Милена Оливсон - Резистент
Среди незнакомых лиц я замечаю одно родное.
Он такой, как и был полтора месяца назад. Это я изменилась, а он – прежний. Высокий, широкоплечий, с яркими карими глазами и заостренным носом, растрепанный, привычный и знакомый, – только на щеке свежий порез.
– Артур!
Я словно сплю.
– Вероника! Какого черта?
Артур хочет бежать мне навстречу, но двое охранников сдерживают его. И я не без гордости замечаю, что они еле справляются.
– Этот молодой человек – твой жених? – спрашивает знакомый голос. От этого голоса я снова леденею.
– Нет… не совсем.
Бернев смотрит на меня внимательно, изучающе. Пялься, сколько влезет. Ты и не подозреваешь, как много я знаю о твоих секретных делах.
– Он каким-то образом попал сюда и уже несколько часов стоит возле ограды, требуя встречи с тобой. Поговори с ним. Убеди, что ему лучше уйти, – и он добавляет с нажимом: – Для его же блага.
Подбегаю к Артуру. Охранники выпускают его, и мы обнимаемся, наверное, целую вечность. Чувствую щекой его небритую щеку.
– Как ты нашел меня?
– Это было непросто, – он измученно улыбается, – никто не хотел говорить, где ты. И все же я тебя нашел!
Кажется, я опять плачу.
– Что это за место? Тебя здесь держат против воли?
– Раз уж вы нашли нас, – говорит Бернев из-за моей спины, – то и так знаете, что это Центр Исследования Резистентности, секретное учреждение. Здесь ведутся важные исследования, и Вероника – их часть. И она в полном порядке.
– Это правда? Все хорошо?
Я киваю. А что я могу сделать? Одно неосторожное слово – и нас обоих пристрелят на месте.
– Ты все не возвращалась, так что я начал искать тебя по больницам и в конце концов узнал об этом центре.
– Спасибо, – я опускаю глаза, – но будет лучше, если ты не будешь приходить. Это место, сам видишь, секретное, тут все серьезно. Я правда в порядке.
– И когда ты вернешься?
– Пока не знаю, – поджимаю губы. Я уже никогда не вернусь, но разве об этом скажешь?
– Ты так изменилась, – Артур осматривает меня.
– Знаю, – морщусь, – ужасно выгляжу.
– Вовсе нет. Просто… иначе. Старше. Что с тобой тут делают?
– Да ничего. Я вроде как ценный сотрудник. Так что обращаются со мной отменно. – Я медлю, обдумывая каждое слово. – Как с Хрюшей. Ты помнишь Хрюшу?
Артур на мгновение застывает. Конечно, он помнит Хрюшу. Это был мальчик из нашей школы, которого каждый день колотили старшеклассники. Никто даже не знал его настоящего имени. А однажды у Хрюши случился какой-то приступ, и он умер. Это все знали, и все знали, что виновата компания мальчишек из моего класса, но никого не наказали. Печальная у Хрюши была история.
– Помню, – выдыхает Артур. – Что, прямо так же?
– Ага. Так что иди домой, я тут справлюсь.
Что я наделала? Зачем сказала про этого чертового Хрюшу? Артур теперь точно вернется, только будет настойчивей и агрессивней. А я прекрасно помню, как в первый мой день здесь охранники застрелили птицу, перелетевшую ограду.
Разворачиваюсь и иду прочь. Я должна забыть об Артуре. Так будет лучше и для меня, и для него. А если он еще раз придет, чтобы помочь мне, я постараюсь успокоить его и выпроводить отсюда.
Запираюсь в своей комнате и плачу. В последний раз я так много плакала после смерти отца. Но эти слезы полезны. С ними как будто ухожу слабая я, цепляющаяся за старую жизнь и старые привязанности.
Но если старая Вероника исчезнет, останется ли хоть что-нибудь?
Днем я нахожу в себе силы выйти из комнаты. Обедаю вместе с друзьями. Незаметно, под столом передаю Нику книгу. Он поднимает на меня удивленный взгляд, но прячет книгу под мышку и ничего не говорит. Хоть бы здесь все вышло, как нужно. У меня появился план, и если я смогу заручиться помощью Ника, то все получится. Но прежде всего мне нужно поговорить с Агатой.
Пойду прямо к ней. А если кто усомнится, что я больна, – выверну свой обед прямо под ноги, я и так еле держу его в желудке. Подбегаю к «Солару», стою под дверью добрых полчаса, пока не появляется какой-то медик. Начинаю ныть, как мне плохо, и как сильно нужно попасть к доктору.
– Проходи, конечно, – пожимает плечами врач, открывая передо мной дверь.
Взбегаю по лестнице. Обдумываю, что и как буду говорить Агате, чтобы не звучало подозрительно. А посреди разговора скажу, что мне стало душно, и попрошу выйти со мной на свежий воздух. Там-то сможем нормально поговорить. Вот и дверь ее кабинета. Стучу – тишина. Дергаю – заперто. Где же Агата?
