Тина Дженкинс - Пробуждение
Пока мэр слушал объяснения директора, Марко осторожно двинулся вокруг похожего на аквариум ящика с прозрачной стенкой, внутри которого находилась Голова, плававшая в какой-то плотной жидкости. Вот, слегка искаженная сверканием крошечных призм формованного стекла, она целиком появилась в поле его зрения, и Марко увидел, что Голова как бы подвешена на множестве поблескивающих, точно шелковых нитей.
— Скажите, пожалуйста, какова, по-вашему, вероятность того, что этого джентльмена удастся… гм-м… реанимировать? — спросил тем временем Вильялобос.
— Видите ли, господин мэр, среди наших самых старых пациентов много таких, которым еще на стадии замораживания был нанесен серьезный ущерб на клеточном уровне. Именно масштабы этого ущерба не позволяют нашим наноботам — крошечным компьютерам, которые мы используем для лечения локальных дефектов сердечной мышцы или коры головного мозга, — справиться с обширными поражениями множества клеток. Но специальная технология для этого уже разрабатывается, и я уверен, что вскоре она будет создана и опробована. Нам, во всяком случае, нравится считать, что у Головы, которая была заморожена и законсервирована практически без ошибок, очень много шансов вернуться к жизни.
Марко почти не слушал объяснений директора. Его буквально загипнотизировало… существо, плававшее в стеклянном аквариуме. Голова была слегка наклонена вперед, так что мальчику пришлось нагнуться, чтобы разглядеть, что находится за частоколом полуопущенных слипшихся ресниц. В узких щелочках между веками виднелись только молочно-серые белки; бескровные губы распухли и фактурой напоминали сырую резину. Рот широко открыт; внутри Марко разглядел зубы в неопрятных желтых пятнах и за ними — коричневатый, словно усохший язык.
— Можно нам взять его домой? — спросил Марко.
Все повернулись к мальчику.
— Он выглядит совсем больным, папа.
— Наш дом похож на ветеринарную лечебницу, — пояснил мэр. — Мой сын приносит домой всех раненых и больных животных — но голов пока нет.
Шагнув к сыну, Вильялобос отечески обнял мальчика за шею.
— С тобой все в порядке, Марко?
— Ты должен посмотреть на это, — сказал тот.
На мгновение оба замерли, пристально глядя на Голову. Потом мальчик сказал:
— Да.
— Должен признаться — мне не верится, что эта штука…
— Голова, — поправил директор.
— …Что эта Голова сможет когда-нибудь снова ожить.
— Мы провели несколько сканирований. По нашим данным, отмерших клеток совсем немного, да и следов разложения почти нет, — возразил директор и добавил: — Это просто поразительно, учитывая способ, каким Голова была заморожена, однако факт остается фактом.
Марко, по-прежнему не особенно прислушивавшийся к словам директора, водил в воздухе пальцем, пытаясь начертить трагическое выражение лица Головы.
— Вывести отдельный орган из криостаза не так уж сложно, это нам по силам, — говорил директор. — Мы делали это уже не раз. Для нас гораздо важнее вернуть к жизни душу человеческого существа. В настоящее время у нас есть экспериментальная собака, которая проходит курс специальной дрессировки. Когда она умрет, мы ее заморозим и оживим только через два года. Нам нужно знать, сохранятся ли полученные собакой навыки — ее, так сказать, индивидуальность.
— А что, если за эти два года вы разоритесь, как разорились остальные компании, специализировавшиеся на разработке криотехнологий? — спросил мэр. — Ведь вся эта отрасль индустрии практически перестала существовать, не так ли?
— Некоторое время назад криотехника действительно переживала сложный период, — нехотя согласился директор и тут же перешел в атаку: — Наш институт — старейший в мире исследовательский центр в этой области, так что в ближайшее время банкротство нам не грозит. Наших фондов хватит до середины столетия. Многие ли компании могут сказать о себе то же самое? Вот вы, например, можете?..
— Я не знаю, что будет с моими компаниями даже в следующем году, — рассмеялся мэр. — Скажите, известно ли, кто… кем был этот человек?
— О да! — откликнулся директор. Вопрос мэра, по всей видимости, доставил ему удовольствие. — Этого человека звали доктор Натаниэль Шихэйн; он жил в Венисе, в Калифорнии. Его история — современный вариант легенды о Ромео и Джульетте. Тридцать один год назад доктора Шихэйна застрелил на улице какой-то подонок. По счастливому стечению обстоятельств его жена Мэри, которая была с ним в день гибели, занималась разработкой криотехнологий. Она не захотела навсегда терять мужа, поэтому отделила его голову и заморозила ее прямо в машине «скорой помощи» по дороге в этот самый институт. Мэри верила, что когда-нибудь она снова воссоединится с Натом…
— Она еще жива?
— К несчастью, нет. Мэри Шихэйн погибла во время Большого лос-анджелесского землетрясения.
— И ее тело тоже заморожено?
— Нет. Она всегда хотела, чтобы ее тоже заморозили, но ее тело, как и тело ее сына, так и не было найдено.
Марко с тревогой обернулся к отцу. Он знал, что одного упоминания о Большом землетрясении бывает достаточно, чтобы вызвать у того сильнейшую эмоциональную реакцию. Мальчик даже затаил дыхание — ему не хотелось, чтобы кто-то видел его отца плачущим.
— Так много людей погибло! — мрачно промолвил мэр.
— Вы тоже кого-то потеряли?
— Мать. — Вильялобос набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул, словно надеясь таким способом избавиться от охватившей его печали. — Значит, вы говорите — Ромео и Джульетта? Но ведь Натаниэль и Мэри Шихэйн воссоединились…
— Вы имеете в виду — в смерти? Что ж, можно сказать и так, — кивнул директор.
— А если вы оживите Голову, вы снова их разлучите.
— Мы исходим из предпосылки, что доктор Шихэйн был бы рад получить еще один шанс.
Марко поднял руку и осторожно коснулся прозрачной стенки аквариума, словно хотел разгладить набрякшую, морщинистую кожу на лбу замороженного человека.
— Еще один вопрос, — проговорил Вильялобос. — Останется ли мистер Шихэйн таким, как сейчас, или вы пересадите Голову другому телу?
— Разумеется, мы предпочли бы иметь подходящее донорское тело, мистер мэр.
Марко убрал руку, и на холодном стекле остался отпечаток его теплой ладони. Отпечаток был на редкость четким — видна каждая складочка, каждый папилляр. Мальчик пристально смотрел на него, словно надеялся, что след ладони каким-то образом просочится сквозь стекло и передаст Голове тепло прикосновения, изгладит страдальческие морщины с вечно нахмуренного лба.
