Мафусаиловы хляби (СИ) - Рубан Ольга
Глава 7
К вечеру дебильное выражение, а с ним, внезапно, и прыщи ушли с Машкиного лица, снова сменившись пустотой. Пустота тоже была страшна, но хоть не так отталкивающа. А третий день начался с нового необычного явления. Дарья решила взбить дочери подушку, вытащила ее из-под головы и обнаружила, что Машка по-прежнему держит голову на весу. Она мягко надавила девочке на плечи, и та опустилась было на матрас, но через несколько секунд снова поднялась в исходное положение.
«Синдром воздушной подушки» - так это вскоре оценили медики – распространённый кататонический симптом. Круги Ада после этого завертелись в бешеном ритме. Наступил период быстро сменяемых каталептических ступоров и возбуждений. Машка то застывала в диких позах с раскоряченными руками, то вдруг начинала активную и совершенно бессмысленную жестикуляцию, сдобренную безумной мимикой. Жутко было наблюдать ее беготню по палате, на то, как ее рот злобно щерится стиснутыми зубами, а глаза, в противовес ему, лучатся весельем. Медики склонялись к наркотической этимологии заболевания, но анализы крови и мочи не подтвердили их опасений. Тогда-то трудную пациентку начали готовить к транспортировке в Красноярск.
- Вы же понимаете, - несколько виновато объяснял местный эскулап, - Надо бы сделать МСКТ и пункцию взять, а у нас просто нет таких возможностей. Мы организуем вам спецборт и обеспечим медика в сопровождение.
Дарья его прекрасно понимала и ничуть не винила. Пара участковых врачей, травматолог, стоматолог и хирург – вот и весь персонал, призванный вылечить сезонный грипп, заштопать, вправить, зашить, вырезать острый аппендикс, удалить кариозный зуб, а в сложных случаях – всего лишь выдать направление в Краевые больницы. Люд в поселке здоровый, работящий, большего и не требуется. Даже ежегодные профосмотры старатели проходили в Красноярске.
В последний вечер снова заявилась полиция – следователь и его помощник с небольшим чемоданчиком. Следователь хмуро покосился на пускающую слюни Машку, в немом изумлении разглядывающую что-то недоступное другим, понял, что смысла обращаться к ребенку нет, и нехотя сообщил Дарье, что нашелся хозяин сапог, майки и трусов. Вернее, не нашелся, а, наоборот…пропал. Оказывается, вечером накануне Машкиного появления, исчез еще один ребенок, мальчик. Родители были в длительном отъезде, и он оставался с бабушкой, которая отпустила внука погулять и в силу преклонного возраста хватилась только утром, когда пришла будить его в школу.
- Улучшений нет? – спросил он, кивнув на Машку, - Нам бы очень пригодились сейчас ее показания, ведь ясно, что они с этим мальчиком пересекались.
Дарья пожала плечами. Для нее лично улучшения были. Если бы сейчас перед Машкой стоял телевизор, то она выглядела бы нормально. Глаза бегают, рот приоткрыт, ручонки сжаты в кулаки. Будто смотрит захватывающий мультик. Вот только нет никакого мультика - перед ней обшарпанная больничная стена. Поэтому улучшения сомнительные.
- Судя по всему, в поселке завелся какой-то псих или психи. Бог знает, что они делали с детьми, но ясно, что их раздевали и, видимо, потом перепутали вещи. Вероятен сексуальный контекст, и, судя по состоянию вашей дочери, очень жесткий.
- Что?! – Дарья отвела глаза от девочки и уставилась на следователя, - Но врачи уверили меня, что ее так не… обижали!
- Обидеть можно и не прибегая к силе. Тем более маленькую девочку…
- Боже! – Дарья обхватила голову руками и затряслась.
- Одежду мы отправим в Край вместе со всеми отпечатками пальцев, которые сможем собрать, - следователь помолчал, - Если вы не против, я бы хотел взять и ваши, и вашей дочери… Чисто, чтобы избежать путаницы…
Дарья неуверенно протянула помощнику ладони, который тут же раскрыл свой чемоданчик и наликвасил ей - а потом и Машке - пальцы жирной черной краской.
После их ухода появилась Валентина Ивановна с их вещами и кой-какими продуктами и долго причитала, пытаясь достучаться до внучки, а потом методично и очень эмоционально перечисляла Дарье все ошибки, которые та совершила в жизни, начиная с плохого аттестата и заканчивая браком с «блудливым псом».
