Вера Петрук - Чужая война
«Еще не время», – успокоил себя Арлинг и осторожно коснулся кнута с женским именем. Вазир постарался на славу – орудие пытки состояло из двух кожаных полос, в одну из которых по всей длине были вбиты мелкие гвозди. При ударе такой кнут должен был обвиваться вокруг жертвы, раздирая ее тело в клочья.
– Ты все правильно понял, халруджи, – с гордостью произнес Вазир – После десятого удара никто не выживал. Хотя, возможно, ученик знаменитого имана покажет лучшие результаты. С каким удовольствием я прошелся топором по твоей школе. Срубил сад, разбил фонтан, уничтожил ваши дурацкие площадки для игр. И собак убил – всех, одну за другой.
Не следовало Вазиру вспоминать школу. Злость, которой Арлингу пока удавалось управлять, вдруг оказалась слишком близка к поверхности. Еще немного, и она забьет ключом, словно родник, пробивший дорогу в скальном грунте.
– А какие результаты показал Сейфуллах? – спросил он, стараясь не думать о том, как многое зависело от ответа кучеяра. – Ты ведь познакомил его с Фатимой?
– Твой господин оказался слабаком! – брызгая слюной, произнес Вазир с неожиданной яростью. – Ненавижу таких. В Подземке он не продержался и дня. Уже к вечеру свалился от Белой Язвы. Весь был покрыт нарывами, словно дерьмом. Я здорово расстроился, но надеялся, что ты придешь за ним. Сколько ударов кнутом сможет выдержать халруджи за своего господина? Ведь вас учили терпеть боль, не так ли? Ты не должен меня разочаровать. Те, кто обучался боевым искусствам, должны быть выносливы, как верблюды. Твое тело покрыто разными знаками, но нужного среди них нет. Ты забыл нарисовать на себе верблюда. Поэтому я вырежу его джамбией – той, которой ты меня тогда побрил. Знаешь, что у нас означает верблюд? Это символ смирения, потому что, принимая груз, верблюд становится на колени. Так же как и ты сейчас встанешь передо мной. Сам. Добровольно.
Арлинг послушно опустился на колени, чтобы скрыть недобрую ухмылку, которая без спросу расползалась на лице.
– Ты ошибся, – прошептал он. – Меня обучали не боевым искусствам. Меня учили убивать.
Кучеяр был опытным воином и обладал хорошей реакцией. Но опередить Арлинга в тот момент не смогла бы и песчаная буря. Пока Вазир говорил, он успел убить его всеми способами, какие только вспомнил. А их богатое воображение Арлинга подсказало немало. Но когда Вазир стал больше не нужен, Регарди просто свернул ему шею. Испытанные трюки поражают врага быстрее, чем ни разу не опробованный кинжал. Ему даже стало обидно, что кучеяр так сильно недооценил его. Увлеченный предстоящими пытками, Вазир забыл, что слепой раб по-прежнему оставался халруджи. И, конечно, он не мог знать о солукрае, который кипел в жилах Арлинга.
Регарди давно не давал злости столько свободы. Обычно, из нее был плохой помощник, но сейчас она стала его вторым «я». Он выпустил ее всю, без остатка. Потому что сзади него, в яме для рабов, сидел бывший охотник Ларс и пытался напоить умирающего отца Магды. Потому что школьный сад был вырублен и сожжен. Потому что Сейфуллах снова оказался далеко и в опасности.
Освободившись от ошейника, Арлинг убил им Хруста, и, забрав у него ключи, отпер решетку, где сидели мастаршильдцы.
– Бери Ёсифа и жди меня у лестницы! – велел он Ларсу, считая вбегающих в помещение надзирателей. Семеро. Слишком мало, чтобы утолить его ненависть. Он надеялся, что Ларс не станет в одиночку пытаться бежать из шахты. Стараясь не думать, куда делась еще дюжина охранников, которых он насчитал во время спуска к баракам, Арлинг подобрал цепь с ошейником и, раскрутив ее, двинулся к надсмотрщикам, которые столпились у входа, еще не поняв, что наступили последние секунды их жизни. У Вазира была превосходная сабля, а у Хруста – два шибанских клинка, но благородная сталь не годилась для того, чтобы молоть фарш, который он собирался приготовить из людей с кнутами.
Когда все было кончено, Арлинг не сразу нашел Ларса. Старик проявил хорошие навыки выживания, спрятавшись за выгребной ямой. Когда Регарди вытаскивал его оттуда, мастаршильдец упирался так, словно его собирались там утопить. Он весь трясся и молол какую-то чушь о Некрабае, который пришел из глубин Подземки. Взвалив Ёсифа на плечо, халруджи схватил Ларса за шиворот и поволок к лестнице.
