восточных единоборств. Имеет коричневый пояс по дзюдо и является серебряным призёром по айкидо студенческого первенства Санкт-Петербурга. В весе до пятидесяти двух килограмм…
– Засудили меня тогда, сволочи наглые, – сердито пробормотала девушка. – Происки и откровенные интриги, так их всех… Ничего, по осени – в обязательном порядке – возьму реванш…
– Она, Белов, ещё и закоренелая реваншистка! – продолжал веселиться подполковник. – Упасть и не встать! Забыть и не вспомнить! Бывает же… Да, влип ты, Тёмный, по самое не могу! Такая уже не отпустит! Пропал ты, братец! Не забудьте потом, когда окончательно созреете, пригласить меня на свадьбу…, – запнулся, видимо, вспомнив о непростых реалиях, и опять направил разговор в серьёзное русло: – Ладно, с юмором я на сегодня закончил! Извините, это, наверное, такая нервная реакция – на события последних часов… Может такое быть, уважаемая Татьяна Сергеевна? Вы же, как-никак, будущий доктор. А компьютер дополнительно сообщает, что вы увлекаетесь не только хирургией, но и психиатрией.
– Ваша избыточная весёлость, господин комендант, действительно, может являться защитной реакцией вашего подсознания на избыточное нервное напряжение. И, даже, скорее всего…
– Спасибо! Так, вот… Артём Петрович, ты полностью уверен в своей сердечной подруге? Головой отвечаешь за неё? Вы, надеюсь, уже давно знакомы?
– Достаточно давно, – осторожно ответил Артём. – Отвечаю головой…
Мельников, с минуту-другую задумчиво побарабанив подушечками пальцев по чёрному бруску рации, лежавшему на столе, непонятно вздохнул и продолжил:
– Хорошо, верю! И перехожу к главному… У нас сработала сирена: сперва обычным образом, потом «пиковым» – одно длинное завывание, два коротких. Включили с наземного пункта, понятное дело. Потом загудели поезда, видимо, им передали отдельную команду по «метрошной» связи… Я тут же вышел на связь с руководством. Генерал начал испуганно мямлить в трубку, мол, ничего толком неизвестно, мол, всё ещё обойдётся. Но, при этом, приказал действовать в строгом соответствии с инструкциями, то есть, по полной программе… Один состав уже стоял на станции, другой подходил к ней. Мы напялили на морды противогазы и, благословясь, пустили на перрон и в туннели газ… Секретный, естественно. Усыпляющий, с затормаживающим эффектом. После этого – почти сразу же – оно и рвануло. Слава Богу, что к этому моменту заградительный щит возле эскалаторов уже выполз-сработал…
– Значит, мы не теряли сознания? – торопливо уточнила Татьяна. – А секретный газ был слабой концентрации? Рассчитанный только на час здорового сна?
– Да, примерно на час. Зачем, собственно, дольше? Мои бойцы пересчитали всех «пассажиров», включая тех, кто на перроне ждал последнего поезда, проверили – специальными приборами – на наличие взрывчатки и различного оружия, включая холодное. Конфисковали три травматических пистолета, шесть перочинных ножей и парочку кастетов… Хорошо ещё, что всё это произошло ночью. Представляете, что было бы, если «Атомную тревогу» объявили бы днём, когда в метро – единовременно – находились бы многие десятки тысяч человек? Даже, подумать страшно…
– А усыпляющий газ, он – зачем? Чтобы пресечь панику?
– Панику, истерию и массовый психоз. Инструкция, ничего не попишешь…
– А большая круглая лампа дневного света? – не сдавалась девушка. – Та, что висит в станционном зале, над трибуной? Она, ведь, тоже…
