Василий Горъ - Игрушка Двуликого
– Мне не нужна твоя жизнь, аннар! И жизнь твоего сына – тоже: я хочу прожить оставшийся срок в тишине и спокойствии!
Неддар Латирдан, скользнувший в наше рейро следом за старшим отцом Аттарков, скрипнул зубами и угрюмо уставился на Крома:
– В том, что тебе это не удается, виноват я, а не Тарваз: я отправил вас сюда, в Шаргайл, я послал с вами Унгара и я взял с тебя слово, что ты не покинешь город до начала жолтеня…
Меченый перевел взгляд на короля, поиграл желваками и… остыл.
– Вы ошибаетесь, сир: в том, что с нами происходит, виноваты не вы, а Боги. Это они свели нас друг с другом, это они испытывают нас на прочность, и… э-э-э…
– …и это они оборвут нити наших жизней в тот миг, когда мы пройдем весь уготованный нам Путь… – почувствовав, что Крому не хватает уверенности в том, что разделю любое его решение, вполголоса закончила я.
Тарваз посмотрел на нас, как на двух эйдине. И, как мне показалось, с трудом удержался, чтобы не повертеть указательным пальцем над головой[158]. А вот Неддар отнесся к нашим словам по-другому – скрестил руки на груди и криво усмехнулся:
– Допустим! И что это меняет?
– Те, кто оказывается рядом с нами, рискуют. Поэтому я прошу вернуть мне мое слово и… – Кром сделал небольшую паузу и, собравшись с духом, уверенно закончил: – И позволить нам с Мэйнарией покинуть Шаргайл раньше оговоренного срока!
Почувствовав, чего ему стоило это сказать, я опять наплевала на местные традиции, вышла из-за его левого плеча и заявила:
– Мой муж прав: нам надо уходить. И чем скорее – тем лучше…
– В том, что Унгар воспылал к тебе страстью, виноваты не Боги, а он сам! – недовольно оглядев меня с ног до головы, фыркнул король. – Именно поэтому Тарваз и объявил его ори’те’ро![159]
– Это – лишь крошечный камушек…[160] – угрюмо сказал Кром. – Ночная Тишь упрям, как… э-э-э… настоящий хейсар, поэтому может попытаться похитить мою жену…
– Не «может», а сделает все, чтобы ее похитить… – внезапно изменившись в лице, выдохнул Тарваз. – Ведь он уже не Аттарк!
– Я сегодня же прикажу взять вас под охрану… – начал было король, но прервался на полуслове и, повернувшись к Каменной Длани, оскалился, как готовящийся к прыжку снежный барс. – Ты хочешь сказать, что Унгар мог сделать все это НАМЕРЕННО?
– Да… – опустив голову, ответил аннар.
– Что ж, я тебя услышал… – процедил Латирдан и повернулся к Крому: – Ты вправе забрать жизнь Унгара там, где его увидишь! Вне зависимости от того, что он будет делать в этот момент!
– Просто так рядом с нами он не появится… – мрачно буркнул мой муж. – Но убивать его я не буду!
– Почему?! – в два голоса воскликнули Тарваз с Неддаром.
– Скажите мне, сир, как к этому отнесутся мои новые родственники: отец и мать, давшие Унгару жизнь, братья и сестры, росшие вместе с ним, сородичи, для которых Ночная Тишь – настоящий Аттарк, а я – самый обычный илгиз, невесть за что признанный шшат’или?
– Он уже не Аттарк!!! – гневно рыкнул король, потом посмотрел на Тарваза и скрипнул зубами. – Тот, кто посмеет тебя возненавидеть, будет иметь дело со мной!!!
– Ну и толку от этого, сир? А вот если мы уйдем, то этого можно будет избежать. Опять же, Унгар останется в живых и, вполне возможно, когда-нибудь заслужит право вернуться в род…
Неддар в сердцах врезал по стене кулаком, злобно посмотрел на сбитые костяшки и взглядом указал Крому на меня:
– А о Мэйнарии ты подумал? Если вы уйдете из Шаргайла… скажем, завтра с утра, то оставшийся ей срок сократится на три десятины!
– Если мы останемся, но Унгар меня похитит, то я проживу гораздо меньше… – твердо сказала я. – Ибо уйду из жизни так же, как это сделала Аютэ…
– Мэйнария – гард’эйт Крома… – напомнил Неддару Тарваз.
Я отрицательно помотала головой:
– Не только поэтому. Я его люблю больше жизни. И ни за что не стану чьей-нибудь еще…
С нижней губы Неддара сорвалась капелька крови и растворилась в его бороде. Через пару ударов сердца по проторенной дорожке покатилась вторая, третья. А потом их стало так много, что они слились в тоненькую струйку и закапали на араллух.
