Дмитрий Иванов - Артефакт
– Какой еще эксперимент? – вздохнул я. – Типа мы с тобой лежим, пристегнутые к койкам с пучками проводов в головах? Очень заманчиво…
– Да я не о том, – отмахнулся Кегля. – Я тут про квантовую физику кое-что почитал…
– Молодец… И как? Легче стало?
– Кажется, наш случай вполне можно объяснить и с научной точки зрения, – заявил Виталик.
– С научной точки зрения? – скептически откликнулся я. – И никакой мистики?
Похоже, я успел настолько проникнуться мистическими обстоятельствами нашего положения, что от материализма меня потихоньку начинало коробить: удивительная метаморфоза…
– Мистика тоже укладывается в концепцию, – пояснил Кегля.
– Ну расскажи.
– Оказывается, есть такая гипотеза в квантовой физике – многомировая интерпретация Эверетта. И она, вроде бы, наиболее внятная на данный момент. Во всяком случае, не противоречивая. Но и самая радикальная, относительно привычного восприятия.
– Красивая? – поинтересовался я.
– В смысле? – не понял Кегля.
– Ладно, проехали…
– Суть в том, что квантовый мир… – начал было Виталик и осекся: потрепанного вида мужичок в синей рабочей спецовке с двумя полными кружками пива в руках остановился возле нашего столика.
– Сяду, ребятки, – заявил он и решительно опустился на свободный стул, водрузив кружки перед собой.
– Зачем?.. – удивился Кегля, оглядевшись по сторонам: но свободных столиков в зале действительно не осталось.
– Пообщаться, – невозмутимо пожал плечами мужичок. – Бутырский, – представился он, протянув Виталику сухую жилистую руку землистого оттенка.
– Кеглин… – назвался слегка опешивший Виталик, пожав протянутую руку.
Мне тоже пришлось пройти через эту процедуру: рука у Бутырского оказалась на удивление крепкой…
Некоторое время мы сидели молча, но наш новый знакомый, кажется, и не собирался развивать свою инициативу.
– Так вот… – решился наконец досказать свою мысль Кегля. – Суть в том, что квантовый мир – это фундаментальная основа реальности, – деревянным голосом поведал он. – Квантовый мир первичен по отношению к нашему, обычному… – Взмахом руки Виталик небрежно очертил пространство бара, дав понять, насколько наш «обычный мир» ничтожен в таком сравнении. Вероятно, он рассчитывал, что и Бутырский осознает – в квантовом мире ему уютно не будет…
Однако Бутырский оказался не так прост. Он с видимым наслаждением осушил полкружки пива, закурил папироску и принялся молча слушать, что излагает Виталик, не выказывая никаких признаков скуки.
Кегля на какой-то момент сбился с мысли, но сосредоточился и продолжил:
– В квантовом мире потенциально содержится бесконечное количество таких миров, как наш. …Из которых мы и выбираем себе наиболее подходящий. Причем миры эти могут быть и совершенно фантастическими, главное, чтобы они были вообразимы, даже с нарушением привычных нам физических законов… Поэтому и мистика становится возможной.
Бутырский оставался невозмутим…
– Стоп… – сказал я, осознав, что оппонент Виталику все же необходим. – Что значит выбираем?
– Это не я придумал. За что купил – за то и продаю… – напомнил Кегля. – Но принцип такой: сознание наблюдателя определяет, в каком мире он оказывается в каждый последующий момент.
– А наблюдатели – это мы?
– Наблюдатели – все… Любое сознание – это наблюдатель.
– Тонко подмечено, – одобрительно кивнул Бутырский, пыхнув папиросой: он явно никуда не торопился.
Кегля посмотрел на него, умиротворенно щурясь: похоже, наш «ненавязчивый» собеседник сумел подкупить его этой короткой ремаркой.
– И как мы выбираем эти миры? – вернул я Кеглю в русло ущербной реальности.
– А на этот вопрос ответа пока нет, – пожал он плечами. – Хотя есть версии… Есть предположения, почему нам кажется, что мы ничего не выбираем. Или, по крайней мере, не выбираем какие-то необычные миры… А могли бы выбрать себе какой-нибудь чудесный мир, – мечтательно вздохнул Кегля.
– Так нам только кажется, что мы ничего не выбираем? – поинтересовался я. – А на самом деле все-таки выбираем…
– Все миры существуют одновременно – значит, одновременно существуют и все варианты выбора… – пояснил Виталик. – И наше сознание присутствует во всех мыслимых вариантах. Но «оживляем» мы только один.
