Павел Корнев - Осквернитель
– Точно не торгуешь?
– Нет! – хрипло выдохнула старуха. – Как можно? Мы ведь условились! Десять лет уже как не торгую. Развлечения ради токмо…
– Очень на это надеюсь. – Я отпустил Аду и спрятал мешочек во внутренний карман камзола. – А отвар замечательный, и в самом деле до костей пробрало.
– Рада слышать, рада слышать…
В прихожей я накинул плащ и позвал старика:
– Идем, проводишь.
Мы вышли на задний дворик, и там я спросил ветерана:
– Не ходят к старухе разные личности подозрительные?
– Только соседи, – уверил меня Марк. – Насчет ядов не извольте беспокоиться, не шустрит.
– Смотри, – хмыкнул я, натягивая перчатки. – Узнаю, обоих закопаю, – пообещал и, не дожидаясь ответа, прикрыл за собой скрипнувшую ржавыми петлями калитку. Погрозил старику указательным пальцем и зашагал по переулку, на ходу прикидывая, как, а точнее, с кем, проведу этот вечер.
Слишком уж насыщенной на события выдалась декада, чтобы банально лечь спать. Внутри все так и клокотало. Хотелось расслабиться, сбросить напряжение, хоть на время, но позабыть о делах и заботах.
Идеальный вариант – завалить в постель Берту, но с ней разругались в пух и прах. И что делать?
Я тяжело вздохнул и, разбрызгивая сапогами воду из стылых луж, зашагал по набережной. Но направлялся не домой, не в странноприимный дом и даже не в ближайшее питейное заведение. Сегодня мне и в самом деле требовалось расслабиться…
Трехэтажный особняк с островерхой крышей ютился на узенькой улочке, примыкавшей к проспекту Святого Огюста. Когда-то на этом месте был небольшой сквер с чахлыми кленами, и старожилы относились к возведенному на его месте строению с плохо скрываемой неприязнью. Впрочем, тамошним обитателям не было до соседей никакого дела: были они все как один людьми, закаленными нападками едких театральных критиков, а потому давно уже не обращали внимания на пересуды и кривые взгляды толпы.
Особняк принадлежал королевской опере, и помимо директора, главного режиссера и дирижера нашлось там место и для примы, в гости к которой я и собирался сегодня заглянуть.
Проделать это в обход ночного сторожа было делом нехитрым. Сначала вскарабкался на одно из уцелевших при строительстве деревьев, оттуда перелез на забор, но во двор спрыгивать не стал, а лишь оглядел его и поднялся на карниз второго этажа. Богатая лепнина стен помогла не сверзиться вниз, и, цепляясь за нее озябшими пальцами, я перешел через угол на другую стену и пододвинулся к нужному окну.
А там – постучал.
Какое-то время ничего не происходило, потом темень комнаты развеяли отблески ночника и с той стороны стекла замаячил белый силуэт женской фигуры.
– Себастьян? – донесся удивленный возглас оперной примы.
Инга Лафо сдвинула шпингалеты, распахнула оконную раму и запустила меня внутрь.
– Ты с ума сошел! – рассмеялась она, быстро отступая назад. – Являться в такой час! А если бы я была не одна?
– Но ты ведь одна? – прошептал я, избавляясь от плаща.
– Одна, – подтвердила Инга и, подобрав подол ночной рубашки, выбежала из комнаты. – И совсем неодета!
– Может, оно и к лучшему? – усмехнулся я и кинул плащ на саквояж.
– Я все слышу! – донеслось из комнаты. – Сейчас переоденусь, а ты налей нам пока выпить.
– С превеликим удовольствием.
Избавившись от мокрых сапог, я прошел в гостиную, достал из бара бутылку мной же подаренного «Оражского розового» и наполнил два бокала.
В камине мягко мерцали уголья, ночник создавал таинственный полумрак и, когда Инга появилась из будуара в одном лишь прозрачном пеньюаре, я и думать забыл о недавней ссоре с Бертой. И про нее саму, честно говоря, тоже.
Слаб человек, ох, слаб…
– Инга! – улыбнулся я, протягивая приме бокал с вином. – И ты еще жаловалась, что неодета?
– Забудь. – Певица придвинулась ко мне, прижалась всем телом, поцеловала. Потом слегка отстранилась и вдруг попросила: – Пообещай мне одну вещь…
– Да?
– Если я попрошу, ты очень быстро оденешься и тихонько покинешь меня, как явился – через окно. Хорошо? – И она умоляюще заглянула мне в глаза.
– Твой новый ухажер большой ревнивец? – улыбнулся я, обнимая удивительно стройную для оперной певицы любовницу.
– Тебя же никогда нет рядом…
– И кто этот счастливчик?
