Сергей Малицкий - Скверна
– Именно так, – прошептал под нос Лаурус. – Обычным стражником. Но я – его сын. Значит, как был и он – вонючий и обычный стражник. И зовут меня – Лаурус Вадум. Однажды об этом узнают все. Лаурус Вадум.
Глава 14
Хаустус
Хаустуса хватило еще на пару часов. Пыль от прошедшего войска все еще разносилась ветром, когда он остановил подводу, ожесточенно пыхтя, сорвал с себя платок, платье и, оставшись в портах и рубахе, маленький, дряхлый и лысый, встал на облучке и минут пять озирался.
За его спиной и по левую руку от него лежала пыльная, успевшая за половину месяца поблекнуть от жары степь, с упирающимися в небо клыками гор Хурсану над ней. Справа небо перегораживали горы Митуту, за которые как раз теперь торопилось спрятаться солнце. Впереди тянулась равнина с редкими кустами и высокой утомленной травой. Под ногами мулов и колесами подводы оседала мягкая, подобная золе, если бы случалась когда-то желтая зола, пыль. Хаустус недовольно зыркнул на спутниц, спрыгнул в пыль, прошел вперед, размахнулся было, чтобы врезать по недоуменным мордам мулов маленьким кулачком, но просто махнул рукой, сделал еще несколько шагов и тяжело осел в пыль.
– Прибыли уже, что ли? – окликнула старика через пару минут Эсокса.
Вместо ответа тот раскинул руки в стороны и упал на спину.
– Пошли, – буркнула Эсокса, спрыгивая с подводы. – Кажется, у нашего угодника затмение. Надо его забросить на подводу. Воду возьми.
Хаустус лежал с закрытыми глазами. Когда спутницы подошли ближе, он смахнул с губ припорошившую их пыль и пробормотал:
– Протяни мне руку хоть кто – Энки, другой какой бог, мало ли их было рядом с ним, или даже тот же Авункулус вернулся бы за мной из-за полога на пару минут, да пообещай он или кто-то из них, что там, за пологом, будет так же мягко, тихо и тепло, пошел бы, не раздумывая. Да что там. Скажи он, что ничего не будет, все, конец, тьма, безвестие, все равно бы пошел. Вода есть?
Кама сорвала пробку с фляжки, что дала ей Эсокса, наклонилась, капнула на губы лежащему старику. Хаустус протянул руку, но Эсокса была тут как тут, отстранила руку Камы и подала старику другую фляжку. Хаустус жадно втянул в себя едва ли не четверть, поперхнулся, закашлялся, сел, изогнулся, стуча самого себя кулаком в грудь, затем сделал еще глоток и протянул Эсоксе фляжку, укоризненно качая головой:
– Я ж подрезал уже эту страсть? Крепкая же гадость… Подрезал же! Или нет?
– Будь у меня какая страсть, – ответила Эсокса, – сейчас было бы самое время ее оживить. Так нету…
– А ведь я не сошел с ума, – продолжая сидеть в пыли, пробормотал Хаустус. – К сожалению. Все вдребезги. Ты понимаешь, дакитка? Хорошо быть советчиком, лекарем и мудрецом, принимая просителей в тихом дворике под плакучей ивой… Отдавать должное хорошему вину, продолжительным разговорам, сладким воспоминаниям. Жизнь кажется долгой, сердцу болеть не о чем, края времени не видно… Но он настает.
Старик смахнул слезу, похлопал себя по поясу, поискал что-то, затем высморкался в рукав, посмотрел на спутниц, которые все так же стояли между ним и мулами.
– Эх, лет сто пятьдесят назад я бы дорого заплатил, чтобы прокатиться на тележке с такими красавицами… Но, как сейчас помню, целоваться с дакитками несподручно. Привычка нужна. Можно или губу наколоть, или язык расцарапать.
– Можно и горло, – добавила Эсокса. – Наколоть.
– Можно и горло, если невтерпеж, – поднялся на ноги Хаустус и принялся выбивать из портов, рубахи и редких волосенок за ушами пыль. – Но я тогда о девчонках не думал. Я тогда, как собачонка, бродил по Дакките за полоумным угодником Сином и все ждал, что стану таким же, как он – неутомимым, умным, добрым.
– Не вышло? – примиряюще спросила Эсокса.
– Может, и вышло, – буркнул Хаустус. – И уродец способен на красавца нагримасничать. На время. А времени-то почти уже и нет. Я ж думал, что буду угасать долго и медленно, как хорошая лампа. Угаснешь тут медленно, когда такой ветер.
– Куда направимся? – поинтересовалась Эсокса.
– Глупые вопросы задаешь, – снова забрался на облучок Хаустус. – Ты всегда глупые вопросы задаешь. Это зависит от того, куда хочешь попасть.
– А куда хотели попасть вы с Авункулусом? – спросила Кама.
– Куда-куда, – пробормотал Хаустус. – Хотели отправиться в Гросб. Конечно, в малом, захудалом городишке все на виду, но нам-то что? Поселились бы где-нибудь в деревеньке на севере, поближе к этим проклятым железным воротам, за которыми закрылись в своей долине последние этлу… А там-то… Много ли нам надо? Идут же хоть какие караваны в Бланс или из Бланса? Подойти, перекинуться словом. Да, мы против них мелочь подзаборная, а все же должны уважить седины и лысины. Тем более сверху они, считай, что напоказ. Поговорили бы, отыскали бы родню Авункулуса да напросились бы на спокойную старость… Я все ж таки не самый плохой лекарь, принес бы пользу, на лепешку бы монету добыл. А теперь что?
