Вера Петрук - Чужая война
С первых слов старика Арлингу показалось, что у него остановилось сердце. Мир вокруг перевернулся, взорвался, разлетелся на мелкие осколки, которые с хрустом впились в его пахнущее маслом и грязью тело. В голове закружился вихрь давно забытых образов и воспоминаний. Богам было мало послать ему Альмас. Они решили вскрыть в его душе давно затянувшиеся шрамы и натереть свежие раны солью. Потому что прошлое было незабвенно. Оно было грузом, который он пронесет через всю жизнь до самого ада. Мастаршильдцы в «Подземелье Покорности» были также нереальны, как Даррен во дворце Торговой Гильдии Балидета. Только у Даррена все было хорошо. Он повелевал демонами серкетов и уничтожал южный континент Согдарийской Империи. А вот мастаршильдцы напоминали куст чингиля, который засыхал, доживая последние дни.
– Как твое имя? – спросил Арлинг противным, скрипучим голосом. Не своим. Этот голос принадлежал другому человеку, давно мертвому.
– Борода, – живо откликнулся старик. – Хотя раньше меня называли по-другому. Сейчас и не вспомню уже.
«Ларс, тебя звали Ларсом», – хотелось крикнуть Арлингу, но у старика было право предать свое имя забвению. Возможно, он похоронил его в Согдарии вместе с домом. Здесь на рудниках было легче называться Бородой, чем человеком, который все потерял.
Охотник Ларс, выросший в лесах Мастаршильда, наверное, и не мог представить, что закончит дни на каторге в далекой провинции, засыпанной песком и пылью. Регарди помнил, как мастаршильдец показывал ему кабаньи тропы, учил определять след зверя и бесшумно ходить по листвяному ковру леса. Он нравился ему так же, как его дочери – веселые хохотушки, всегда высмеивающие его столичные наряды и манеры. Старик, который сидел рядом с ним на грязном полу барака, ничем не был похож на охотника Ларса из Мастаршильда.
– Ничего, ничего, – похлопал его по плечу каторжник, ошибочно истолковав угрюмое молчание Арлинга. – Ты привыкнешь и к этой жизни. Мы, драганы, живучие. Кто знает, может, тебя перекупят на другие рудники. Туда, где полегче, и нет Белой Язвы. Проклятая болячка всех косит. Был тут один кучеяр. Хитрющий, как черт. На второй день измазал себя глиной и дерьмом из параши и притворился, будто помирает. Стража его даже трогать не стала, до того натурально у него получилось язвы изобразить. Сразу ивэев позвали, те его и забрали. Им все равно, кого везти в свою башню. Только вот, что я тебе скажу. Сглупил парень. Как бы плохо не было в Подземке, в Туманной Башне в сто раз хуже. Там нет людей, только пайрики. Кстати, тебя в какую шахту отправили? В Четвертую?
Арлинг кивнул, с трудом успевая за ходом мыслей старика.
– Это плохо. Там порода твердая и тяжелая. Ее хоть отбивать замучаешься, хоть таскать. Мне повезло, я во втором тоннеле камешек долблю. Там грунт мягкий, потому что весь выветрился, а где кварц глубже залегает, там он крепче. Хотя все старания наши ничтожны, мелочны. Наколупаешь корзин десять, а золота с них добудешь грамм пять, не больше. Вот Северный Рудник был богат, нечего и говорить, там такие жилы были, что Подземке и не снились. Хорошо еще, что тебя на подъемник поставили, а не на мельницу. Скучно, конечно, весь день колесо крутить, до одури, но все же не так вредно, как руду жерновами дробить. Ёсифу нашему не повезло. Не угодил он Кнуту, и тот его на мельницу перевел. Жернова – это плохо, очень плохо. Куда хуже, чем газу нанюхаться или под грунтовую воду попасть. Все дело в пыли. Во время дробления от кварца поднимаются тучи мелкого крошева. Эта пыль стоит в воздухе так плотно, что ее можно рукой зачерпывать. Ёсиф уже на вторую неделю харкать кровью стал, а сейчас и подавно еле ноги передвигает. Думаю, недолго ему осталось. Скоро уже с дочкой увидится. Та хоть ему и не родная была, но все же близкая душа.
– Не родная? – спросил Регарди, не в силах скрыть изумления.
– Подбросили ее, – продолжил увлеченный рассказом старик. – В ту пору по деревням много бродячих артистов разъезжало. Наверное, какая-то циркачка в подоле принесла. Положила на крыльцо мяснику, решив, что в таком доме дитя точно с голоду не помрет. А Есиф тогда только-только жену похоронил. Мы ему говорили, отдай в приют, а он вцепился в девчонку и ни в какую. Она ведь и не драганкой-то была. Только местных девиц посмотрев, я понял, на кого та Магда была похожа. Возможно, чистой кучеяркой она не была, но сикелийской примеси в ее крови хватало. Да что я все о себе. Ты спрашивай меня о Подземке, спрашивай. А то, ведь, скоро Кнут придет, не до разговоров будет.