– Прости, не могу сказать… – пролепетала Инга.
– А не особа ли это, часом, королевских кровей?
– Себастьян! – охнула певица. – Откуда ты знаешь?
– Знать – моя работа, – рассмеялся я и увлек певицу на диван. – А вот ты, к примеру, знаешь, что кронпринц счастлив в браке?
– Особенно он счастлив в браке после наших встреч, – улыбнулась Инга и вдруг остановила меня: – Подожди!
– Что такое?
– Идем в спальню. Тебя ждет сюрприз!
– У тебя в гостях подружка? – пошутил я.
– Лучше! – Инга выскользнула из моих объятий и, соблазнительно покачивая едва скрытыми полупрозрачной тканью бедрами, подступила к двери. – Ну, ты идешь? – спросила она, изящным движением руки распуская забранную в копну гриву светлых волос.
Я шагнул к певице, та скинула пеньюар и уже совершенно обнаженной скользнула во тьму.
– Помоги мне со свечами! – попросила оттуда.
– А стоит ли?
– Ну, Себастьян! – умоляюще протянула прима. – Будь паинькой…
Я взял ночник и шагнул в спальню, а как шагнул, так и замер, пораженный открывшимся видом.
Да что там пораженный!
Сраженный наповал!
Свет фонаря вырвал из темноты окружившие меня со всех сторон зеркала, и в голове промелькнуло нечто вроде: «Все, теперь точно крышка».
Зеркала! На всех стенах и даже потолке клятые зеркала!
Беса в душу, лучше в волчью яму провалиться!
К счастью, оцепенение долго не продлилось, и я сделал единственное, что оставалось, – задул фонарь, вновь очутившись в полной темноте.
– Себастьян! – раздался обиженный голос примы. – Верни свет немедленно!
– Сейчас, сейчас, – шумно выдохнул я и приложил ладонь к груди, пытаясь унять сердцебиение.
Зеркала – это плохо, из зеркал за нами наблюдает сама Пустота. Себастьян Косарь называл их греховными очами Бездны, и вовсе неспроста – через них бесам ничего не стоит проникнуть в душу человека, а то и утащить его за собой. «Зеркала как греховные очи Бездны».
И потому, не слушая причитаний певицы, я вышел в гостиную и без сил повалился на диван.
– Ты чего? – выскочила вслед за мной Инга. – Что случилось?!
– Это и был твой сюрприз?
– Да, – подтвердила прима. – Ты против? – удивилась она. – Мне нравится смотреть на себя со стороны, что в этом такого? – И певица провела ладонью от бедра до высокой груди. – Разве мое тело не совершенно?
– Оно совершенно, – согласился я, – но зеркала в спальне – это перебор. Где ты вообще их взяла?
Инга надула губки и присела рядом.
– Ну какая теперь разница, дорогой?
– И все же?
– Владелец стекольной мануфактуры «Муарье и сыновья» без ума от моего голоса. Он решил сделать подарок, разве это плохо?
– Муарье? – повторил я. – Муарье – это хорошо.
Насколько мне было известно, все зеркала этой мануфактуры проходили обязательное освящение, и нечистым дорога в наш мир через них была закрыта.
Вот я и не почувствовал ничего, пока свет не зажег…
– Себастьян! – затормошила меня прима. – Идем же!
Я только головой покачал:
– Мне не нравятся зеркала.
Певица немедленно выскользнула из моих объятий и соблазнительно изогнулась, прислоняясь к дверному косяку.
– Идем, – чарующим голосом произнесла Инга, но не дождалась ответа и тогда сама запалила ночник и отправилась разжигать свечи.
А я так и остался сидеть на диване.
Зеркала пугали – и с этим ничего поделать было нельзя.
– Себастьян! – Инга вернулась в гостиную, присела мне на колени и принялась непонятно зачем сворачивать подобранный с пола пеньюар. – А если завязать тебе глаза? Давай попробуем? А? Просто завязывай глаза и ложись на кровать. Обещаю, ты не пожалеешь…
Я зарылся лицом в ее волосы, тяжело вздохнул и сдался.
– Давай, – выдохнул девушке в ухо.
И, надо сказать, в итоге действительно не пожалел. Совсем даже наоборот.
Но все равно сбежал от певички, лишь только окно спальни подсветили первые лучи восходящего солнца…
2
Утро прошло в хлопотах.
Неотложные дела, непонятная суета. А только освободился – вот уже во дворец ехать пора.
Наряжаться в брата-экзорциста на этот раз не стал. Пусть человеку моего рода деятельности во дворце делать и нечего, но являться в официальном одеянии на прием к его преосвященству – это перебор. Не поймут.