За решеткой была засада. Десять мечников, которых он недосчитал внизу, поджидали за углом, чтобы расправиться с бунтующими рабами. Уверенность и спокойствие, царившие среди них, говорили о том, что им не в первый раз приходилось подавлять восстание. Из тех надзирателей, которые охраняли бараки, когда он спускался, не хватало еще двоих, но они, скорее всего, отправились за подмогой. Подъем обещал быть веселым.
Повернувшись к Ларсу, Арлинг притянул его к своему испачканному в чужой крови лицу и прошептал:
– Не имеет значение, кем ты считаешь меня, старик. Но если ты хочешь увидеть своих дочерей, ты будешь делать то, что я велю. Когда я кричу «Падай!», ты падаешь. Когда велю бежать, ты бежишь так, словно под тобой горит земля. Это понятно?
Ларс судорожно кивнул, и Регарди опустил его на пол к Есифу, который с трудом вталкивал в себя воздух, задыхаясь от кровавого кашля. Ему было все равно, что с ним происходило. Но не все равно было Арлингу.
Так они и пробирались. Когда на пути появлялись надсмотрщики, Ларс с Ёсифом прятались, а Регарди убивал. В дело шло все, что попадалось на пути: кирки, лопаты, тележки, факелы, цепи и оружие, отнятое у стражников. Халруджи разбивал головы, ломал конечности, скручивал шеи и протыкал тела, не задерживаясь и переходя от одного охранника к другому, как только враг переставал подавать признаки жизни. Он чувствовал себя мясником на скотобойне с той разницей, что человек, убивающий коров и свиней, оставался равнодушным к своим жертвам. Регарди же позволил себе их ненавидеть. Он сделал их виноватыми во всем – в том, что Магду сожгли, Даррен его предал, Балидет был разрушен, иман попал в ловушку к серкетам, а Аджухам обхитрил самого себя, оказавшись в плену у ивэев. Это было легко. Наконец-то, перед ним были те, кому он мог мстить, выплескивая накопившуюся за годы обиду.
Он не помнил, сколько прошло времени, когда они достигли широкой лестницы, ведущей на склад. Позади валялись мертвые стражники, дорога впереди тоже была усеяна трупами, застывшими в разных позах. Арлинг с трудом вспомнил, что уже побывал на складе и теперь вернулся за мастаршильдцами, которым велел спрятаться в боковой нише тоннеля, пока он освобождал путь. Регарди не считал убитых, но слышал, как снаружи ломились в дверь. Он не помнил, когда успел завалить ее мешками.
– Нам туда, – махнул он рукой, показывая наверх. Под потолком гулял ветер, ныряя в щель приоткрытого лаза на крыше. Они должны были успеть туда раньше людей, которые ждали их у ворот снаружи. Склад примыкал к казармам, по крышам которых можно было добраться до мясного рынка неподалеку.
Прислушиваясь к звукам пожара, который разгорался в глубине рудника, Арлинг не сразу различил яростный шепот Ларса, который, как и было приказано, держался на отдалении. Но в его голосе не было облегчения или радости от скорой свободы.
– Стой, изувер! Отпусти его, отпусти!
Недовольный задержкой, Регарди остановился, в недоумении положив на землю тело Ёсифа. Мастаршильдец был мертв уже, как минимум, час. Все это время Арлинг волок его на себе, в пылу сражения не замечая, что спасал мертвое тело.
Наверное, в другое время он обязательно почувствовал бы что-нибудь. Печаль от того, что умерла еще одна часть его прошлой жизни – возможно, последняя. Или радость от того, что отец оказался вместе с дочерью. Но халруджи не ощутил ничего. Закрыв Ёсифу глаза и взвалив на себя Ларса, он бросился к лестнице, ведущей на крышу.
Старик был почти невесомым и безучастно болтался у него на плече, словно мешок с выработанной рудой. «Ничего, – успокаивал себя Арлинг, приземляясь на крышу казармы. – Я найду в тебе золото. Ты еще постреляешь уток, охотник Ларс, добудешь белого кабана и накормишь всю Тараскандру. А потом вернешься в Мастаршильд и построишь деревню заново, потому что…» Он не знал, зачем Ларсу нужно было возвращаться в Мастаршильд и возрождать жизнь там, где остался лишь пепел.
– Поднимайся, Ларс, поднимайся, – шептал Арлинг старику, когда падал сам. Крыши казарм оказались длинными и неровными. Пока он бежал по ним, то успел пораниться больше, чем во время сражения с охраной в шахтах Подземки.
Мясной рынок встретил их гомоном разношерстной толпы, криками торговцев и ревом перепуганного скота, чувствующего приближение конца. Здесь тоже пахло кровью и смертью, но уже не человеческой.
Арлинг опустил Ларса в зарослях тамариска, которые скрыли двух беглецов от любопытных глаз. Только сейчас халруджи ощутил зверскую усталость, неожиданно опутавшую его, словно гигантская паутина.
