Вячеслав Шалыгин - Навигаторы Апокалипсиса
До Гуськова, наконец, дошло. Партизаны пришли потренироваться в стрельбе. Что ж, есть время – учись. Подход был верный. Когда снова нагрянут чистильщики, учиться будет поздно.
«А почему я решил, что они нагрянут? – вдруг подумал Гуськов. – И почему я обозвал этих бойцов партизанами? Потому, что они мобилизованные чайники? Но ведь это генералами рождаются, а солдатами-то становятся. Несколько тренировок, курс молодого бойца, и получите – вот вам новобранцы армии народного ополчения. И решать такая армия может уже далеко не партизанские задачи. Действительно… они ведь вполне могут готовиться не к обороне, а к вторжению, почему нет? Не к мирному переходу в Новую реальность, как прошлой ночью, а именно к вторжению. С боем, с поддержкой танков, артиллерии и так далее. Где они возьмут столько навигаторов – другой вопрос. Важна сама идея. Уж не для этого ли пытается завербовать меня Академик? Нет, все-таки, пока не поговоришь, не поймешь, что тут почем и с чем что едят».
Парус и спецназовец остались на ногах, занимать вместе с новобранцами огневые позиции они не собирались, и это подкрепило версию Гуськова, что он наблюдает за учениями. А когда бойцы открыли огонь по несчастной «санитарке», сомнений не осталось вовсе. Но к чему готовятся воины, к партизанским будням или к контрудару по Новому миру, без беседы было все же не понять.
Лейтенант Парус вдруг снова резко обернулся, и как раз в этот момент нереальность словно сама вытолкнула Гуськова в Старый мир. Получилось, что майор шагнул Парусу навстречу…
… – Блин! – Парус невольно отпрянул и схватился за кобуру.
Спецназовец отреагировал более опасно. Он мгновенно развернулся, вскинул автомат и выстрелил бы, не успей Гуськов поднять руки. Да и Парус успел положить ладонь на толстый ствол «Вала» и опустить его к земле.
– Свои! – заявил Гуськов, обращаясь к спецназовцу. – Майор Гуськов! Бывший командир вот этого лейтенанта!
– Если ты оттуда, то и не бывший, и не командир, – спец смерил майора недоверчивым взглядом, а затем покосился на Паруса.
– Командир у нас… навигатор, как недавно выяснилось, – хмыкнул Парус. – В единственном экземпляре существует. Так что… да, мой бывший начальник. Короче, он реально свой, Андрюха. Пусть живет.
– Ну, пусть, – боец пожал плечами. – Не вопрос. Если в гости пришел, а не шпионить тут.
– Шпионов тут и без меня хватает, – Гуськов опустил руки. – Об этом и хотел доложить. А заодно побеседовать. Яша, где остальные?
– В метро, – Парус ответил неохотно.
– Яша, это же я, – Гуськов попытался заглянуть Парусу в глаза, но тот отвел взгляд. – Ты что, брезгуешь со мной общаться? Или обиду держишь? Я-то чем тебе не угодил? Тем, что мне, типа, повезло стать навигатором? Поверь, это не лучший вариант! Да и не по моей прихоти это случилось. Знать, судьба такая.
– Тут понимаю, командир, – лейтенант указал на висок. – А тут – нет.
Вторым движением он указал на грудь, примерно на область сердца. При этом голос у Паруса предательски дрогнул. И глаза заблестели.
Что ж, Гуськов прекрасно понимал его чувства. Или не прекрасно. Или вообще не понимал, – сытый голодного не разумеет, – но старался понять изо всех сил, искренне, от души.
– Слышьте… – вмешался спецназовец, но треск «калашей» помешал офицерам расслышать его фразу. Спец сообразил, что только зря шевелил губами, обернулся и рявкнул, перекрывая и звуки стрельбы, и вой ветра над стадионом: – Отставить огонь!
Стрельба утихла, и Андрей повторил свою фразу.
– Слышьте, чекисты, вы топайте в метро, если надо. Я тут справлюсь, не вопрос. Только по сторонам смотрите. На пережаренных колобков не нарвитесь.
– Спасибо, Андрюха, – Парус кивнул спецу, затем Гуськову: – Идем, командир, провожу. Ты, как было и раньше, начальством считаешься. Так что тебе сопровождение полагается.
– В смысле?
– Так командование заявило. Все навигаторы – начальство, и обращаться с ними положено вежливо, беречь и прикрывать. Если только это не шпионы из Нового мира.
– Тогда невежливо?
– Тогда расстреливать на месте, без промедления, пока назад не нырнули.
– На лбу ведь не написано, мазаевский шпион или навигатор, – Гуськов усмехнулся. – Как ты отсортируешь?
– Никак, – Парус кивнул. – Но пока и не доводилось. Ты первый, кто на нашу сторону переметнулся. Или ты еще не решил?