Ничего, говорю себе я, не отчаивайся. Может, сегодня просто не ее смена. Или она занята каким-нибудь исследованием. Поговорить можно и в другой раз. Плетусь в общежитие. Ни на какую тренировку не пойду. Вообще никогда. И от их еды меня тошнит. Интересно, чем они кормят подопытных? Объедками? Кормом для животных? Может, вообще не кормят?
Закутываюсь в одеяло, сижу на краешке кровати, гляжу в окно, на пепельно-серое небо. В Пентесе две погоды: ветрено-холодная и серо-дождливая. Сегодня вторая. Видно, что будет дождь. Всегда его любила. Вот и сейчас на душе становится легче, когда капли начинают барабанить по стеклу. Во дворе все прячутся от воды, обрушившейся с неба слишком резко. А я – я так и сижу, замотавшись в плотный кокон из одеяла.
Под окнами кто-то кричит. Все охранники вдруг бегут в сторону «Солара». Там какая-то паника, но в общей толчее ничего не разглядеть. Несколько минут спустя кого-то выволакивают из здания. Тоненькая фигура извивается в руках мужланов-охранников. На ней нет медицинской формы, но я и так узнаю Агату. Она брыкается, пытается выдернуть руки из крепких лапищ, но куда там! Скоро Агата сдается и обвисает в чужих руках безвольной куклой. Вижу, как к ней подходит Бернев. Близко-близко. Что-то говорит Агате на ухо, – а потом ее тащат к «Венере».
Я в поезде без тормозов, который мчится к пропасти. Я птица, которая перелетает ограду и которую вот-вот пристрелят. Я осталась одна.
В своей жизни я делала много ошибок и еще больше сделаю в будущем. Но как минимум от одной меня спас Адам.
Не знаю, что собираюсь сказать или сделать, но отчаяние гонит меня из комнаты. Бегу по лестнице и думаю, что сейчас выйду во двор и сделаю что-то, чтобы спасти Агату. Или, может, попытаюсь убить Бернева. Слезы катятся по щекам; я подворачиваю ногу, но не останавливаюсь, боль отходит на второй план. Но когда меня отделяет от двери только пара шагов, я врезаюсь в Адама. Больно бьюсь носом о его грудь, будто она железная. Он хватает и держит меня так крепко, что отбиваться и мыслей не возникает. Прижимает к себе, и я захлебываюсь в запахе табака и стираной футболки.
– Куда побежала? – шепчет Адам, склонившись к моему уху. – Пойдем-ка, надо поговорить.
Он накидывает мне на голову капюшон, – наверное, чтоб не было видно, какая я зареванная, – и выводит из общежития. Во дворе пусто. Никаких следов потасовки, охрана на своих постах. Агаты больше не видно. Мы с Адамом идем за угол, на задний двор – туда обычно бегают на перекур. Сажусь на накрытый доской бетонный блок, который заменяет здесь лавку.
– Не смей сейчас выдавать себя, – говорит Адам строго, – иначе отправишься вслед за Агатой.
Вот так сюрприз.
Оторопело гляжу на него:
– Ты все знал?
– Не совсем, – он глядит куда-то в сторону. – Агата рассказала, что ты отнесла ее посылку, уже после разведки. Совсем недавно.
– Нет, ты знал, что за Стеной… – я боюсь заканчивать фразу.
– Что там живут брат Агаты и ее жених? Нет, не знал. Я был уверен, что они давно мертвы.
Жених Агаты? Этого и я-то не знала.
– Почему ничего не сказал, пока мы были за стеной? Почему Агата не поручила все тебе?
У меня миллион вопросов, но я боюсь их задавать. Это какой-то бред. А что, если Адам – шпион Бернева? Может, его подослали ко мне, чтобы выведать больше информации? Он так вовремя меня остановил, – странное совпадение. Слишком много странных совпадений за последнее время.
Адам постоянно оглядывается, словно за нами следят. Глаза его медленно двигаются из стороны в сторону, как два маятника.
– Мне и так не слишком доверяют. Когда мы только узнали о незаконных экспериментах, Кирилл, брат Агаты, начал планировать побег. Я хотел сбежать вместе с другими, но была причина, по которой я был вынужден остаться здесь. Бернев подозревает, что я слишком много знаю. За мной следят пристальнее, чем за кем-либо. Он часто со мной говорит, задает вопросы, ждет, что я себя выдам.
– Это и есть причина, по которой ты не сбежал?
– Что? Нет, нет. Это не имеет значения. Больше меня здесь ничего не держит.
– Что они сделают с Агатой?
– Я не знаю, что именно они узнали. Но если Берневу известно всё, Агата уже не вернется.
– Что? И ты так спокоен?
– Я не спокоен, – рявкает Адам, бросая на меня разъяренный взгляд. – Пока Агата в Центре, ничего страшного с ней не сделают. Она – абсолютный Резистент, так что ей ничего не будет. Будут держать в лаборатории, и всё.
