Владимир Венгловский - Хардкор
Олег огляделся по сторонам. Его противник был мертв, но свернутое в кокон пространство не раскрылось — остальные поединки еще не закончились.
* * *Ёжик стоял на втором этаже таверны возле деревянной лестницы, которая спускалась в туманную пустоту. Весь мир заключался в этом небольшом коридоре с дверями в гостевые комнаты, где с одного его конца находился Ёжик, а с другого стоял его двойник. Тот же рост, те же узкие плечи, бледное лицо и темные волосы. Только руки не могли успокоиться. Они то теребили спускающуюся на лоб прядь, то ощупывали стену, то хватались за пояс.
— Кто ты? — спросил Ёжик.
— Какая разница? — ответил двойник. — Я — Куно, меняющий свое тело. Я стал тобой. Теперь мы должны драться. Но я всё равно сильнее.
— Зачем?
— Так надо. Мы сейчас в свернутом пространстве, и только один из нас должен остаться победителем, иначе ни один из нас отсюда не выйдет.
— Это сделал тот, в плаще?
— Марико? Да. Он каждый раз заставляет меня драться, когда ему это надо.
— И ты дерешься?
— Да.
— Побеждаешь?
— Я ведь еще живой.
По-настоящему Ёжик дрался лишь один раз, в четвертом классе, когда они поссорились с Вовкой Горохом. Дрались в парке возле школы до разбитых носов и губ, до синяков под глазами. Было больно, гадко и обидно проиграть, когда Горох повалил его на землю и сидел сверху, торжествуя победу.
Говорят, что дети более жестокие, чем взрослые.
— И каково это — драться до смерти? — спросил Ёжик.
— Плохо, — ответил Куно. — Боишься умереть. Но я всё равно сильнее тебя.
Ёжик прислушался к ощущениям. Страха пока не было. Наверное, он не верил, что может вот так запросто погибнуть.
— А зачем ты превращаешься в противника? — спросил он у Куно.
— Так заведено, — ответил мимик. — Так было всегда. Таков кодекс.
— Что такое кодекс?
— Не знаю, это говорили родители, когда я был маленький. Вроде как законы, по которым живешь.
— Ты сейчас сам? Где твои родственники?
— Я же уже взрослый, просто выгляжу как ты. Не забывай, что я мимик. Родители давно умерли, мимики вообще живут недолго. В конце концов, нас убивают, какими сильными бы мы не были.
— Значит, нам надо драться?
— Пожалуй, надо. — Куно достал из-за пазухи нож. — У тебя есть оружие?
— Кажется, нет.
— Тогда держи, у меня найдется еще один. — Мимик присел и кинул по полу нож к Ёжику.
Мальчишка поднял оружие и подержал на ладони. Прикоснулся пальцем к лезвию. Нож был острым и опасным на вид. Ёжик представил, как он погружается в тело другого человека, на руки выплескивается кровь. Картина выглядела скверной. Хотя тогда, когда Горох давил своим весом, Ёжику хотелось его убить. В мечтах он не раз побеждал врага на рыцарских поединках или в перестрелках из ковбойских фильмов. Но вот так реально ударить ножом…
— Ты готов? — спросил Куно.
— Нет, — ответил Ёжик. — Знаешь, я не чувствую к тебе злости.
— Как ни странно, я к тебе тоже. — Куно подбросил вытащенный нож и ловко поймал его за лезвие. — Раньше такого не было. Я дрался и убивал, не задумываясь. Наверное, я уже забыл, что значит быть ребенком.
Он снова подбросил нож, но не поймал, и тот упал на пол.
— Говорят, что дети более жестокие, чем взрослые, — сказал Ёжик.
— Да? А тот, кто это придумал, не видел, как саргарцы переделывали живых людей на свои механизмы? Крики несчастных им не мешали. Или, может, он знаком с Черным Ольмом, что потрошил своих пленников, как кроликов? Нет, мне не хочется тебя убивать.
Куно поднял нож и сунул в карман.
— Тогда что нам делать? — спросил Ёжик. — Не помнишь, что сказано в условиях этой магии? Должен остаться один победитель? Но там не сказано, что мы должны именно драться?
— Кажется, нет, — задумался Куно и улыбнулся. — А что, это может сработать. Пойдем в мою комнату.
Он открыл одну из дверей и поманил Ёжика за собой. В сумраке комнаты, где сквозь шторы пробивался тусклый свет, мимик раскрыл сундук и выудил из него шахматную доску.
— Играть умеешь? — спросил он.
Ёжик кивнул.
— А они не умеют, — сказал Куно. — Те, с кем мне приходится со-тру-дни-чать. Тупые, да? Ты хорошо играешь?
— Неплохо. Наверное, — ответил Ёжик, вспомнив школьные соревнования.
