Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями
– Никто за мной так и не явился?
– Год пролетел, уж все подзабыли, а старец возьми и предстань, как обещался. Да ва-ажный, да на добром коне, в справной чистой одеже. Вытащил с-под плаща кошель, видно, увесистый…
– И что же?! – в нетерпении воскликнул мальчик.
– Что-что! Локти себе покусали мои дураки-то – не вышло разбогатеть! Кинулись в ноги ему и наврали, будто помер ты вскорости от детской сыпной болячки.
– Почему они так сказали?
– Стыдно, поди, стало, – буркнул конюх нехотя, о чем-то думая.
– Имя старика было такое же, как у меня?
– Откуда мне знать? – отмахнулся конюх с раздражением. Неожиданно забеспокоился, оглянулся вокруг и предупредил: – Ты смотри не болтай никому, о чем я рассказал. Молчи, не то надеру ухи!
Несмотря на пинки, подзатыльники и тяжелую кухонную работу, мальчик рос на удивление крепким, а к десяти годам сильно вытянулся. Хозяйский сын, носатый Вала́х, его ровесник, скоро оказался на голову ниже. Казалось, весь рост Валаха ушел в носище, как нарочно украшенный еще и выпуклой темной родинкой на самом кончике. Статность служки бесила господина, маленького, но уже властного и безжалостного. Каждый раз он придумывал унижения все более изощренные и болезненные. Валаху нравилось думать о кухонном мальчишке как о собственном рабе.
Днем Гилэт терпел и молчал. А ночью плакал от нежелания просыпаться завтра для новой боли и новых обид.
Особо изводил его Валах своей излюбленной шалостью – игрой в цель. Проказник мнил себя метким стрелком и пулял мелкими камешками в Гилэта, воображая его мишенью. Сердился, если промахивался, но и когда попадал, гневался тоже. Гилэт обязан был увернуться, иначе зачем нужен такой неуклюжий раб? Стащив однажды тяжеловесный охотничий лук отца, бедокур забрался на крышу, кое-как оттянул тугую тетиву и крикнул оттуда ничего не подозревающему служке:
– Эй, «мишень», стреляю!
Гилэт лишь оглянуться успел, и будто ветер лихо свистнул в его ушах. Следом – опрокинувший наземь толчок с оглушительным шумом в правом виске и дикая, небывалая боль.
Маленький господин изрядно напугался. Оправдываясь перед отцом, бормотал, что все получилось случайно… он не хотел… кухонный мальчишка сам попал под стрелу, пробегая мимо!
Граненая стрела, пущенная сверху, хоть и с наполовину натянутой тетивы, постаралась лучнику угодить. Косо пробороздила «мишени» правую сторону лица от виска до рта и прошила веко. Через месяц веко срослось в изорванном углу, словно слиплось. Навсегда осталось немного прикрытым, придав лицу чуть надменное выражение. Ладно хоть зрение не пострадало. Гилэт едва не умер от потери крови, служанки еле выходили его.
Отец впервые крепко наказал избалованного пострела, чтобы не смел увечить слуг. А главное – не брал вещи взрослых без спросу. Носатый Валах стал лучше обращаться с Гилэтом. Однако мальчик, хорошо изучивший злокозненный норов юного хозяина, не верил в чудеса столь скорого исправления. Гилэт ждал каверзы и боялся пуще прежнего.
Как-то раз мальчишки отдалились дома и встретили в степи всадника из дикого кочевого племени. Может, всадник проехал бы мимо, но они побежали. Это раззадорило мужчину. Развернувшись, он ловко зацепил арканом ногу отставшего Валаха. Господин упал, Гилэту пришлось остановиться.
Вначале Валах вздумал угрожать незнакомцу расправой родичей. Сообразив затем, что тот не понимает языка мандров, предложил выкуп – протянул короткий кинжал, который повсюду таскал с собой. Кочевник с интересом взял оружие. Согнул в дугу, сломал и со смехом зашвырнул в ковыль. Тогда Валах кое-как объяснил на пальцах, что готов отдать раба за свою свободу. Всадник снова засмеялся. Носатый в отчаянии принялся срывать с Гилэта одежду, показывая, какой у него сильный невольник. Мужчина задержал Валаха жестом и согласно кивнул, подтверждая, что торг состоялся. Аркан не без помощи бывшего теперь хозяина закрутился на шее раба.
– Дикари сгноят тебя, «мишень», – успел весело шепнуть ему Валах на ухо перед тем, как опрометью кинуться прочь.
Лица кочевников были свирепы и плоски, как колени. Мальчишку встретили радостными возгласами. Повертели в разные стороны, цокая языками и дергая за волосы. Уверенный, что за этим последуют такие мучения, каких он дотоле не знал, Гилэт помертвел. Но страшные люди быстро потеряли к нему интерес, взбудораженные ловлей кобылицы, предназначенной к ужину. Новый хозяин велел прислуживать у костра и тоже бросился в гущу потехи. Подставив чашу под взрезанную на шее вену еще живой кобылицы, кочевники с жадностью пили дымящуюся кровь.