Он всего этого не замечал: невидящим взглядом смотрел мне в глаза. Молчал. И видел в них Аютэ.
Долго…
Целую вечность…
Потом сглотнул подкативший к горлу комок и перевел взгляд на Крома:
– Я возвращаю тебе твое Слово…
– Спасибо, сир…
– Я не закончил! – вспыхнул Неддар и тут же заставил себя успокоиться. – Ты вправе уехать хоть сейчас, но я прошу тебя задержаться на три дня и поприсутствовать на Большом Совете…
…Пока я вспоминала недавнее прошлое и пыталась смириться с укоротившимся будущим, Кром занимался делом – вытащил из-под кровати кулачный щит, срезал с него деревянный умбон и подогнал ремешки под свою руку. Потом метнулся к очагу, подобрал первый попавшийся под руку уголек и зачернил центр щита.
Сообразив, что это – мишень для отработки удара в горло, я оттянула пряжку маттира, кое-как вставила клинок в крошечные ножны и вопросительно уставилась на мужа:
– Мне одеваться?
– Как хочешь: удары шаммором будем отрабатывать тут: я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь знал о его существовании…
Само собой, натягивать на себя ансы и сапоги я не стала. А вот араллух надела. И даже поплотнее затянула шнуровку на груди. Потом посмотрела на мужа и мысленно захихикала: судя по тому, что Кром был облачен в одни ансы, одеваясь, он руководствовался теми же принципами, что и я.
Придирчиво оглядев меня с головы до ног, муж вдруг нахмурился, шлепнул себя по лбу и, скользнув к столу, протянул мне одну кожаную перчатку:
– Надевай. А то натрешь ладонь и пальцы…
…Прежде чем приступить к отработке самого удара, Кром эдак с полчаса учил меня правильно выхватывать шаммор из ножен. Причем, по своему обыкновению, делал это предельно добросовестно: показывал не только правильное положение пальцев, кисти и локтя, но и подводящие движения, которые, по его мнению, не должны были насторожить моих возможных противников.
Я то страдальчески морщилась, хваталась за «заболевший» живот и складывалась пополам, то принималась нервно поправлять одежду, то, изобразив ужас, покорно тянулась к поясу, чтобы «начать раздеваться». Несмотря на разное начало, каждый такой «подход» заканчивался одинаково: прикосновением к «пяте», практически неслышным щелчком клинка и «безвольным» падением руки с торчащим между пальцами «листом» к правому бедру.
Ничего особо сложного во всем этом не было, и Кром, убедившись, что я досконально поняла тонкости каждого движения, подхватил со стола щит, прикрыл им свое горло и негромко приказал:
– Бей!
Несмотря на то что во время предыдущих тренировок я сжимала пальцы не в кулак, а в «зубило», первый же удар преисполнил меня гордости – «лист» шаммора воткнулся в мишень всего лишь в пальце от середины черного круга. Увы, Кром этого не оценил – мрачно свел брови к переносице и, даже не посмотрев на щит, недовольно покачал головой:
– Слишком медленно. И очень слабо…
Я ударила быстрее и сильнее. И сразу же поняла причину его недовольства – теперь движение получилось не таким уверенным, поэтому клинок вонзился в дерево у самого края щита!
«А ведь Кром стоит, а не двигается…» – угрюмо подумала я и, раскачав, выдернула шаммор из доски…
…Где-то через час я устала так, что начала воспринимать действительность урывками: подводящее движение – прикосновение к «пяте» – испуганный взгляд в сторону – удар клинка о дерево – и недовольный рык мужа: «Бей!», «Сильнее!» или «Точнее!». Правое плечо горело огнем, из груди вырывались не выдохи, а хрипы, а слипшиеся от пота волосы лезли в глаза и мешали видеть не только кулачный щит, но и лицо Крома. Поэтому на тихое «умница, хватит!» я среагировала, как обычно – выхватила из ножен клинок и изо всех оставшихся сил бросила его туда, где должен был находиться центр черного круга.
Кром, уже успевший опустить изуродованную шаммором деревяшку, качнулся назад и в сторону, и остро отточенный «лист» просвистел в половине пальца от его шеи!
Меня затрясло от ужаса:
– Прости, я случайно! Мне показалось, что ты сказал «бей»!!!
– Не прощу… – угрюмо буркнул он и, почувствовав, что у меня оборвалось сердце, тут же прижал меня к себе: – Ну что ты, милая?! Я же пошутил! Буду я на тебя обижаться из-за какой-то ерунды?
– Ничего себе «ерунда»! Я тебя чуть не убила… – выдохнула я и внезапно поняла, что снова стою на полу с шаммором в руке, а передо мной – все тот же изуродованный кулачный щит.
