Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями
Сдерживая позывы рвоты, Кюннэйя присела рядом на корточки и пригляделась. Удивительно: перемешанные и припорошенные грязью внутренности были целы, острие их не задело. Но это ничего не меняет. Разве Арагору, старому, опытному врачевателю, невдомек, что из тела Гельдияра вытекла почти вся жизнь?
– Ты спасешь его… Да? – прохрипел старик и вцепился в руку женщины ногтями.
Мысли Кюннэйи понеслись, будто течение на Большой Реке. Отвела глаза:
– Попробую. Если успею.
– Успеешь! Гельдияр живуч…
Вместе они содрали кору с большой березы. Осторожно просунув под ратаэша желтой стороной вниз, закрепили края, крепко приткнули их к земле ветками. Кюннэйя плотными конусами скатала куски бересты. Наглухо загнула края и углы, привязала ивовые поручья. Получились четыре вместительных ведерка, какие на скорую руку умеют ладить в лесу все люди саха.
Под пеплом сохранились тлеющие уголья – было чем развести костер. Скоро из ведерок, развешанных на рогатине высоко над огнем, начала выплескиваться пена. В одном кипятилась прядь волос из длинной косы Кюннэйи, во втором – отвар живительных трав, в двух других – просто вода из ручья. Жаль, нечем задобрить духа огня и духа – хозяина местности. Они способны наказать женщину трудными родами за неповиновение запретам. Носящей в себе дитя даже к очагу нельзя подходить, не то что к костру. Воспрещается дотрагиваться и до крови мертвого зверя, а тем более живого человека. Может сама кровью изойти…
Деваться было некуда. Кюннэйя заметила, как трясутся руки лекаря. Плохой из такого помощник. Прошептав молитву огню и милосердным богам, сама облущила твердый длинный шип боярышника и прокалила его в пламени. Арагор охладил кипяток в берестяных сосудах, опустив их в ручей.
Под закрытыми глазами раненого легли серые тени. Он потерял сознание. Старик, суетясь, омыл лицо ратаэша холодной водой. Заторопил Кюннэйю:
– Скорее, скорее!
Собравшись с волей, она внимательно осмотрела скользкие, дышащие узлы перепутанных кишок. На то, чтобы тщательно промыть их, потребовалась вся кипяченая вода и заживляющий травяной отвар. Лекарь поспешил к ручью за новой порцией воды. Стараясь не обращать внимания на въедчивый дым и пар от проливавшегося в огонь кипятка, Кюннэйя укладывала содержимое раскрытой полости так же, как лежат потроха в брюшках гусей. Муж, а раньше отец много птиц приносили с охоты. Заготавливая тушки на зиму, она невольно запомнила внутреннее строение пернатых. Вот и пригодилось. Может, нутро человека устроено иначе, но размышлять и прикидывать было некогда. Ратаэш потерял слишком много крови и дыхания жизни.
Напрасно пугались глаза: эта часть дела подошла к концу. Послушные памяти руки уместили в бреши последний изгиб кишечника. Кюннэйя соединила верхние края разреза так, чтобы разрозненные половинки пупка сошлись в прежнее колечко. Велела Арагору поддерживать живот Гельдияра с обеих сторон. Сечение было чистым, ровным, без рваных закромок. Отменный булат, острые мечи у гилэтов.
Сшивать кожу пришлось стежками внакидку, какими женщины саха шьют торбаза. Сначала Кюннэйя делала прокол каленым шипом, затем этим же шипом проталкивала в крохотное отверстие крученый тройной волос. Сверху смачивала муравьиным соком, чтобы ядреной кислотой отпугнуть заразу.
Солнце зашло за полдень, когда на рану лег завершающий стежок. Стон сорвался с бескровных губ Гельдияра: выплыл из беспамятства в кромешную боль. Арагор опустил руку ему на лоб. Шепча что-то, успокаивая, заглянул в глаза, и ратаэш снова закрыл их – уснул.
Шов получился гладкий, прямой, как стрела. Осталось присыпать лиственничным пеплом. Пепел чистого мыслями дерева – первая помощь врачевателю, хорошо вбирает сукровицу и препятствует воспалению.
– Ты – волшебница.
Старик, не сдержавшись, всхлипнул. Кюннэйя устало усмехнулась. Волшебство тут было ни при чем. Просто чутье хозяйки и искусство швеи. Любая женщина саха умеет так шить.
* * *Дрожащие хвоинки золотых вечерних лучей плескались в ушице, заправленной поздней съедобной травой. Арагору удалось наловить в озере гольянов берестяными ведерками. Поужинали. Ратаэш спал. Тело его почти перестало гореть. Старик прикладывал к лицу и плечам раненого освежающие листья лопуха. Смочив его иссохшие губы прохладной водой, пробормотал:
– Он сильный, выберется… Я обязан тебе самым дорогим, женщина. Ты спасла моего единственного сына.
