Джей Эм - Убийца теней
С этой стороны, видать, дороги к Лоретту не ведут. Останавливать да проверять некого, не с кого мзду собирать, поэтому ни ворот нет, ни застав. Ни стражников – разве что в крепостных башнях они, но башни одна от другой далеко. А стена-то, башни соединяющая, не такая и высокая… Два с половиной человеческих роста, не больше. И куча здоровая всякого хлама, обломков да сухих веток прямо под ней так удачно навалена… Может, и неспроста – пользуется этим ходом какой-нибудь ушлый люд в тёмное время, когда все выходы из города закрыты. Ну и она, Ярла, воспользуется.
Взобралась на мусорную гору, пошарила руками по стене – ну точно, чей-то ход: одна выбоина, чтобы зацепиться да подтянуться, другая, повыше – перехватиться, и для ноги опора есть. Вот и верх стены уже, между двумя рядами зубцов – ход для войск. На другой стороне под стену тоже веток накидали: в мирное время не опасаются горожане внешних врагов. На хворост этот смело можно прыгать. А насчёт удобных выбоин как, чтобы обратно-то вскарабкаться? Ну да, и они имеются.
Спрыгнула Ярла, отошла подальше от городской стены. А зачем? Здесь-то что искать, кого ловить? Уж точно не ларва. Он при желании из города ещё проще, чем она, выберется, без всяких выбоин стену перемахнёт, но вряд ли придёт ему такое желание. Ночью-то тварей ближе к людям тянет, жертвы себе искать. Эта тяга разрушительная у всех ларвовских разновидностей есть, у одних сильнее, у других послабее немного. Тяга уничтожать, убивать.
Дождь тише стал, не капли уже, а так, морось. Потянуло ветерком. В разрыве туч показался край луны, светлее сделалось. И послышался в ночной тишине едва уловимый вздох – но, конечно, только послышался. Никого вокруг, пусто, до горизонта – поле пшеничное. А у горизонта крошечные тёмные силуэты домов виднеются, наверное, какая-то деревня. Что если всё-таки решит ларв из Лоретта уйти и, например, в эту вот деревню наведаться? Ну, решит – следом за ним пойдём, охотничье дело такое.
А все эти неведомые «вздохи» да шорохи – одна мечта пустая. Вечная мечта видунов со стихийными духами общение наладить. Для большинства всю жизнь так мечтой и остаётся. Слишком переменчивые они создания, стихийные духи, слишком непонятные для людей… Теперь – непонятные. Стали непонятными после того, как люди себя от их мира отделили. Своими делами и мыслями из одного общего, единого мира сделали два: свой, человеческий, и природный, стихийный.
Отец, правда, рассказывал, что однажды ему водный дух, которого ундином или ундиной называют, советом насчёт того, где лучше колодец копать, помог. А сама Ярла несколько раз огненных саламандров и этих же самых ундинов видела. Но мельком, рассмотреть не успевала хорошо. Не любят элементалы людям показываться. Так уж теперь: у них – свой мир, у людей – свой.
Но снова звук… На этот раз – лёгкое жужжание, как от крыльев насекомого. Да только какие насекомые летают в дождь?
Но нет, не ошибка: чётко увидела Ярла в лунном луче, среди дождевых капель, трепещущие стрекозиные крылья. Даже радужные переливы на них как будто разглядела. На мгновение – чётко. Но в следующий миг исчезло видение. Улетело… Или действительно исчезло?
И захотелось вдруг чуть не до боли в этом какой-то знак углядеть, от них, от духов первоэлементов… Но тут же прогнала Ярла детскую эту мысль. Конечно, ещё прямо от их создателя знак увидь, от их создателя и от всеобщего, послание свыше. Нечего себе глупостями голову забивать… Надо в «Карася» вернуться да завалиться спать. Дело-то лучше будет.
Ярла направилась к куче веток под стеной, нащупала щербины в камнях и стала взбираться. Но раз всё-таки оглянулась через плечо. Не вернулось ли это… видение? Но никто не вернулся, и даже луна спряталась, сгустила ночь.
2. Отступник
В библиотеке лореттского братства Священного Знака было пусто. Наконец-то! Лорк последние два дня ждал этого момента, и всё никак не удавалось его уловить. Отец библиотекарь вечно здесь, ходит между полок с книгами, поправляет, переставляет, или за своим столом перебирает книжные стопки, переписывает в толстые тетради заглавия и имена авторов. К Лорку библиотекарь относится хорошо, лучше многих других – от этого чувство вины ещё сильнее. Но не признаваться же, когда речь о таком проступке идёт… Нет, нельзя. Нельзя, чтобы отец библиотекарь заподозрил неладное. Ни он, никто другой. Другие братья тоже бывают тут, особенно из тех старших, которым позволено не только во внешний, но и во внутренний зал входить свободно. Библиотека-то богатейшая, случается, и иногородние сюда за какой-нибудь книгой приезжают.