Гилэт взял бурдюки из-под воды и медленно побрел к речке. Новый хозяин не смотрел на него, занятый шутливой борьбой за обладание чашей.
Мужчины выдирали ее друг у друга из рук и громко хохотали, скаля кровавые рты. Они не заметили, как мальчик подошел к берегу.
Бурдюки упали в песок. Гилэт неслышной змейкой скользнул в воду. Выбравшись в кустах на другой стороне, он во все пятки пустился по степи неизвестно куда. Ни разу не оглянулся от страха.
* * *Если б кто мог сплести веревку из дорог и тропинок, которые Гилэт прошел за два года, наверное, можно было перепоясать ею весь Срединный мир. На эту пыльную, снежную, грязную веревку через каждые три-пять дней пути были нанизаны городки, острожки, деревушки, большие и малые обиталища разных племен и народов. Мальчик постарался подальше уйти от прежних хозяев. Стороной обходил становья кочевников. Везло – так ночевал в закутках подворий, лесных охотничьих шалашах или хлевах с коровами. Не счастливилось – перемогал ночь в брошенных звериных логовах либо просто в траве под кустом. Перебивался редким заработком, попрошайничал, воровал мелкие вещички, еду и одежду. Несколько раз его избили. Руку сломали, еле срослась. Он стал умнее, научился прятать приметный шрам под капюшоном удачно украденного на ярмарке плаща… И вот – угодил к жрецам.
Сандал и сейчас вспыхнул стыдом, вспомнив, как это случилось. Хотел усилием воли свернуть досадную память – и не сумел. Давние дни вцепились в мысли не хуже клеща. Не желали сегодня его отпускать.
Селенье скрывалось в небольшой горной котловине. Гилэт все утро наблюдал за его жителями, прячась в выемке кряжа. Он удивился, не заметив здесь детей и женщин. Не было слышно ни лая собак, ни громких криков. Молодые и пожилые мужчины в длинных светлых одеждах двигались спокойно, неторопливо выполняя обычную работу. Когда солнце подкатило к полудню и залило котловину особенно щедро, все немногочисленное население сгрудилось и, смиренно опустив головы, гуськом зашло в большой белый дом. Двери остальных остались распахнутыми.
Мальчик немного подождал, наметив для набега жилище, стоящее в стороне. Эта одинокая изба, шире и добротнее других, обещала неплохой улов. Не теряя времени, он поспешил спуститься с кряжа и заглянул в нее. На стенах полупустой горницы висели веники лекарственных трав, полки над столом прогибались от тяжести прикрытых берестяными крышками глиняных горшков, наполненных какими-то душистыми снадобьями. Гилэт осмотрелся в поисках чего-нибудь стоящего, что можно было обменять в другом месте на молоко и лепешки, и ничего не нашел. Только на столе лежал странный предмет – неказистая с виду укладка, обшитая ветхою кожей. Мальчик открыл крышку. Укладка не была полой внутри. Ее плотно заполняли подшитые с одной стороны и ровно сложенные один на другой квадраты еще более ветхой желтоватой кожи, сплошь испещренной черными закорючками. Они напоминали тавра, какими метят коней. Колдовская, верно, штука, да и вся другая утварь здесь похожа была на чародейскую. Мальчик опасливо отдернул руку. Но все же, поглядывая в окно, наскоро порыскал по полатям. Зря, что ли, рисковал? Убедился, что здесь нет вещей, которые могли бы ему пригодиться. Подхватил с загнетки котелок с мучной похлебкой и во весь дух помчался обратно.
Очутившись за прикрытием, Гилэт первым делом достал из заплечного мешка деревянную ложку и съел половину похлебки, приправленной зеленью и кореньями. Она оказалась вкусной. Приморенный солнцем и сытый, мальчик нечаянно уснул. Очнулся лишь под вечер. Высунулся из-за камня: кругом было тихо.
Уйти или остаться еще на день? Размышляя, Гилэт выхлебал варево через край. Хотел поставить котелок на землю, но произошло нечто непонятное и страшное – посудина не отрывалась от рук! Мальчик в ужасе уставился на ладони, ставшие продолжением железяки, как если бы их отливали вместе. Он тянул котелок и так и этак, зацеплял его за край каменной зазубрины, смачивая слюной. Колотил о валун изо всех сил, забыв об осторожности. Пытался всунуть зубами острие ножа между железом и ладонями… Напрасно! Пришлось спуститься к вьющемуся между гор ручейку. Всю ночь просидел у ручья, опустив руки с котелком в бегучую воду, утешавшую боль ободранной кожи.
Ранним утром старик с седой бородой и седыми волосами – то и другое до пояса – открыл дверь незваному гостю. Посторонился, нисколько не удивляясь тому, что он чумаз, заплакан и держит в израненных руках пустой, изрядно побитый котелок. Лишь брови насмешливо приподнялись на высоком загорелом лбу.
