Владимир Чистяков - Несносная Херктерент
Слухи о несчастном случае с Мариной достигли школы намного раньше её самой. Софи, только приехав, обнаружила, что аристократки, а следовательно, и их окружение вовсю сплетничают о несчастье с Мариной. Некоторые даже говорили, что она умерла. Отрицать что-либо бесполезно — на злополучном празднике присутствовали сотни людей, включая нескольких учеников школы. На все вопросы Софи огрызается так, что иным выражениям старший брат позавидовал бы. Естественно, странная грубость Софи только увеличивает количество слухов. Версий масса. Как далеких от реальных событий, так и не очень.
Наркотики в разговорах тоже проскальзывают. Недоумевают, когда Марина успела связаться с преступными элементами, и как осуществлялись поставки. Императрицу вспоминали только в таком ключе — «Как ей тяжело, что у неё такая дочь». Софи жалельщиц прибить была готова. Ложь, повторенная несколько сот раз, становится общепринятой истиной.
Кажется, людей определенного сорта копание в чужом грязном белье волнует больше, чем сводки с фронтов.
Версии мальчишек- любителей подраться оригинальностью не блистали — большинство считает, что Марину покалечило при испытаниях новой взрывчатки, а если она чем и отравилась- то не иначе хотела произвести боевой газ. На их вопросы Софи хмуро отмалчивается. Врать не охота, говорить правду — тем более. Они хотя бы о Марине беспокоятся искренне.
Эрида переволновалась из-за Марины и заболела, из канцелярии соправителя сообщают, что раньше третьего десятидневья в школе она не появится. И очень просят её не беспокоить.
Письма от Кэретты приходят почти каждый день, но Софи их не читает. Швыряет в дальний ящик стола. Каждый раз, получив очередное, порывается разорвать его вместе со всеми остальными. И каждый раз что-то останавливает. Писем за пару десятидневок чуть ли не больше, чем за год. Хотела бы что-то важное сказать — могла бы и приехать, Дворец Грёз вовсе не на Луне находится.
Софи почти рада, что её и Маринин почтовые ящики в разных местах. Даже краем глаза не увидишь, есть ли там что.
Софи в госпиталь не звонит — и так знает, что Марина идёт на поправку, а особых тем для разговоров у сестёр никогда не водилось. Обе болтать не любят. Да ещё неизвестно, что сестрёнка скажет. Последние дни перед отравлением она очень агрессивно по отношению ко всем окружающим была настроена.
Как-то раз в ящике обнаружилось письмо от Хейс. Она пишет, что была у Марины, предлагала встретиться. Софи отвечать не стала, просто позвонила в Загородный и потребовала машину и охрану. Второй раз за год вспомнила о статусе и причитающихся правах.
Впервые вот так едет в столицу.
Всё никак не может привыкнуть видеть Хейс не в школьной форме. Да и Хейс в этой квартире…
— Ей одиноко, лежать вот так. Условия, конечно, там замечательные. Но это всё-таки госпиталь… Она ведь знает, что ждать некого.
— Почему?
— Подумай сама. Ты много знаешь её друзей, кроме Эриды? Она удивилась, увидев меня.
— Как она? Обрадовалась?
— Поправляется. Сказала, что не ждала. Ни меня, ни вообще никого. Сказала, что ошиблась в тебе. Не ожидала, что придёшь на помощь. Была почти уверена, что Сордар всё про тебя придумал. Кажется, она впервые в жизни ему не поверила.
Софи невесело усмехнулась. Понять, по каким критериям оценивает людей Марина, может только сама Марина.
— А откуда ты узнала? В газеты ведь ничего не попало.
— Сордар сказал. Приехал ночью. Очень поздно. Сначала я испугалась. Он был реально страшен. Но с порога сказал, в чем дело. Поехали к ней. Потом… — Хейс замялась.
— Говори. Вряд ли чем-то меня теперь можно удивить.
— Марина не хочет никого видеть. Вообще. Она никогда излишним дружелюбием не отличалась. А тут… Я видела — она с трудом сдерживается, что бы на меня не наорать. Я просто вовремя ушла. И это ещё не всё… Это касается Её Величества.
— Выкладывай. Нечего на потом оставлять. Пить отраву — так до конца.
— Её Величеству запрещено там появляться. По-моему, свобода перемещения Её Величества, тоже ограничена.
— Это ещё почему? — взвилась Софи. Статью «Основных законов» о запрете на ограничение перемещения помнит четко.
— Если я правильно поняла, это как-то связано с тем, что нашли на балу. Вроде, начато расследование, и до его окончания…
— Императрица посажена под домашний арест, только это не афишируется. Так?
— Я думаю, да.
