Дмитрий Иванов - Артефакт
«Замечательное ощущение», – подумал я и с благодарностью вспомнил о медальоне: наконец-то этот волшебный пропуск в иные миры меня порадовал… Кажется, я нашел-таки свой мир. И чего меня носило где ни попадя? И ведь он с самого начала был моим! Всегда!.. Зачем я беспокоился о том, чтобы вернуть этот отколовшийся мир в привычную колею? Чтобы смешать его с грязью?.. Ради чего? Угодить одержимым своей властью кровожадным богам?.. Богам, в которых я до сих пор не могу поверить? Зачем вообще нужен был этот договор? Здесь и без него великолепно. Как там Насим говорил: «Ветер веет где хочет»?
Звонок мобильного заставил меня скривиться: он прозвучал тут – среди этой блаженной тишины – словно предательский выстрел в спину. Я нехотя взял телефон.
– Валентин, вам нужно со мной поговорить, – заявил чей-то смутно знакомый голос.
– Мне?.. – поразился я.
– Это Игорь Моисеевич.
– Здравствуйте, – растерянно сказал я. – А как вы… Разве тут есть связь?..
Блаженный туман, окутавший мою голову, слегка рассеялся, я начал потихоньку соображать.
– Связь?.. – переспросил Игорь Моисеевич. – Все в этом мире связано.
– Ну конечно, – обрадовался я, удивляясь, как же я сам не додумался до такого простого ответа – это же элементарно!
– Приезжайте ко мне. Вы ведь знаете, где я живу? – предложил Игорь Моисеевич.
– Знаю.
– Только не отвлекайтесь по дороге. Найдите какую-нибудь машину, и прямо ко мне. Я жду…
– Ладно, – согласился я.
* * *Залитая солнцем улица встретила меня свежим ветерком. Я вдохнул полной грудью и ощутил едва уловимый запах леса: как он сюда проник, было совершенно непонятно. Прохожих тут, как всегда, было немного. Я заметил только трех женщин, которые неторопливо направлялись в мою сторону. Я залюбовался ими, особенно той, что шла чуть впереди: она была необычайно красива. Жаль только, что я не мог видеть ее глаз – почему-то глаза ее были закрыты… Иначе я бы, конечно, сразу узнал ее… Даже любопытно, почему я так хорошо помнил именно ее глаза… И ее голос…
За Юлией, почтительно поотстав и не сводя с нее восторженных взглядов, шествовали две пожилые дамы, тоже очень приятные…
Молча улыбаясь, я дождался, пока они подошли достаточно близко, и окликнул Юлию.
Девушка вздрогнула и остановилась, но глаза так и не открыла.
– Ее тут нет, молодой человек, – благожелательно пояснила мне одна из дам. – Не надо мешать.
Я подошел ближе, пытливо вглядываясь в лицо Юлии: она казалась очень сосредоточенной…
– Я знаю, где она, – сказал я заботливой даме. – Она вернулась ко мне.
Видимо, это прозвучало достаточно убедительно, поскольку дамы посмотрели на меня с некоторым разочарованием, переглянулись и пошли дальше, оставив нас одних.
Звонок мобильного вновь вывел меня из равновесия. Это опять был Игорь Моисеевич.
– Вы про меня не забыли? – осведомился он.
– Иду, – вздохнул я.
Юлия повернулась ко мне: она будто бы смотрела на меня с закрытыми глазами.
Я положил телефон в карман, достал ключи от квартиры и вложил их в ее ладонь.
– Вот, возьми. Никуда не уходи, дождись меня, я скоро вернусь… Обязательно дождись, – сказал я.
Она сжала ключи в руке все с тем же сосредоточенным выражением на лице.
– Я вернусь, – настойчиво повторил я и поторопился в сторону Литейного.
* * *Дорога оказалась долгой… До Моховой было рукой подать, так что машину я искать не стал. Видно, это меня и сгубило. Никогда прежде я не видел такого сказочно красивого города. Каргопольский звонил мне еще раза четыре, прежде чем я сумел к нему добраться.
– Надо было мне самому к вам идти, – посетовал Игорь Моисеевич, встретив меня в дверях квартиры. – Но вы могли за это время уснуть.
– Мог бы, – согласился я и сладко зевнул.
– Сейчас чайку, – сказал он, – крепенького…
– Отлично, – кивнул я, и мы отправились в путь сквозь коммунальный Лабиринт Минотавра, к величественной обветшалой комнате господина Каргопольского.
– Вам придется вернуться, – заявил Игорь Моисеевич, разлив чай и уютно устроившись в одном из потертых кресел, которых тут было два, так что я устроился не менее уютно.
– Вернуться? – вежливо откликнулся я, глотнув обжигающего, ароматного напитка. Я бы, конечно, рад был ему угодить, но он, кажется, не понимал, о чем говорит.
