Чарлз Тодд - Красная дверь
Чарлз Тодд - Красная дверь краткое содержание
Чарлз Тодд
Красная дверь
Мы никогда не бегали с быками в Памплоне,
не видели иллюминации в нашу честь,
не слышали хвалебных гимнов и не находили решения
всех проблем мироздания, но, клянусь Богом,
мы наслаждались разговорами обо всем,
что может предложить жизнь…
Боже, благослови бабочек.
Уильям Грэнджер Тичи15 мая 1930 г. — 25 июля 2008 г.
Глава 1
Ноябрь 1918 года, Ланкашир
Она стояла перед высоким зеркалом, которое Питер подарил ей на вторую годовщину их брака, и разглядывала себя. Ее волосы, ранее поблескивающие золотом, почти приобрели цвет соломы, а лицо покрылось морщинами от работы на огороде во время войны, хотя она прикрывала голову шляпой. Кожа рук, некогда шелковая — Питер всегда говорил ей это, — тоже сморщилась, а глаза, хотя все еще ярко-голубые, смотрели на нее с постаревшего лица другой женщины.
«Неужели я так изменилась за четыре года?» — спрашивала она у своего отражения.
Со вздохом она приняла тот факт, что больше не увидит себя сорокачетырехлетней. Но он наверняка тоже постарел. Возможно, сильнее, чем она, — война была не летним пикником у моря.
Эта мысль слегка взбодрила ее. Она хотела видеть радость и удивление на его лице, когда он наконец вернется домой. Война закончилась — в одиннадцать часов одиннадцатого числа одиннадцатого месяца. Вчера. Теперь осталось недолго ждать, когда он перейдет через холм и поднимется по аллее.
Конечно, из Франции быстро отправят солдат по домам. Это были четыре долгих, одиноких, невыносимых года. Наверное, даже в армии не рассчитывали, что семьи будут ждать больше четырех-шести недель. Ведь союзникам не пришлось оккупировать Германию. В конце концов, это было перемирие, а не капитуляция. Немцы так же хотели вернуться домой, как и англичане.
Питер был на несколько лет моложе ее, хотя она никогда в этом не признавалась и с самого начала лгала о своем возрасте. Мужчине в середине четвертого десятка незачем сражаться во Франции. Но он был кадровым военным и постоянно сражался во всех дальних уголках империи. Франция была почти рядом — ему требовалось только переплыть Лa-Манш, чтобы очутиться в Дувре.
Она никогда не ездила с ним в Африку, Китай, Индию — в богом забытые города, чьи названия ей едва удавалось запомнить, поэтому он купил ей карту и повесил ее в гостиной, чтобы она могла каждый день видеть булавки в тех местах, где он находился. Это делало его ближе. Однажды он едва не умер от малярии и не смог приехать домой в отпуск. Это было ужасной зимой, когда умер Тимми, и ей пришлось делать все необходимое одной. Она думала, что потеряет и Питера, что Бог разгневался на нее. Но Питер выжил, и одиночество стало еще хуже, так как в коттедже было не с кем разговаривать, кроме Джейка.
Время от времени Питер присылал ей маленькие подарки: сандаловый веер из Гонконга, шелковые шали из Бенареса и кашемировые из Кашмира. Красивую шерстяную из Новой Зеландии, мягкую и теплую, как валлийское одеяло. Кружевные наволочки из Гоа, раскрашенную чашку с Мадейры. Хорошие подарки, включая золотое кольцо с маленьким, но безупречным рубином, которое он привез из Бирмы.
В его следующий отпуск после смерти Тимми она попросилась поехать с ним в очередную командировку, но Питер обнял ее и сказал, что белые женщины не выживают в африканской жаре, а он скорее уйдет в отставку, чем потеряет ее. Она любила его за это, хотя пошла бы на риск, если бы он разрешил.
Она держала новое платье к его возвращению и каждый день мыла волосы хорошим мылом, ополаскивая их лимонной водой. Конечно, она видела, что нуждается в небольшом количестве пудры, дабы скрыть новые морщины.
Она перечитывала его письма, пока они не стали рваться у нее в руках, и знала наизусть каждое из них. Они лежали в сундучке красного дерева у ее любимого стула, где она могла трогать их и ощущать его присутствие.
Ей пришло в голову, что она должна сделать что-нибудь особенное в тот день, когда Питер войдет в дверь. Что-то, что отвлечет его от изменений, происшедших в ней.
Его письма становились все реже в прошлые два года. А в этом году было только одно. Неужели он что-то скрывал? Она боялась известий о его смерти, хотя большую часть войны он провел в безопасности в штаб-квартире. Но людей ранили каждый день. Хотя, если бы с ним случилось что-то ужасное, он бы сообщил ей или попросил бы медсестру написать жене, так как не мог сделать это сам. У него никогда не было от нее секретов. Они всегда были откровенны друг с другом даже в мелочах. Ну, за исключением разницы в их возрасте. Питер рассказывал ей об охоте на тигра, которая прошла неудачно, об африканском кабане-бородавочнике, который едва не прикончил его, о буре, когда их корабль потерпел крушение посреди Атлантики, об извержении вулкана на Яве, когда он пытался обеспечить безопасность туземцев.
Его последнее письмо было написано в начале лета, сообщая, с каким энтузиазмом британцы встретили американцев, вступивших в военные действия после долгих недель тренировок.
«Немцы не могут продержаться долго, когда янки здесь. Так что, дорогая, не беспокойся. Я выжил, и я вернусь. Вот увидишь!»
Но что, если…
Она выбросила из головы эту мысль, прежде чем та приобрела определенную форму. Если бы что-то случилось, кто-нибудь наверняка сообщил бы ей.
Вместо этого она стала думать, что ей сделать, чтобы выразить радость, любовь и благодарность за его возвращение.
Она окидывала взглядом маленькую спальню, крахмальные занавески, цветастый ковер и такие же розы на покрывале кровати. Нет, не здесь. Оставим эту комнату такой, какой он ее помнит. Она спустилась вниз, заглядывая в каждую комнату и пытаясь смотреть на нее глазами Питера. Не было ни времени, ни денег на покупку новых вещей, а кроме того, Питер много раз говорил ей, что хотел бы оказаться в знакомой обстановке, так как она усиливает ощущение безопасности и уверенность, что он дома.
Отчаявшись, она вышла к воротам посмотреть, нельзя ли прикрепить на них флаг или ленты. Нет, не флаг — это напомнит о войне. И не цветы — их нет в это время года.
Она повернулась к своему дому, аккуратному, белому и хранившему все ее счастье, кроме Тимми. Дом она не обменяла бы ни на что в мире.
Внезапно она поняла, что должна сделать. Это было настолько очевидно, что она удивлялась, как не додумалась до этого раньше.
Следующим утром она пошла в деревню, купила банку краски и принесла ее домой.
После полудня, когда солнце вышло из-за облаков и повеял легкий ветерок, словно ранней осенью, она покрасила полинявшую серую парадную дверь в ярко-красный цвет.