– Что-то ты мудришь, – покачал я головой. – Зачем тогда вообще было городить этот огород со многими мирами, если все равно выбираем мы только один… Получается та же хрень, только с перламутровыми пуговицами… И зачем такая концепция могла понадобиться физикам? К чему все так усложнять? Это еще в нашем случае могло бы быть актуально, но они-то с такой ситуацией не сталкивались.
– В том-то и дело, что они эту гипотезу подтянули совсем по другим причинам: иначе им не удается разрешить противоречия между квантовой механикой и классической. А кроме того, получается вовсе не то же самое: если бы мир был один, у нас бы не было возможности попасть в какой-то другой мир, с другими «параметрами».
– Так ведь и не было такой возможности, – заметил я. – Во всяком случае, пока это с нами не случилось… Только я все равно ничего не выбирал – тут уж ты меня никак не убедишь… То, что параллельные миры существуют, я и так уже понял. По крайней мере теперь.
Я покосился на Бутырского, но его мое заявление, похоже, ничуть не смутило, и я расслабился.
– Но то, что мы их сами выбираем, – тут неувязочка выходит, – заключил я.
– Да в этом-то вся и суть, – возразил Виталик. – На этом концепция и построена. Просто, как правило, наше сознание выбирает привычный мир, с привычными параметрами – видимо, ему так легче… Но все это, естественно, должно еще и выглядеть связно для нас. Привычка восприятия, понимаешь?
– Понимаю, чего ж тут не понять… Не понимаю только, каким образом мы оказались в такой заднице. Привычка восприятия подвела? И почему именно так все получилось – какие-то «отростки» аномальные повылезли… Почему нас кидает из одного мира в другой? И при чем тут медальоны?
– Я не говорил, что эта концепция объясняет все детали, – заметил Кегля, – я только сказал, что она может объяснить все с научной точки зрения. Наше сознание каким-то образом выбирает себе миры – вот что самое главное. А уж как оно это делает и почему – вопрос отдельный.
– Все так запутанно… – вмешался таки Бутырский, участливо покачав головой, и снова основательно приложился к своей кружке.
– Что-то не понятно? – вежливо откликнулся Кегля: видимо, наш покладистый собеседник настолько подкупил его своим кротким вниманием, что он позабыл о сложностях местных «контактов».
– Да нет – просто запутанно… – пожал плечами Бутырский. – Таков уж квантовый мир.
– Вы имеете в виду… квантовую запутанность? – удивленно уставился на него Кегля.
Бутырский кивнул.
– Запутанные состояния? – недоверчиво переспросил Кегля.
– Они, родимые, – подтвердил тот. – Все так неопределенно, а тут – бац! – измерение… Вот тебе и редукция волновой функции… И такая вот хрень… – явно подражая Виталику, Бутырский пренебрежительно очертил пространство бара кружкой с остатками пива. – И все мы тут по сути одинокие коты Шредингера – ни живы, ни мертвы…
– Простите, а вы кто? – окончательно растерялся Кегля.
– Бутырский… – мягко напомнил наш мимолетный знакомец. – Игнат.
– Игнат!… – послышался радостный голос откуда-то из дальнего угла бара, где пировала оживленная компания. – Иди к нам!
Бутырский махнул компании рукой, допил кружку, подхватил вторую и поднялся из-за стола:
– Так что наш мир, парни, – это химера, – заключил он. – Результат наблюдения. Да и то предвзятого… Удачи на дорогах.
Мы с Кеглей молча проводили его взглядами, пока он ловко петлял с кружкой между столиков, добираясь до своих.
– Гонит? – поинтересовался я у Кегли, как у специалиста.
– Нет, – покачал головой Кегля, – он все правильно говорит.
– Да ладно… – отказался верить я. – Он же ахинею какую-то нес… А ты его еще и подначивал.
Но Виталик проявил настойчивость:
– Ты просто не знаком с вопросом, – заметил он.
– С каким вопросом?.. – Я нахмурился: очень мне не хотелось думать, что я теряю своего единственного друга здесь, но Бутырский с Кеглиным определенно спелись…
– С квантовой физикой.
– А коты тут при чем? – возмутился я. – Шредингера…
– Был такой, – спокойно подтвердил Кегля.
– Шредингер?.. Или кот?
– Оба.
– А редукция?
– Волновой функции?
– Вот именно…
– Если я стану тебе объяснять, – вздохнул Кегля, – это может затянуться надолго.
– А сам-то понимаешь? – ехидно спросил я.
– Все, что я хотел тебе сказать, я сказал, – отрезал Виталик.
– Не похож он на физика…
– Много ты физиков знаешь? Тем более местных… Давай лучше выпьем.
На это у меня возражений не нашлось.
Глава двадцать седьмая