– Кто такой Кнут? – машинально спросил Арлинг. Больше для того, чтобы унять звон, стоящий в висках. После слов Ларса образ Магды, тщательно вылепленный в его голове и отшлифованный за долгие годы до алмазного блеска, засверкал новыми гранями. Вспоминая ее лицо, голос, движения, волосы он поразился тому, что слова Ларса могли быть верны.
«Почему никто не сказал мне об этом?»
«А что бы это изменило?»
Ему нужно было думать о настоящем, о Сейфуллахе, но он не мог. Словно сорвался в пропасть с мокрыми глиняными краями. Пальцы скользили в вязкой каше, впивались в осклизлую массу, оставляя в ней глубокие борозды, но все усилия были тщетны. К ногам была привязана уродливая глыба из кварца, которая равнодушно тянула его на дно. Вопрос падения был лишь во времени.
– О, Кнут – это наш личный дьявол, – со смаком произнес Ларс. – Новенький, но такой зверь, что утер нос всем стареньким. Не знаю, откуда он к нам свалился. Одни говорят, что из Балидета, другие – из Муссавората, да все одно, – старик осклабился, показывая щербатые десна. – Я прошел с зубами пять рудников, но он выбил их мне за час. Один за другим. Ему показалось, что я слишком поспешно положил кирку после работы. Потом его перевели на мельницу, а нам Хруста поставили. Он тоже не сахарный, но по сравнению с Кнутом – ангел. В общем, ты меня понял. Будь с южанином на чеку. Кнут никому пощады не дает, но при виде драганов у него крышу сносит. Звереет так, что поубивал бы всех нас, если бы не Говыль. Не знаю, откуда такая нелюбовь. Ёсифу глаз вырвал за то, что тот чихнул громко. Еле откачали. Запомни, шуметь в шахте нельзя ни в коем случае. Даже если очень чихнуть надо, лучше разорвись, но сдержись. Неприятностей тебе и так хватит.
– Почему в Подземке нельзя разговаривать? – Арлингу было неинтересно, но ему нужна была еще пару минут, чтобы собраться с мыслями. И запретить себе думать о Магде.
– Куда там разговаривать! – замахал на него руками старик. – Дышать громко и то нельзя. Сразу видно, что ты ничего не знаешь о Некрабае.
«Куда уж мне», – усмехнулся Регарди. Имя бога прозвучало обыденно и привычно. Мир сговорился. В последнее время в его жизни было слишком много Нехебкая.
– Это древний кучеярский бог, – назидательно произнес Ларс. – Его подзабыли, но раньше он правил миром. Человеку нельзя привлекать его внимание, особенно сейчас. Были времена, когда Некрабай был добр и даже помогал людям, но они остались в прошлом. Тогда Сикелию покрывали цветущие сады, а дожди шли каждую ночь. Однако люди всегда остаются людьми. Есть среди них хорошие, есть плохие. У Некрабая были слуги, с которыми он иногда делился знаниями. Но знаний им было мало, и однажды они украли у него источник его божественной силы. С тех пор Некрабай бог лишь наполовину. Однако и той мощи, что у него осталась, хватит, чтобы уничтожить мир. Его гнев высушил Сикелию, а сам он спустился в недра земли, где до сих пор бродит. По слухам, те слуги, которые украли его силу, спрятались в подземелье как раз здесь, в горах Исфахана. Но использовать ее не смогли. Не успели. Белая Язва застигла их врасплох, и они спрятали силу бога в тайнике. Говыль верит, что тайник находится в Подземке, и порой заставляет нас копать там, где золотой руды нет. Ищет божественную силу, а мы свои шеи подставляем. Некрабай-то никуда не девался. Он по-прежнему рыскает по шахтам, надеясь найти воров и то, что у него отняли. Поэтому там, где копают, разговаривать нельзя – чтобы его внимания не привлечь.
Арлинг слышал много слухов и легенд о Нехебкае, но с такой версией еще не сталкивался. Интересно, что бы сказал на это иман. И чем в таком случае являлся солукрай?
– Кто тебе рассказал об этом? – спросил он, чувствуя, как загадки настоящего вытесняют морок прошлого.
– Говыль, кто же еще, – ухмыльнулся старик. – Он считает себя потомком тех слуг, что украли силу Нехебкая. Однако я слышал, что Говыль сам узнал эту историю от одного раба, который, возможно, и был настоящим потомком. Не забивай себе голову. Главное, как сказал Говыль, соблюдай правила. Дольше проживешь.
«Давай, Ларс, расскажи мне еще о Нехебкае и его слугах», – мысленно попросил Арлинг, чувствуя, как в голове начинает восстанавливаться порядок. Страх и растерянность прошли, уступив место здоровой злости, которая затаилась, ожидая своего часа.