– Нет, не решил, – честно ответил Гуськов. – Пока просто поговорить пришел. А ты уверен, что больше никто не приходил?
– Водолей был, просветил нас насчет ситуации, но потом снова куда-то делся. Еще какой-то дядька приходил: с бородкой, длинный такой, седой. Как Дон Кихот. Долго с начальством, с господином Шуйским, беседовал.
– А Шуйский-то откуда всплыл? – удивился Гуськов.
– Ну, откуда оно все всплывает? – Парус усмехнулся. – Взял командование на себя, пока с Кремлем связи нет. Деятельность бурную развил, уже почти армию собрал. Короче, на коне Олег Викторович, как будто именно для этого дня рождался. Но из антинавигаторов ты первый тут появился… без оружия наперевес.
– Из контрнавигаторов… – невольно исправил Гуськов, а затем поморщился. – Хотя какая разница, как называть! Все одним миром мазаны.
– Ну да, – Парус хмыкнул. – Только одних генерал Мазич мазал, прости за каламбур, а других «судьба». Ты, если не уверен, командир, лучше возвращайся, мешать не буду.
– Ты лучше к Стрельцову меня отведи, а там решим, в чем я уверен, а в чем нет, – спокойно парировал майор.
– Так я и веду, – Парус остановился у двери, висящей на одной петле и проломленной посередине, за которой виднелась утоптанная тропинка. Вела тропинка на северо-восток. – Вот по этой тропе до метро. Не отставай.
– Метро… «Щукино»? – сориентировался Гуськов. – Неблизкий путь!
– Нет, Алексей Борисович, – Парус покачал головой. – Тут на рассвете еще одна станция случайно отыскалась. Мы сами сильно удивились.
– Прямо реальная станция? Не техническая?
– Реальная. Если можно так сказать. Только вход-выход нестандартный. И единственный.
– Спецметро?
– Не уверен. Главное, там сухо и тепло. Герметично все сделано. И тварей нет.
– И не трясет?
– Трясет теперь везде, – возразил Парус. – Но там хотя бы ничего в тартарары не проваливается. Короче, увидишь.
Лейтенант поднял воротник, натянул посильнее черную шапочку, открыл дверь и двинулся по тропе. Гуськов пошел за Парусом не сразу. Прежде майор огляделся, пытаясь высмотреть на местности, залитой светом аномального сияния, черные пятна или другие признаки опасности. «Пережаренных колобков», как выразился спецназовец Андрей, майор не увидел. А люди мелькали слишком далеко, мелкими группками, и передвигались они короткими перебежками от здания к зданию. Да и не вооружены были эти люди. Так что пока никакой опасности на горизонте не вырисовывалось. Парус, в отличие от Гуськова, вообще не оглядывался. Шел себе, глядя под ноги, и периодически что-то бормотал себе под нос. Считалочку, чтоб нескучно было идти? Или песенку напевал? Вряд ли. Насколько Гуськов изучил Паруса за годы совместной службы, лейтенант скорее считал шаги. Стишки и песенки были не по его части. Порассуждать на тему «Почему все плохо и как с этим бороться?» вечный пессимист Парус любил, а песенки – нет. Даже по пьяной лавочке в застольных «кошачьих концертах» не участвовал.
– Сто один, – подтверждая догадку майора, проронил Парус и притормозил. – Короче шаг. Левое плечо вперед.
Лейтенант свернул с тропинки направо, спрыгнул в глубокую, метров трех с половиной, траншею и протопал по ней еще шагов двадцать. Затем снова развернулся, теперь влево, и протянул руку к заляпанной грязью железной двери. Расположение и вид двери показались Гуськову странными. Это что получается, когда здесь не было никакого оврага – а расщелина образовалась недавно, это без сомнений, – дверь находилась под землей на глубине полутора метров от верхнего косяка до уровня асфальта?
– Просто археологические раскопки, – озираясь, сказал Гуськов.
– Вроде того, – согласился Парус. – Только никто не копал. Все само на свет божий явилось. Идем.
За дверью, которая открылась на удивление легко и без скрипа, показалась длинная лестница метровой ширины. Она вывела на площадку. Майор обратил внимание на фонарь, освещающий лестничную клетку. Массивный, мутный от времени плафон толстого зеленоватого стекла был защищен ржавой решеткой, а внутри светилась тусклая «лампочка Ильича». Сороковые годы прошлого века – такая возникала мысль при виде этого источника освещения. От площадки начинался новый лестничный марш, выводящий на следующую площадку, абсолютно такую же, от нее вниз вел новый марш и так далее. Гуськов насчитал восемь этажей вниз, а затем бросил это дело. Над головой остались еще пять или семь площадок, и, наконец, спуск закончился. На последней лестничной клетке Парус и Гуськов остановились перед такой же, как наверху, дверью, но не грязной и ржавой, а покрытой облупившейся зеленоватой краской.