– Ясно, что тут с вами ничего плохого произойти не может… но вы ведь не только тут.
– В самом деле?
– Вы можете не сознавать этого, но проблема все равно остается.
– Вы ошибаетесь, – снисходительно заверил я старика. – Теперь-то я знаю – кто я, и где мне место, так что проблем нет. А там… Там делать нечего.
Мне совсем не хотелось спорить – все и так было замечательно, правда, господин Каргапольский снова норовил сделать из меня шизофреника…
– Вы ничего не видите… – огорченно заметил Игорь Моисеевич, бросив прищуренный взгляд в окно. – Свет ослепляет с непривычки, – пояснил он. – Можно даже совсем ослепнуть…
– А мне нравится, – сказал я, любуюсь лоскутом золотистого неба в обрамлении высокого старинного окна, распахнутого настежь.
– Я вас прекрасно понимаю, – не унимался старик. – Но это мешает вам осознать, кто вы на самом деле. Однако поверьте, там тоже есть кое-что ценное.
– Самое ценное там – это жизнь, – припомнил я, – однако это никого не останавливает… Там убивают.
– Жизнь потому и ценится там так дорого, что ее можно потерять.
– Тут не поспоришь, – согласился я, рассматривая огромную, с метр длиной, золотую рыбину, которая неспешно вплыла в комнату сквозь раскрытое окно и, махнув хвостом, направилась вдоль стены – в сторону изразцового камина. Она лениво шевелила плавниками и не обращала на нас никакого внимания.
Игорь Моисеевич покосился на рыбу с некоторой укоризной, но предпринимать ничего не стал, и я подумал, что мне, видимо, тоже не стоит беспокоиться.
– Пейте чай, что-то вы совсем засыпаете, – озабоченно заметил Каргопольский.
– Так о чем мы говорили? – вежливо осведомился я, послушно сделав пару глотков напитка.
– Видите ли… На самом деле мы просто не знаем, что такое жизнь. Сон, конечно, комфортное состояние, но, в общем-то, это небытие.
– Может, я и не знаю, что такое жизнь, но я сыт ей по горло. Эти игры не для меня… И, по-моему, у нас больше нет никаких перспектив, хотя те, кто там заправляет, совершенно этим не озабочены. Они манипулируют красивыми словами, за которыми ничего не стоит. В конце концов, все их благие начинания оборачиваются либо нелепостью, либо откровенным цинизмом. И, похоже, так было всегда, а тем более теперь…
– В этом легко запутаться, но если бы за красивыми словами никогда ничего не стояло, они бы очень скоро потеряли свою силу, – заверил меня Игорь Моисеевич.
– Видимо, это время пришло, – откликнулся я.
– Вы правы, время пришло… – неожиданно согласился Каргопольский. – Мы ведь уже давно изо всех сил пытаемся объективно взглянуть на мир.
– А это плохо?
– В каком-то смысле это все равно что пытаться укусить себя за локоть, – сказал Игорь Моисеевич. – Наш разум вроде бы рационален, но в основании мира лежат законы, настолько выходящие за рамки его рационального понимания, что разуму ничего не остается, как только заносчиво игнорировать собственную беспомощность. На самом деле человек знает о мире ровно столько, сколько он знает о себе, но он очень многого о себе не знает, ведь рациональность – это своего рода ограниченность. Поэтому мир вокруг нас и полон парадоксов. Но мы возвели наш ограниченный разум в сан верховного судьи и уже не способны смотреть на мир по-другому.
– Это что же, ода безумию? – скептически покосился я на старика: кажется, все наши разговоры сводились к одному – Каргопольскому не нравились здравомыслящие люди.
– Безумец иногда способен совершить невозможное, – охотно подтвердил мое подозрение старик.
– К чему вы клоните? – зевнул я.
– К тому, как плохо мы себя знаем, – повторил Каргопольский. – Вот вы, например, до сих пор уверены, что пребываете в здравом уме и способны принимать разумные решения.
– А это не так? – заинтересовался я.
– Посмотрим… Я хотел предложить вам сделку.
– Сделку?
– Вам ведь тут нравится?
– Еще бы… – откликнулся я, умиротворенно наблюдая за рыбой: рыба миновала камин, заплыла в угол комнаты, развернулась и двинулась вдоль другой стены. Она явно планировала обмерить все помещение.
– Я позабочусь о том, чтобы за вами сохранилось местечко тут.
– Отлично.
– Но для этого вы тоже должны кое-что сделать.
– Без проблем.
– Все что угодно?
– Конечно, – пожал я плечами: неужели он думал, что я еще буду торговаться?
– Хорошо… Вам придется убить вашего друга, – без малейших признаков смущения заявил Игорь Моисеевич: мне показалось, что я ослышался.
– Что?.. – потерянно переспросил я.
