Олег Верещагин - Очищение
— Die rechtmäßigen Götter ersehnen und sehen[21]. — Потом кивнул Шалаеву: — Для меня это есть честь.
— Для меня тоже честь драться с тобой, — вдруг сказал Игнат. — Не держи на меня зла.
— Arthür! Arthür! Die Teutats, vorwärts! Der Ruhm dem Sieg![22] — яростно и возбужденно кричали с немецкой стороны.
— РА, вперед! — вдруг рявкнул Провоторов. — Рось!
— Рось! Рось! — закричали с разных сторон дружинники, постепенно создавая мощный хор.
Артур и Игнат были примерно одинакового роста и сложения. И финский нож русского был примерно одной длины со штыком в руке немца. И двигались оба одинаково медленно, неспешно, одинаково глядя каждый — словно бы мимо противника.
Было тихо. Теперь было очень, очень тихо.
«Двое подростков собираются всерьез драться ножами, — подумал Романов. — Разве я не должен разнять их? Позвать полицию? Сообщить родителям? Сообщить в школу, в соцслужбы, в черта богова душу мать?»
Он мысленно усмехнулся и скрестил руки на груди, внимательно следя за схваткой.
…Чести славу поет безмолвие,
Чести славу поет безумие,
Честь в чести у прекраснословия,
Не в чести у благоразумия…
Первым бросился в атаку немец. В его броске не было ни осторожного отточенного изящества спортивного фехтовальщика, ни показательного мастерского разнообразия ударов «выступательного» бойца-ножевика, ни многозначительной и нелепой, по сути, надуманной красивости действий восточного «мастера» — он просто и тупо рванулся вперед с резким пугающим выкриком и сумасшедшей скоростью…
…Честь — мерило супружней верности,
Честь — мерило солдатской доблести,
Честь шагает в обнимку с дерзостью,
Честь шагает в обнимку с гордостью!..
Игнат встретил его, уходя вбок-вперед, — немец избрал единственно верную тактику такого боя: он бил быстро, не глядя, снова и снова, уверенный в том, что русский или побежит — или один из ударов достигнет-таки цели… И он достиг! Из левого предплечья Игната брызнула кровь, следующий удар распахал левый бок…
…Честью клянутся и поступаются,
Честью служат и честью просят,
Честь продается и покупается,
Честь добывают и с честью носят…
Артур отлетел прочь — Игнат ударил его ногой в живот, за миг до этого, не обращая внимания на свои раны, глубоко вспоров немцу левое плечо. Бросился вперед — но Артур уже вскочил, кувыркнувшись через голову (кровь немца щедро оросила песок), и едва не подрезал Игнату ногу, которой тот хотел снова опрокинуть порученца Романова. Мальчишки снова бросились друг на друга — навстречу, как безоглядные в ярости схватки молодые хищники…
…Честь по чести — как кровь по лезвию:
Стон клинка похоронной вестью.
Честь в ближайшем родстве с бессмертием,
Честь в ближайшем родстве со смертью!..
Секунда. Другая. Третья. Они раскачивались друг против друга, сжимая каждый свободной рукой запястье вооруженной руки противника и упершись лоб в лоб и колено в колено. Из левой руки Игната лилась кровь, бок почти не кровоточил, но и плечо немца тоже кровило несильно. Игнат вдруг повернулся в сторону и спиной к врагу, падая на колено. Артур перелетел через него, выпустив штык из жестко заломленной руки, — и тут же ударил Игната ногой по вооруженной руке, далеко вышибая и финку. Но, рухнув на врага сверху, Игнат придавил обе руки немца, а своей здоровой вцепился ему в горло — так, что Артур бешено забил ногами и широко открыл рот, изо всех сил стараясь отшвырнуть от себя русского, — тщетно!
— Сд… в… с… — продышал Игнат, пресекая яростные, мощные рывки Артура, на губах которого закипала пена бессильного бешенства. — Сдав… са…
— Не… унижай… меня… — еле прохрипел немец по-русски. — Töte… убей…
…Кодекс чести начертан пурпуром,
Честь и кровь неразрывно связаны.
Честной сталью в игре по-крупному
Честь оказана! Честь оказана!
— Я волен распоряжаться твоей жизнью… — Игнат тоже еле дышал. Его кровь капала на тело немца, мешаясь с кровью Артура. — Ты понимаешь меня? — Он ослабил нажим. Артур помедлил и… кивнул. — И я не убью тебя. Моему командиру нужны хорошие воины и нужны люди чести. Ты понимаешь меня? — Артур кивнул снова. — Поговори со своим… вождем. Мы будем ждать, что вы решите.
Он сел, освободив немца. Прижал локоть к боку и, скривившись, зажал глубокую рану в руке. Артур, притиснув красную щеку к раненому плечу и переводя дыхание, тоже с трудом сел. Правая рука у него висела плетью.
— Твоя кровь… и моя кровь… — неожиданно и не очень понятно сказал немец, поднимаясь. — Я сейчас.
К Игнату тут же подбежал фельдшер. Но Максим, протолкавшийся вперед еще во время начала боя и все это время молчавший, опередил его.
— Я знал! Я знал, что ты победишь! — возбужденно кричал мальчишка. Игнат улыбнулся ему.
Ральф стоял впереди своего примолкшего отряда, широко раздувая ноздри. Лицо немца побагровело, глаза были бешеными. Но слова подошедшего Артура он слушал спокойно, сам взявшись бинтовать рану в его плече, отстранив подбежавшую рослую девчонку с копной льняных волос, перехваченных шнурком. Артур быстро, негромко говорил:
— Sie bieten uns an, der allgemeinen Sache zu dienen. Ich weiß nicht, dass du entscheiden wirst, obwohl du selbst siehst, dass das Schicksal nicht auf unserer Seite. Aber wenn du verzichten wirst — ich werde betrübt sein. Und wenn du dich mit den Russen raufen wirst — ich werde auf ihre Seite aufstehen. Siegend mich — mein Bruder nach dem Blut[23].
Ральф поднял руку, подержал ее ладонью вперед, потом обнял Артура за здоровое плечо. Повернулся к кораблю, у борта которого неподвижно и молча стояла густая цепочка фигурок, посмотрел. Потом снова развернулся к Романову, вздохнул и развел руками:
— Der Sieg Ihre. Befiehl… — Помедлил и добавил: — Ich bitte nur um einen. Kränke mit den Befehlen unserer Mädchen und der Kleinen nicht. Anders werde ich den Eid und brechen wenn auch ich dafür verflucht sein werde…[24]
* * *Бывают такие случаи, когда что-то, кажущееся пугающим, жестоким, чужим, вдруг становится ясным… и странным образом подкрепляет твою надежду.
Романов думал об этом, сидя в небольшой (освещенной электричеством!) каюте корабля и слушая странную, дикую, жуткую… а впрочем, наверное, ничуть не более жуткую, дикую и странную, чем его собственная, историю, которую рассказывал сидящий напротив шестнадцатилетний Ральф Бек.
История началась год назад в Ростоке…
Создававшийся когда-то как циничное средство разрыва поколений, воспрещения отцам и матерям передавать детям свои опыт и качества, для полного искоренения германского духа, «Югендамт», служба защиты детей, почти сразу стал прибежищем для оголтелых безумных феминисток и извращенцев, сперва скрытых, а в начале XXI века, когда служба набрала и вовсе сатанинскую мощь, стала почти всесильной, — уже открытых. В последнее же время существования Германии (да и всей Европы) «Югендамт» стал использоваться все чаще еще и как средство политических репрессий.
