Мак Рейнольдс - Тайный агент. Сборник фантастических повестей и рассказов
— Вот как? — удивленно моргнул путешественник по времени.
— Это давным–давно известно. Но я буду рад махнуться с вами какой–нибудь вещичкой.
— Ничего не понимаю. Что значит «махнуться»?
— Да я просто хочу обменять что–нибудь из вашего столетия на что–нибудь из моего. Хотя, если честно, в вашем историческом периоде почти ничего для нас интереса не представляет.
Глаза прохожего блеснули, он кашлянул.
— Впрочем, у меня есть атомный карманный ножик. Вряд ли мне нужно доказывать, насколько он превосходит ножи вашей эпохи.
— Хорошо. У меня осталось только десять минут, но вы меня убедили. Мне нужно вернуться с каким–нибудь доказательством.
— Мой ножик вполне подойдет, — кивнул прохожий.
— Конечно, конечно. Знаете, я еще толком не пришел в себя, потому что меня выбрали в последний момент — не захотели рисковать каким–нибудь профессором, понимаете? Отличная штучка, этот ваш ножик. Дайте мне его, пожалуйста.
— Минуточку, приятель. Почему я должен отдавать вам нож? Что вы предлагаете в обмен?
— Но я же из двадцатого века.
— Гм. А я из тридцатого.
Путешественник ненадолго задумался.
— Послушай, друг, у меня мало времени. Не хочешь мои часы?
— Гм. А что–нибудь другое?
— Ну, деньги? Вот, смотри.
— Они интересны только коллекционерам.
— Слушай, но должен же я получить хоть какое–то доказательство!
— Конечно. Но, как говорится, бизнес есть бизнес.
— Черт, и почему я не прихватил пистолет…
— Мы, в наше время, оружием не пользуемся, — гордо заявил прохожий.
— Уж я бы нашел ему применение, — пробормотал путешественник.
— Приятель, у меня каждая секунда на счету. Что ты хочешь? Сам видишь, что у меня есть: одежда, ботинки, бумажник, немного денег, брелок с ключами.
— Я хочу поменяться, но все твои вещи почти никакой ценности не представляют. Вот если бы какое–нибудь произведение искусства… скажем, оригинал известной картины…
— Я что, похож на идиота, который таскает с собой картинную галерею? — не выдержал путешественник. Ладно, я отдам за твой паршивый ножик все, что у меня есть. Кроме брюк.
— А–а, так брюки все–таки оставляешь? Переанг–лить меня хочешь? Кстати, в ваше время знали этот термин?
— Пере… что? Не понимаю.
— Так вот, я немного этимолог…
— Мне тебя жаль, но…
— Что ты, это восхитительное хобби. Хочешь узнать, откуда взялось выражение «переанглить»? Слово «англ» стало популярным в период с 1850 до 1950 года и означало человека родом с востока Соединенных Штатов, потомка предков–англичан, приехавшего в Нью–Мексико и Аризону вскоре после освобождения этих территорий от Мексики, — полагаю, в те времена использовался именно этот термин. Испанцы и индейцы называли пришельцев с востока англами.
— Друг, — взмолился путешественник, — мы все дальше и дальше отходим от..
— Чтобы понять присхождение удивишего тебя слова, нужно отклониться еще немного в сторону. Оно основано на том факте, что эти англы стали богатейшими дельцами двадцатого столетия. Настолько богатыми, что вскоре покорили весь мир своими долларами.
— Понял, понял. У меня лично не так много долларов, чтобы кого–то покорять, но…
— Прекрасно. Суть в том, что англы стали финансовыми гениями мира, самыми хитрыми торговцами, лучше всех торговались и прослыли самыми опытными дельцами.
Путешественник с отчаянием взглянул на часы.
— Только три…
— Третий фактор взят из еще более отдаленного прошлого. Некогда существовало расовое меньшинство, называвшееся «евреи», к которым англы относились с пренебрежением. Многие годы они употребляли выражение «переевреить», означавшее «сбить цену». Когда же англы достигли финансового могущетва, «переевреить» превратилось в «переанглить», и это выражение дошло до моей эпохи, хотя ни англы, ни евреи уже давно не существуют как отдельные нации.
— И я не смогу сохранить в памяти твой поразительный рассказ? — горестно воскликнул путешественник.
— Я, парень по фамилии Леви? — Он вновь взглянул на часы.
— Быстрее! Я согласен! Меняю все, что у меня есть, на твой атомный ножик!
Они торопливло обменялись.
Житель тридцатого столетия отступил на несколько шагов, прижимая к груди охапку добычи, а житель двадцатого–голый, но счастливый от того, что его пальцы крепко сжимают атомный нож, — начал медленно растворяться в воздухе.
Когда путешественник полностью исчез, нож на мгновение завис, потом упал на землю. Абориген наклонился, поднял его и сунул в карман.
— Еще наивнее предыдущих, — пробормотал он — Наверное, один из самых первых. Скорее всего, они еще не разнюхали о парадоксах. Ведь ежу понятно, что можно переместить предмет в будущее, вдоль естественного потока времени, но нельзя переместить ничто, даже воспоминания, назад, то есть против потока
И он зашагал домой.
В дверях, подбоченясь, его уже поджидала Маргет
— Где ты шлялся, черт тебя побери? — рявкнула она.
— Не сердись, дорогая. По дороге я встретил очередного путешественника по времени.
— Но ты не…
— Разумеется, почему бы и нет? Если не я, то кто–нибудь другой его все равно бы обчистил.
— Но ты уже весь шкаф забил…
— Ну, Маргет, взгляни на это иначе Настанет время, и какой–нибудь музей или коллекционер…
Жена скептически хмыкнула и пошла на кухню.
УТОПИЯ[49]
Проснувшись во второй раз, он убедился, что пища стала более разнообразной и обильной. А вскоре они выкатили его кресло на веранду. Он сразу узнал это место. Никаких других зданий вокруг не было видно, но сомневаться не приходилось: он находился примерно в миле от мыса Эспартель, на вершине горы, которая возвышалась над Танжером, и откуда открывался вид на Испанию и Атлантический океан.
Все остальное было для него новым. Архитектура дома — фантастическая. Кресло, в котором он сидел, не имело колес, но везло его куда угодно по малейшему мановению руки человека, назвавшегося Джо Эдмондсом.
Вся троица — девушку, как оказалось, звали Бетти Стайн — сопровождала его на террасу, обращаясь с ним, как с хрупкой фарфоровой вазой. Несмотря на слабость, Трейси Когсуэлл еще был способен испытывать нетерпение и любопытство.
— Мой локоть… — сказал он. — Локоть стал меня слушаться. А ведь он вышел из строя в… в 1939 году.
Академик Стайн встревоженно склонился над ним:
— Главное, не волнуйтесь, Трейси Когсуэлл, вам нельзя переутомляться.
Тот, что помоложе, — Эдмонс — сказал с ухмылкой:
