Мила Коротич - Терракотовые сестры
На практически плоской долине у горизонта возвышалась гора, а по ослепительному небу расстилался громадный хвост черного дыма. Это маленький паровоз из прошлого века тащил несколько вагонов из озера куда-то. То и дело попадались настоящие перекати-поле. Одно даже стукнулось о борт прицепа. Шлагбаумы в степи с запрещающими надписями, под которыми все проходят, и щиты – с приветствиями туристов в промышленной зоне, где никого по идее быть не должно, «ломали мозг» и придавали веселья молодой компании. Сама же Казакова просто обмерла от восхищения, когда увидела фантасмагорическую картину: на пустой лоснящейся поверхности озера лежали подернутые ржавчиной рельсы в никуда, а впереди по ним сами собой катились, кажется, шесть грузовых двадцатитонных вагонов!
– Охренеть! – только и смог сначала сказать на увиденное уже совсем веселый Саня, которого развезло на солнышке и растрясло в прицепчике. – Но там же бульдозер, смотри!
И верно, иллюзия самостоятельного движения из ниоткуда в никуда по соляным гладям оказалась только иллюзией. Маленький и тоже изрядно поеденный солью бульдозер толкал вагоны впереди себя, поддымливая выхлопом.
– Смесь кино и помойки, – фыркнула Ксюша. – Промзона, одним словом!
А пацаны решили, что тут похоже на игру в «Сталкера» или «Бордерленд», только домов разрушенных не хватает. И небо меняется с необычной скоростью, того и гляди мутанты полезут или выброс начнется!
Но развенчание сказки Машу не огорчило, она уже была вся в этих сказочных снежных и слегка шизанутых пейзажах. Скинула кеды и пошла босиком по смеси песка и соли. Девчонки выпучили на нее глаза, а парни, кто был в состоянии, сделали то же и заулыбались, как коты на солнцепеке. Берег оказался упругим и мягким одновременно, пятки тихо радовались.
А Казакова носилась со своей «мыльницей» и фотографировала, фотографировала: вот вырезанные кубы соли, вот толстая грубая полоса торчит на глади озера, как шрам, вот замурованы в соль насекомые, вот Серега и Ксюха в очень летней одежде целуются на фоне «снежного» пейзажа, а вот разъеденные солью деревянные столбики, у которых добывали соль еще сто лет назад. Они, как странные черные грибы, вылезают на снежно-белую поверхность ровными рядами, и ряды эти тоже тянутся к горизонту. Кадры должны были получиться что надо! Будет из чего выбрать и что рассказать!
«Вот ведь место: все так и норовит убежать за горизонт! Словно там что-то особенное ждет, нереальность какая-то. – Казакова не помнила, сказала ли это вслух или просто подумала. – Так и назову репортаж: «Заглянуть за белый горизонт». Девушка чувствовала, что нашла свое. От понимания, что схватила удачу за хвост, или что там у капризной дамы, и от выпитого в веселой компании приятно кружилась голова и хотелось делать глупости и безрассудства. На что, похоже, Саня уже рассчитывал. Как обычно сегодня, Казакову спас случай. Или судьба?
– Говорят, под этими столбиками – черная грязь. И она очень целебная, как в спа-салонах, – блеснула эрудицией Лена. – Лечит и расслабляет. – Опытные супруги закивали головами, мол, так оно и есть. Вот только сильно прыгать тут не надо, провалишься в жижу. Красота неописуемая будет.
«То, что надо, чтоб отвадить кавалера», – решила Маша.
– Я хочу попробовать, мне как журналисту надо, – воодушевленно и вполне искренне заявила она. – Саня. Ты меня за руку подержишь, вдруг там глубоко…
Разомлевший Саня, конечно, не отказался. И Казакова стала переходить от одного столбика к другому, обламывая то тут, то там леденцовые краешки и окуная ступни в смоляную грязь. Верный Саня таскался за ней от столбика к столбику, пока это не надоело остальным из группы. И ребята отправились дальше, не дождавшись окончания эксперимента. Догоните, мол.
Саня расценил исчезновение друзей как повод пойти в атаку. У одного из столбиков он потянул загулявшую журналистку к себе и уже сомкнул руки у нее на талии, намереваясь спуститься чуть ниже. Та и не думала сопротивляться, лишь отклонилась назад, сдала полшага. От нее пахло солью, степью и новым завоеванием. Планов Саня не строил, а плоть уже настраивалась на новое приключение. И оно действительно состоялось.
Девица лукаво смотрела на парня. Расценить такой взгляд иначе как приглашающий вряд ли возможно. И Саня послушно сделал шаг к Марии, не разжимая объятий. А та сделала прыжок вверх, оттолкнувшись босыми ножками от хрупкой соляной корки, и повисла на парне. Радовался тот меньше мгновения: под двойным весом поверхность тут же проломилась, и герой-любовник по колено провалился в черную жижу. Да еще и плюхнулся от неожиданности задом в ту же лужу. А стервочка успела соскочить и, легкая, как пушинка, стояла в метре от грязного Сани и хохотала, хохотала.