— Я не знала, — снова вспомнились нераспечатанные письма. Как-то неприятно стало. Софи взглянула на Хейс. Ей тоже разговор не слишком-то нравится. Стоп! Есть же куда более приятная тема, — Сама-то ты как? Поступила?
— Да. Куда собиралась.
— Поздравляю! Кого-нибудь видишь?
— Да. Поступили почти все. Кое-кто даже на один факультет со мной.
— Кто же?
Хейс усмехнулась.
— Ленн.
— Никогда бы не подумала.
— Я тоже удивилась.
— У тебя же статьи были, ты с институтами вела переписку. А она…
— Она, оказывается, тоже. Статьи зачастую были в тех же номерах, что у меня. Даже полемика своеобразная шла.
— Я же читала, хотя честно признаю, понимала не все. Но Ленн-то там не было.
— Была, — усмехается Хейс, — У неё имен поменьше, чем у тебя, но тоже хватает. Статьи подписывала одним из тех, каким в обычной жизни никогда не пользовалась. Недавно Ленн с одной аристократкой из Великого Дома первого ранга поссорилась. Чуть до крови не дошло.
— Ленн ссорится с аристократией… Что-то изменилось в этом мире.
— Возможно. Они из-за Марины поссорились.
— О как! Давай-ка подробнее!
— Просто та девушка была на балу, где всё и случилось. И она стала утверждать, что много раз видела Марину, так что уверена — она юная наркоманка со стажем. Тут-то Ленн за меч и схватилась, а та — за свой. Ленн кричала, что за гнусную клевету на Дом Еггтов убить мало. Это мне передали. А как они напару кружили друг против друга, словно рассерженные кошки, сама видела. Шипели они, пожалуй, получше настоящих кошек, а если учесть, что дело было после посвящения в студенты, то все были при полном параде. Ленн была со школьным, и тем самым родовым мечом. У той тоже было два меча. И обе были настроены очень серьезно. Первой кровью не обошлось бы.
— А как ту девушку… звали?
Хейс называет имя. Софи чуть не выругалась в лучших традициях старшего брата. Имя знакомо. Более чем и весьма давно. Одна из тех, что почти всё лето расточала комплименты Софи. Подговаривала на связь с принцем. Казалась такой милой и приятной. Софи почти верила в её искренность. Почти, ибо с раннего детства знает- искренность живет где-то далеко от Кэретты и её окружения. В очередной раз ошиблась.
Хотя Марина про неё да и прочих старо-новых и сказала «У нас змея на гербе, у них- в сердце»
— И как? — почти с испугом спросила Софи.
— Еле растащили. Кое-кому пришлось наставить на них пистолеты. Я только тогда поняла, насколько Ленн смелая.
— В жизни бы не подумала, что ты её похвалишь.
Хейс усмехнулась. Безо всякого веселья.
— Ты можешь вспомнить хоть один пример её трусости?
Софи призадумалась. Она бы назвала Ленн неприятной, двуличной, злобной… Но трусливой…
— Нет… Я не помню ничего такого. Нежелание ссориться с детьми могущественных людей можно назвать инстинктом самосохранения, но не трусостью.
— Я тоже не помню ничего, кроме переразвитого инстинкта самосохранения. Тогда Ленн показала именно смелость в чистом виде. Та девушка… Не знаю, известно ли тебе, но она имеет на мече уже два герба.
— О как! И неужели Ленн этого не знала?
— Думаю, знала. И всё равно поступила так.
— Никогда не думала, что ты станешь хвалить Ленн.
— Я просто стараюсь быть объективной. В этом мире нет ничего неизменного.
Хейс склоняется над столом, так, чтобы смотреть прямо в глаза Софи.
— Не знаю, знаешь ли ты. Но тогда… зимой я искалечила Ленн. У неё теперь очень плохо гнётся правая рука… А фехтовала она и раньше не блестяще…
— И вызвала человека с двумя гербами, — задумчиво заканчивает Софи, — Либо и в самом деле, отчаянная смелость, либо циничный расчет — их ведь растащили.
— Мне кажется, я умею отличать истинную смелость от показной. Хотя… Не знаю, последнее время я всё вокруг вижу в черном свете. У Ленн переразвитое желание считать себя аристократкой, но клевета на Великие Дом- оскорбление, смываемое только кровью.
— А ты знаешь — я вспомнила кое-что. Тьенды хотя и Великий Дом второго разряда, но Дом очень древний. Тьенды — вассалы Дома Еггтов со времен Дины III. Оставить без ответа клевету на Еггта — нанести несмываемый позор на честь своего Дома. Ленн ещё верит в благородство. Пусть и в благородство только среди избранных.
— Та девушка угрожала, что Ленн навлечет на себя гнев Дома Еггтов.
Софи расхохоталась с истерическими нотками.