— Тогда мы сыграем, и победителем останется только один. Расставляй! — Мимик высыпал фигуры на пол и мальчишки принялись ставить их на доску.
* * *Узкий проход за таверной выглядел, как загон для скота. Дома давили со всех сторон, заставляли шерсть на затылке подниматься дыбом и обнажать клыки в оскале. Из пасти вырывался неконтролируемый рык. Хотелось броситься на врага, повалить на землю и впиться в горло, почувствовав вкус крови, но Волчица сдержалась. Она ощущала опасность. Закутанный в звериную шкуру человек с бронзовой кожей улыбался, глядя на нее, спокойно и уверенно. Запаха страха, который обычно возникает у противника при виде черного волка, не было.
— Человек-волк, — сказал бронзовокожий, и в его голосе слышалось дыхание горячей пустыни, журчание ручья в оазисе и шелест листвы, дающей спасительную тень. Захотелось подчиниться словам этого человека, стать маленьким волчонком и подползти на животе к его ногам, чтобы он постоянно говорил с ней так. Может быть, даже почесал за ухом.
— Человек-волк, — повторил Брун-вызыватель. — Я был бы рад, если бы ты присоединилась к моему зверинцу, но не могу этого сделать — Ястреб приказал разделаться со всеми вами. Прости, я не ослушаюсь своего друга.
Он вновь широко улыбнулся, продемонстрировав большие белые зубы. Волчица припала к земле, готовясь к прыжку. Главное, не слушать сладкие речи, не смотреть в глаза.
— С кем же ты будешь драться? — спросил сам у себя вызыватель. — С гигантским пауком? Нет — он замотает тебя в кокон и выпьет кровь. Не эстетичное зрелище и много визга. Лучше вызвать стремительного противника, яростного, безжалостного. Я даже знаю, кого. О! Это будет зрелищный бой. Надеюсь, что ты меня не разочаруешь.
Илва бросилась на врага, но по необъяснимой для себя причине промахнулась — Брун мягко сместился влево, и ее рот вместо того, чтобы ощутить вкус крови, наполнился снегом, в который она зарылась с головой.
— Мантикора — вот от чьих лап ты погибнешь, — сказал вызыватель.
Он вытянул руки, что-то прошептал, и перед ним в снежном вихре появился зверь, которого он назвал мантикорой. Словно в заснеженный город перенеслась часть Саргарии с ее песками, палящим солнцем и подстерегающими путников чудовищами. Мантикора на мгновение замерла, появилась возможность разглядеть пышную полосатую шерсть на ее теле и мощные кошачьи лапы. Зевнула, продемонстрировав два ряда острых акульих зубов, а затем подняла гибкий хвост с шаром колючек на конце.
Волчица прыгнула. Уже в воздухе она увидела, как мантикора взмахнула хвостом, и несколько ядовитых игл полетели навстречу. Острая боль пронзила переднюю лапу, обдала сковывающим холодом. Волчица, взвизгнув, упала на землю. Она видела торчащую над пальцами колючку, но пошевелить лапой не могла. Мантикора, что-то бормоча себе под нос, будто жалуясь на судьбу, подбиралась ближе. Илва зарычала и ударила здоровой лапой, оставляя на морде зверя кровавые полосы. Рванулась в попытке достать зубами, но мантикора отпрянула и щелкнула хвостом, всаживая в спину Волчицы несколько колючек.
Илва опустилась на снег. Мантикора подходила, мягко переставляя лапы. Слух обострился, но все звуки слились в один шум, источники которого трудно было разделить. Скрипел снег под лапами мантикоры. Что-то говорил на своем чужом языке Брун. Где-то вдали кричали, и в этом крике, доносящимся словно из-за каменной стены, слышалось слово «дракон». Щелкали выстрелы из баллист.
— Берегись! — закричали совсем близко, и мир затрещал, как скорлупа куриного яйца.
Замкнутое пространство арены лопнуло под весом ледяного дракона. Илву и ее врагов выбросило в реальный мир, где бесновалось огромное крылатое чудовище.
Дракон прилетел отомстить. Прилетел без урагана, перепархивая, как воробышек, с одним желанием — раздавить этого человека, выпустившего огонь и причинившего такую боль. Потом было падение со скалы, ломающийся лед и холодная остужающая вода, в которой плавала обугленная чешуя.
Когда он летел к городу, одна из больших стрел попала в крыло, но это было неважно. Всё было неважно, кроме близости обидчика. Его запах заставлял яростно колотиться сердце. Дракон опустил лапу на зверя с колючим хвостом, раздавив его в кровавую лепешку. Движением головы отбросил на стену дома человека в шкуре зверя. Затем хвостом обрушил саму стену. Где-то здесь должен быть его обидчик.
Вот он — стоит на площади, сжимая оружие. Нет, на этот раз он не успеет выпустить свой огонь!