Но младшим, таким как Лорк, только во внешнем зале можно бывать. Чем Лорк в эти последние дни и пользовался: зайдёт, потопчется для виду, как будто ему нужно что, и удалится потихоньку, стараясь лишнего внимания не привлекать. Опять не повезло, полно народу… Локоть плотнее к боку прижимает, чтобы, не приведи судьба, не вывалилась на пол недозволенная, запретная ноша, под рясой упрятанная.
Пока читал эту ношу-то, книгу то есть, чего не передумал: вот задумает отец библиотекарь как раз теперь порядок во внутреннем зале наводить, да и заметит, что пропал такой-то том… Вроде, и мало вероятности, что сходу, вдруг обнаружится пропажа – а всё равно страшно. Начнут доискиваться, в кельях шарить, найдут…
Но напрасны оказались страхи. Не всполошился никто, не сделали обыска. И такого же момента, как в прошлый раз, когда эту книжку с полки вытянул, дождался Лорк. Но тогда, в прошлый раз, случайность это была. Он во внешний, всем доступный зал шёл, по грамматике одно сочинение взять. И вот – нету в библиотеке никого… Во внутренний-то зал пошёл для того, чтобы глянуть, не там ли отец библиотекарь. Не там… Ну и не смог побороть искушения. Приблизился к полкам. И разбежались вдруг и глаза, и мысли. Почему прячут эти книги почти от всех? Почему только редким из старших братьев можно их читать? «Философия слов», «Девять искусств», «Единство противоположного»… Чего такого тайного в этих сочинениях? И потянулась рука – а сердце так и заколотилось в груди. Кажется, на всю жизнь запомнил, как било в тот вечер закатное солнце в большое витражное окно с изображением благого Правобережного мира, как синие, зелёные и золотые лучи сквозь цветное стекло текли, как в них пылинки танцевали… Точно крошечные, с огромного расстояния видимые невесомые духи. Только вот какие? С Правого Берега, или с противоположного?..
И запах тоже в память врезался: книжная пыль, старые страницы из бумаги и пергамента, переплёты из тиснёной кожи, позеленевшая медь узорных углов и замков, которыми некоторые сочинения замкнуты. Запах библиотеки. Словно опьянил он… И тянется рука, колотится сердце, и колени от страха дрожат: вот-вот послышатся шаги за спиной, войдёт кто-нибудь. Но никто не вошёл. И книга в руке…
Там, в библиотеке, не успел Лорк рассмотреть, что схватил. Не достало выдержки спокойно поглядеть да разобраться. Сунул за пазуху и чуть не бегом прочь бросился.
И у себя-то в келье не сразу вынуть решился, всё оглядывался, как будто воочию ожидал за плечом левобережного духа увидеть. Теперь уже не крошечного, а в полный рост, такого точно, какими их на поучительных картинках рисуют, со зверской харей, с рогами, косоглазого…
Но не было и духа. Никого не было. Достал Лорк книгу, начал читать. «Ложные философские и религиозные учения, заблудшими народами Востока и Юга измышленные и исповедуемые» – это название. Марвен Путешественник – автор.
Тут уж не задуматься нельзя: почему во внутренний зал поместили эту книгу? Написано ведь: «ложные учения». Чего плохого от того, что братья, даже младшие, как он, Лорк, прочтут и узнают: вот эти вот учения – ложные? Всё равно известно всем, что у народов, в пустыне Алнааре и дальше, за ней, живущих, и у тех, которые на Южном континенте – другие верования. Но подсказало внутреннее чутьё, в чём тут дело. Уж больно подробно в книжке все эти учения описаны. Не опасаются ли первый и вторые священники, что, вот, прочтут младшие братья и решат, будто эти учения правильные, а ложная – как раз двухбережная вера? Нелепая, смешная даже мысль, но чем иначе объяснить?..
Смешная мысль. Но и страшная. От неё Лорка холод пробрал, и такие угрызения мучить начали, что сейчас же хотел в библиотеку бежать и покаяться в своём грехе. Библиотекарь Скейс – человек добрый… Но следом ещё худший страх ворвался в душу: добрый-то добрый, но что, если не посмеет такое «покаяние» скрыть, расскажет отцу Воллету? Что будет тогда?..
Так, терзаясь виной, книгу и прочёл. Быстро, за две ночи. А дальше – надо на место возвращать. Стал в библиотеку бегать, как только свободное время между учёными занятиями, которые все младшие братья посещать обязаны, да общими молитвами выдастся. Книгу под одеждой таскал, привязанную верёвкой и локтем прижатую – того и гляди заметят… Но, к счастью, не очень толстый труд Марвен Путешественник написал, а ряса двухбережного брата свободная, широкая.