Парень выругался и мгновенно остыл. Даже больше: потерял интерес к «циркачке», так как забрызгал лицо и измазал все, что мог.
– Да ну тебя! – процедил он сквозь зубы, обиженный. Гордо отверг протянутую девичью ладошку и, выбравшись на твердую поверхность, собрался догонять своих.
«Изрядно ощипанный, но не побежденный!» – проводила его взглядом Маша. Осталась она совсем одна, – ее спутники ушли далеко вперед, занятые собой и друг другом. Несостоявшийся кавалер тоже, чертыхаясь, шагал прочь. И журналистский интерес вперемешку с женским любопытством повел было Казакову дальше к горизонту. Но тут снова вмешалась судьба.
Соляные бусы оборвались прямо в расковырянную черную лужу. Казакова встала на колени, чтобы нашарить украшение. Но найти его оказалось не так-то легко. И когда она уже нащупала и зацепила шнурок, вдруг почувствовала пинок под зад. И без того не галантный, а еще и обиженный Санек решил устроить месть сумасшедшей девахе. Та, конечно, не ожидала, и теперь наверняка барахталась в луже грязи, как он пару минут назад. Только вытаскивать ее сразу в женоненавистнические планы не входило. Пусть побарахтается пару минут для успокоения. Или даже нет: вообще пусть сама выбирается! Не утонет, тут не больше метра глубины!
И отвесив Маше пинка для ускорения, Санек, довольный, развернулся не глядя и зашагал в сторону ушедших товарищей. Он не видел, как Казакова без крика и шума булькнулась в черный рассол и не вынырнула больше. От бедовой журналистки в реальности остался только дешевенький фотик на краю соленой лужи. Маша вынырнула в другом месте…
Глава 7
…Мать появилась сразу после пятого взрыва. Она медленно выходила из моря, зажав пузырек в руке. Шла покачиваясь, напевала что-то:
В поле деревце одно
Грустное томится.
И с ветвей его давно
Разлетелись птицы.
Кто к востоку, кто на запад,
Кто подался к югу,
Бросив деревце в полон
Всем ветрам и вьюгам.
– Я принесла, – закричала она, стоя почти по грудь в воде. – Забирай.
– Подойди сама. – Кайно почувствовал недоброе. – И быстрее, женщина! Мы еще успеем выбраться без лишних потерь.
Но Мириам вдруг пошатнулась, обессиленная. Было видно, что этот поход дался ей нелегко. Вода стекала с лица, с опущенной головы, а она даже не вытирала ее. Плечи вздымались, показывая, как тяжело дышать. И сыну ничего не оставалось, как самому отправиться за трофеем. А женщина пыталась подняться и все шептала:
Видишь, мама, плачу я,
Сил у птицы мало:
Ах, зачем любовь твоя
Крылья мне связала!
– Давай, давай склянку. – Сына выбрасывало из соленой воды. Море так же, как и раньше, не принимало его. Но он добрался до матери пешком, не вплавь, стараясь не брызгаться, берег глаза. Времени оставалось катастрофически мало, но вполне могло хватить, чтобы добраться с вожделенным грузом до мобильного в машине и сделать контрольный звонок. – Давай же!
Мокрыми пальцами мать ухватилась за протянутую руку и повисла на ней, поднимаясь. Кайно не ожидал, что она такая тяжелая. Ему пришлось даже нагнуться, чтобы выдержать ее вес.
– Лови! – и с неожиданной ловкостью женщина бросила каменный пузырек в машину сына, а сама, оттолкнувшись от дна, повисла у Кайно на шее. И тут раздался последний, шестой взрыв.
Кайно, здоровый, крепкий мужчина, оборвавший не одну жизнь, вдруг стал слабым, как ребенок. А его мать, бабушка Мириам Казафи, как давно уже называли ее все местные, висела на его шее, словно мельничный жернов. И тащила его на дно. С такой же силой, с какой женщины бьются за своих детей, она вцепилась в самые родные кудри на свете. Ей нипочем была соленая вода, нехватка воздуха ее не пугала. Она тянула Кайно вниз и не отпускала, даже видя, как он задыхается, как пузырьки воздуха выходят из его рта, носа, из ушей, чувствуя, как бьется он, словно маленькая рыбка. Как меняется выражение его лица: удивление, злость, страх и снова удивление. И понимала со злостью, что в нем совсем нет сил ей сопротивляться, как будто он уже однажды умер. Когда же бессилие осознал и он, на лице Кайно появилось что-то вроде обреченного спокойствия. А сверху над ними грохотали взрывами три гранатомета. Осколки прошивали соленые воды часто и беспорядочно. Мириам оглохла почти сразу же. Но сын закрыл ее собственным телом, сознательно или нет, уже не узнать. Только кто-то из боевиков все же умудрился попасть в людей. Тело Кайно разорвало на части прямо в руках у матери. Только тогда она почувствовала резкую боль в области сердца.
