Габриэль Зевин - Право на рождение. Дилогия (ЛП)
Добралась я до квартиры около десяти. Дейзи Гоголь, Нетти и Вин уже ждали меня, никто не выглядел довольным.
— Мы должны немедленно отвезти ее в больницу, — заявила Нетти.
— Я в порядке, — ответила я и рухнула на диван. — Утомилась, но в порядке.
Дейзи Гоголь стрельнула в меня злым взглядом.
— Я могла бы остановить тебя, но не хотелось причинять боль. Не привыкла, чтобы защищаемые толкали меня.
Я извинилась перед Дейзи.
— В больнице сказали приглядеть за ней, чтобы убедиться, что она не ляжет спать. — Нетти поднялась с дивана и скрестила руки на груди. — Я бы приглядела, но даже видеть ее не желаю.
— Это сделаю я, — вызвался Вин, явно не в восторге от этой задачи.
— Послушай, Нетти, не сердись. Думаю, я нашла того, кто пытался нас убить. — И затем я рассказала всем, что узнала за этот день.
— Ты не можешь продолжать в том же духе, — читала мне нотации Нетти. — Сбегать и не говорить никому, куда направляешься и что случилось. Я устала от этого. И для отчета, я не хочу кончить как брат или, — ее голос несколько сорвался — еще и как сестра, Анни. — Я встала обнять ее, но она вырвалась, выбежала в коридор, а оттуда в свою спальню. Секундой позже донесся хлопок двери.
— Я повернулась к Дейзи.
— Можешь пойти домой, если хочешь.
Дейзи мотнула головой.
— Не могу. Мистер Киплинг велел мне оставаться на страже всю ночь. Он был крайне обеспокоен твоей безопасностью.
— Отлично, но знай, что этим днем я уволила мистера Киплинга.
— Да, — отвечала Дейзи, — это он тоже сказал. Он сообщил, что лично покроет мою зарплату.
Дейзи направилась в прихожую занимать пост наблюдения.
Я обратно присела на диван. Вин пришел с кухни и принес банку замороженного горошка для моей головы.
— Кажется, для него уже слишком поздно, — сказала я.
— Для замороженного горошка никогда не поздно, — бодро объявил Вин.
— Ты тоже на меня злишься?
— С чего бы? Просто с того, что ты подвергла свою жизнь опасности и никому не сказала, что и где собираешься делать? С чего бы мне волноваться? Я не волнуюсь за тебя.
Он приложил к моей голове горошек, как часто я сама прикладывала его к голове Лео. Я чуточку поморщилась от холода и потянулась поцеловать его, но голова моя весила целый пуд. Я снова легла на подушку.
— Прости, — сказала я.
— Думаешь, я страстно желаю быть поцелованным тобой? На данный момент ты ужасающе изуродована. — Он склонился для легкого и сладкого поцелуя. — Ну что мне с тобой поделать? — Его голос был мягким и низким.
Поскольку мне пришлось бы разбираться со всем самой, я решила описать затруднительные события дня, заканчивая просьбой Толстого отречься от любой руководящей должности в «Шоколаде Баланчина».
— Разве это так ужасно? — спросил Вин. — Что он сказал по существу, так это то, что ты можешь уходить.
— А как же Лео? Как же папа? — спросила я.
— «Шоколад Баланчина» никоим образом не сможет их вернуть, Анни.
Хороший совет. И по правде говоря, самый быстрый способ уничтожить «Шоколад Баланчина» и наследство отца — каковым и являлось его дело — ввязаться в войны с Толстым за главенство. Да и в любом случае, что я знаю о ведении бизнеса?
Я передвинула банку с горошком так, чтобы он закрыл мои глаза. Даже они, казалось, болели. Побыть в холоде и темноте — значит, чувствовать покой.
***
В Бассейне я не была с тех пор как готовила речь перед отправкой в Свободу в прошлом году. Помимо Толстого так много людей, которых я знала, были мертвы, сбежали или находились в тюрьме, в то время как все остальные были смутно и приблизительно знакомы, я не знала никого из них лично. Такова черта всех преступных семей — вам не следует ни к кому слишком привязываться.
Толстый попросил меня объяснить исчезновение Микки и причастность Софии к отравлению и нападениям на мою семью, что я и сделала. Затем заявила, что поддерживаю Толстого в его желании стать временным главой семьи Баланчиных. Этому настрою сопутствовали прохладные овации. Толстый выступил с краткой речью своего видения семьи. Видение его не отличалось от видений предыдущих глав: в основном мысли о поддержании качества продукции и ограничении задержек поставок, и т. д. Наконец Толстый открылся присутствующим для вопросов.
Ко мне обратился мужчина с курчавыми усами и в круглых очках:
— Аня, я Пип Баланчин. Меня интересуют твои делишки с новым окружным прокурором. Она, кажется, против шоколада?
— Не особо, — ответила я. — Единственное, что ее волнует — это деньги и продвижение.
Мужчина рассмеялся над моим суждением.
Черный мужчина с красной индейской трубкой в волосах:
— Ты парень хороший, Толстый, но ты содержишь ресторан. Ты всерьез думаешь возглавить семью Баланчиных?
— Да, — отвечал Толстый, — подумываю. Потому что лично я устал от беспорядка. Бизнесу это ничем не помогает, и уж конечно, шоколаду. Думаю, мы сами снизили продажи. Отравление может стать возможностью перестроить бизнес, но…
Встреча продолжалась дальше, хотя мое присутствие едва ли казалось необходимым. Дейзи Гоголь стояла позади меня, что было традицией на подобных встречах, и изредка меня подталкивала. Но что я могла сказать? По правде говоря, часть меня была по-настоящему счастлива от управления компанией Толстым.
Может быть, я и узнала кое-что о какао, но до сих пор еще оставалось много других аспектов бизнеса, которых я не знала. И бесконечные враки Юджи Оно о том, чтобы мне стать катализатором подбрасывали дровишек — быть катализатором мне не хотелось. Я пыталась позвонить ему за день перед конфронтацией на счет всего того, что сказала София Биттер. У меня до сих пор оставалось много вопросов. Он помогал в заговоре против Лео из любви к Софии или от ненависти ко мне, или у него имелись вообще другие причины? Он и вправду верил во все сказанное или охотился на меня, молоденькую и восприимчивую к лести? Что он знал о Саймоне Грине? Но по имевшемуся номеру Юджи нас не связывали. Такой загадкой прежде он для меня не был.
Я сидела на дне пустого бассейна и позволила воспоминаниям течь. Я думала о Мексике. Вода там была такой голубой. Я задалась вопросом, как там Тео. Я была слишком смущена, чтобы связаться с ним. Сделай я это по телефону, мне бы пришлось столкнуться с одной из могучих женщин Маркесов. А письмом казалось невозможным — я не слишком хороша в словах.
Мужчина с курчавыми усами обернулся ко мне.
— Аня, ты планируешь посовещаться с Толстым? Мне приятно знать, что хотя бы один из детей Лео Баланчина в деле.
Я обещала приглядывать за кузеном. Затем из уважения склонила голову перед Толстым.
— Аня знает, моя дверь всегда открыта для нее, — ответил Толстый. — А когда она подрастет и узнает больше, ее участие в бизнесе станет больше, чем она даже желает.