Дарья рассеянно кивала на каждое мамино утверждение, а сама с суеверной жутью наблюдала, как меняется Машкино лицо. Живой интерес сменился сначала уже знакомой – трупной – пустотой, а потом в ее глазах забрезжили напряжение и какая-то мысль.
С натугой, словно каждое слово давалось ей неимоверным трудом, она противно надула губы и впервые заговорила: «Не только… м-м.. м-м.. женщины и мужчины любят. Мужчины и мужчины тоже. Любят-любят. И обнимаются. И целуются. Это любовь. М-м… М-м... Любовь-любовь… Они тоже могут друг друга любить. Любить-любить».
Валентина Ивановна взвизгнула и бросилась прочь из палаты, а Дарья словно срослась с койкой, на которой сидела, до боли вцепившись в металлические перекладины. Голос был Машкин, но интонации совершенно чужие. Эти «м-м… м-м…» и идиотские повторения, через которые неведомый говорун безуспешно пытался пробиться...
- Кто.. ты? – спросила она онемевшими губами.
Машка слегка повернула в ее сторону голову, словно прислушиваясь, а потом все так же натужно произнесла: «Они говорят со мной, доктор… говорят-говорят. Голоса. М-м.. м-м..».
Через мгновенье в палате появилась испуганная Валентина Ивановна и теснящий ее дежурный доктор. Но Машка уже «опустела», и ему оставалось только записать все с Дарьиных слов. Тогда ее словарный запас пополнился такими понятиями, как «эхолалия» и «персеверация», а Машкина медкарта новыми симптомами. Дарья хотела донести до врача, что кто бы ни говорил ее ртом, это была не Машка. Совсем не Машка. Она вспомнила, как влажно блестели ее собранные в бутончик губы. Такие же чужие, как трусы и майка. Как сапоги! Но она отогнала эти мысли как прямой путь в дремучее мракобесие.
Валентина Ивановна, немного успокоившись, поцеловала на прощание дочь и внучку и, сморкаясь в платочек, удалилась, пообещав приехать помочь, как только закончит годовые отчеты.
Последним в этот вечер пришел Олег с большим плюшевым зайцем под мышкой. Дарья плаксиво скривилась:
- Боюсь, заяц ей ни к чему…
- Зато, надеюсь, будет рада ему, когда поправится, - он пристроил игрушку в изголовье Машкиной кровати и с некоторым смущением вгляделся в ее лицо. Машка снова «смотрела мультики», как про себя окрестила это состояние Дарья. Врачи же предполагали некий «онейроид» - звяк в копилку словарного запаса и еще одна запись в медкарту.
- Следователь считает, что… было сексуальное насилие. Врачи же говорят, что нет никаких… следов… То есть они что-то такое делали или показывали ей, что у нее… крыша совсем съехала. Что можно было такое показать ребенку, чтобы…
- Почему он так считает?
- Ее раздевали. Догола. А потом перепутали вещи. А еще, судя по всему, закапывали в землю. Но где-то в теплом месте, потому что ни переохлаждения, ни обморожений, - она нехотя подняла на Олега глаза и пояснила, - без колготок ее нашла. Явно она не по тайге слонялась шесть дней.
- Знаешь, это не факт, - неуверенно ответил Олег, - Говорят, люди, когда замерзают, начинают чувствовать жар и раздеваются. Может, и Маша…
- Ага, - Дарья горько усмехнулась, - Стало жарко, разделась, закопалась в мерзлую землю, чтобы остыть, а потом откопалась и снова оделась. А заодно прихватила трусы какого-то охлаждающегося рядом пацанёнка, а ему, взамен, оставила свои колготки со стразиками.
- Ладно, ладно – произнес Олег успокаивающе, старательно избегая ее взгляда, - Я глупость сказал, признаю́.
Дарья видела, что Олег смущен и зажат, и тут же вспыхнула от неожиданно вернувшегося стыда. Неужели он до сих пор переживает тот нелепый конфуз? Зачем тогда пришел?
- Что там за мальчишка пропал, кстати? – спросила она, нервно теребя поясок халата.
- Из пятого класса. Я его почти и не знал… Родители сами виноваты, оставили с бабкой-маразматичкой… Словом, уезжайте. Я уверен, что в Центре ей помогут. Детишки довольно стойкие существа. То, что взрослого может серьезно подкосить, они переживают без особых последствий, - Олег поднялся, достал из внутреннего кармана сверток и вложил в Дарьины руки, - Только не отказывайся. Мне все равно они ни к чему здесь, а вам с Марией пригодятся и в лечении, и в жизни.