– Сына?
Арагор сорвал метелочку дудника, растер между пальцами пахучие семена. Волнение зажгло на щеках старика темные пятна.
– Я любил жену бывшего ратаэша, – сказал он тусклым голосом. – Она была солнцем моих глаз. Она родила от меня. Гельдияр не знает, что я – его отец.
– Отец!.. – снова эхом отозвалась ошеломленная Кюннэйя.
– Ты, понимающая истинный язык, конечно, слышала и знаешь о колдуне, – продолжал Арагор тихо. – Как-то раз, прогуливаясь по базару, я, на беду, встретил странника. Я разговорился с ним и поверил его сладким речам, как единственной правде. Не мог я тогда знать, что не сыщешь на свете изворотливее словоблуда, склоняющего людей к преступной гордыне. Завороженный пустыми посулами, я сам привел его к сыну. Не заметил, как мной завладели несбыточные мечты. Возжелал сделать Гельдияра великим, подарить ему власть над миром, какой еще не имел смертный человек, а после признаться, что я – его настоящий отец.
Старик тяжко вздохнул:
– Увы мне! Никто еще не слышал о ратаэшах, посмевших править без подражания предкам… Ослепленный любовью к сыну, я не вникал в древние пути, чтобы не повторять ошибок, а нужными знаниями не обладал. Власть в душу не вложить, как не втиснуть в нее роскошных вещей… Белый Творец наказал меня. Проклятый странник втерся в доверие к ратаэшу, испортил его нрав, сделал изгоем… Но я не теряю надежды, что еще успею спасти несчастную душу сына и добрый, доверчивый мальчик, каким он был раньше, вернется… Не знаю, суждено ли мне вымолить прощение у Творца за все, что я, неразумный, натворил на старости лет…
– Это колдун приказал похитить меня?
– Видит Создатель, я не хотел… Но перед сражением странник явился тайком и подсказал дорогу к твоей юрте. Он предрек, что ты спасешь жизнь ратаэшу… А я медлил. И опоздал! Все думал – вот спадет туман… Лишь когда Гельдияр утратил косу, я едва уговорил его выкрасть тебя, спящую. Солгал ему. Наговорил примерно то же, что и воинам. Сын поверил, иначе остался бы мстить. Тогда б он точно погиб.
– Колдуна не было в битве?
– Не было. Потом вдруг возник, пообещал запутать погоню и снова куда-то пропал.
Арагор поднял на Кюннэйю больные тоской глаза.
– Теперь ты знаешь, зачем нужна была мне.
– Ну а что надобно от меня колдуну?
– О том не сказывал. Но, видно, большая у него потребность в тебе, коль сладил отправить в вашу долину целых три сотни воинов. Наверное, хочет перенять твое умение призывать жизнь к уходящим. Так мне думается.
– А о моей жизни тебе не думалось? – возмутилась Кюннэйя. – Не думалось, на что ты обрек моего еще не рожденного ребенка?!
Старик скрестил пальцы и затрещал ими. Такая у него была привычка, когда волновался.
– Прости, если можешь… Ты поймешь меня, когда у тебя родится сын. Страшно потерять родное дитя.
– Кто этот странник?
Арагор, дрожа, зябко передернул плечами:
– Могущественный маг. Он ведает прошлым и будущим. Крадет из вечности время. Странник невероятно искусен во лжи. В разговорах с людьми всякий раз надевает на себя лукавые личины, и все они неповторимы. Умеет перелетать из мира в мир, подобно птице, вызывать непогоду, превращать золото в камни, а камни – в золотые слитки. Но золото странника ложное. Рано или поздно оно все равно становится тем, чем было… Во власти колдуна находятся призраки, похожие на людей. Они движутся по его желанию. Недолго. Силы настоящего дыхания жизни ему неподвластны. А он, как я понял, очень хочет обладать этим дыханием. Хочет, пользуясь им, создавать армии живых призраков, послушных любым его низменным замыслам… Все, что он делает, служит злу. Он сам – ходячее зло и порок. Душа его – обитель тьмы, цель – сеять вражду и боль. В голове этой твари в образе человека не бывает добрых дум. Ах зачем я, скудоумный, связался с ним?..
– Так ты ведешь меня к нему?!
Старик замотал головой, прижал руки к груди:
– Нет-нет! Неверные нас предали, но в истинном народе и войске у меня много друзей. Есть где спрятаться от странника, есть с кем и как противостоять зачинщикам бунта. Еще посмотрим, кто верх возьмет. Поглядим, на чью сторону станет Властелин… Ты возвратишься домой, как только минет всякая опасность. Думаю, успеешь, пока реки не встали. Я дам хорошее судно, гребцов, воинов в сопровождение, кормилицу для ребенка, служанок…
Лекарь тревожно обернулся к лесу: ветка хрустнула под чьей-то ногой. Однако безветренный вечерний воздух был тих и прозрачен. Померещилось…