– Что Авункулус, что Кама – та же родня? – предположила Эсокса.
– Я не хочу к этлу, – подала голос Кама.
– Лучше этлу, чем враги, – повысила голос Эсокса.
– А если и они враги? – не унималась Кама. – Когда-то они и даку были лучшими в воинстве Лучезарного. А уж затеряться среди этлу никак не получится.
– Атеры тоже были в воинстве Лучезарного, – огрызнулась Эсокса. – И как среди них затеряться? И что делать теперь? Ползти на карачках в Храм Света?
– Ползти на карачках в Бланс – то же самое, – прикрыла глаза от порыва ветра, поднявшего пыль, Кама. – Что там происходит? Ты знаешь?
– Оглянись, – зло буркнул Хаустус. – Не бери пример с двух престарелых придурков, один из которых уже за пологом. Ты когда последний раз видела этлу? А теперь и не увидишь. Ты что, не поняла еще, кто вошел в Даккиту?
– Как кто? – нахмурилась Эсокса. – Войны никакой к востоку от крепости Баб вроде не было. Да и беженцы уходили все больше от неведомой тревоги да от надоедливых проповедей. Судя по лицам воинов, вошедших в Баб, большинство из них атеры. Или лаэты, они же в шлемах. Значит… Значит, или королевство Нанба решило подмять под себя Даккиту, или королевство Атера, или королевство Талхо… Нет, там мало подданных. Лаэта?
– Эх, девка! – сплюнул в пыль Хаустус и тронул с места подводу. – А то, что храмовники в белых балахонах строем командовали, не удивило? Где стяги? Где вельможные мастера? Где трубы и барабаны? Хотя нет, барабаны и трубы были. Но за спинами. Потому как Даккита открылась перед паразитами сама. Как речная ракушка на берегу на жаре…
– Что ты хочешь сказать? – напряглась Эсокса.
– То, что я хочу сказать, ты и сама видела, – буркнул Хаустус. – Осталось только понять.
– Так куда направимся? – повторила вопрос Эсоксы Кама, оглянувшись. Телега катила не быстро, но даже лети она вслед за лучшими рысаками, ночь уже настигала ее.
– Не знаю, – признался Хаустус. – Хотя знаю. Я, к примеру, направляюсь к концу своей жизни. На двух мулах и с кипой гнилых кож. Неплохое завершение, не так ли? А уж вы… Как повезет.
– Представь, что тебе на сто лет меньше? – прищурилась Кама.
– На сто лет? – нахмурился Хаустус. – Я, конечно, угодник-то не из лучших. Но сто маловато. Сто лет назад я уже за семьдесят перешагнул. Нет, сто пятьдесят давай.
– Ты и давай, – скривила губы Эсокса.
– Значит, сто пятьдесят, – мечтательно почесал лысину старик и подмигнул спутницам. – Мне чуть за двадцать. Мозгов нет. В штанах тесно. В груди ветер. В ногах дурь. В глазах туман. И что вы хотели у меня узнать? Кто ж у придурка советов спрашивает?
– А если не двадцать, а лет сорок? – настаивала Кама.
– Сорок, хороший возраст, – кивнул Хаустус и тут же стал серьезным. – Когда не знаешь, куда направиться, спроси себя, откуда хочешь выбраться. Не знаешь, что делать, подумай, чего делать не стоит. Не знаешь, как жить…
– Сдохни, – зло подсказала Эсокса.
– Не живи, – поправил ее Хаустус. – Прежде чем думать, куда направляться, давайте-ка прикинем, куда мы попасть не хотим.
– В Даккиту, – прошептала Кама, и Эсокса согласно кивнула.
– Да, – задумчиво причмокнул Хаустус. – Туда нам направляться не резон. В Эрсет есть вообще место, где мы могли бы укрыться?
– Как долго? – спросила Эсокса.
– Вопрос отменяется, – проскрипел Хаустус. – Куда тогда двигать? Что делать умеете, девчонки?
– Убивать, – прошептала Кама.
– Убивать, – согласилась Эсокса.
– О как! – крякнул старик. – И много за плечами трупов-то уже?
– Один пока, – скрипнула зубами Эсокса.
– Много, – чуть слышно ответила Кама.
Старик обернулся, долго смотрел то на одну, то на другую, хотя мрак уже начинал скрадывать лица его подопечных.
– Вот что, – наконец заговорил он негромко, но складно и умно. – С таким умением вы без работы не останетесь, но ведь и работа не так, чтобы очень. Редко когда под крышей, для здоровья – опасно, расход на инструмент большой. Даже не знаю. Ладно. На ходу плохо думается. Через лигу встанем на стоянку на краю оврага, тогда можно будет и в голове покопаться насчет работы. Хотя дорога важнее. Ночь будет светлой, но за овраг ночью не пойдем, на той стороне только днем дорога либо с охраной, твари наведываются с равнины Муам. Тут же раньше почти как в Сухоте было. Говорили, что белые тут подчистили все, но я не шибко верю. За Кармой на юг до Лаэты сплошная пакость на полторы тысячи лиг. До самого озера Зумви. Или до моря Зумви, как говорят лаэты. Ничего хорошего, кроме Иалпиргаха, да и того лучше бы не видеть, не знать о нем. Конечно, и в Эрсетлатари можно найти уголок, где тебя никто не найдет, и сгнить в этом уголке. А вот чтобы дышать… Уходить отсюда надо. Тут, пока поганая кровь не выйдет да не высохнет, дышать нечем будет. Поэтому слушайте да советуйте. На юг нельзя.
