Вадим Филоненко - Кремль 2222. Северо-восток
– Гораздо больше, чем ты думаешь, – я решил малость поблефовать. Авось проскочит. – Предлагаю сделку. Ты освобождаешь меня и моих товарищей, а за это я оставляю тебя в живых. Соглашайся, потому что я все равно уйду, по-хорошему или по-плохому. Только во втором случае ты этого уже не увидишь, потому что станешь кормом для крысособак.
Хог внимательно выслушал наглую браваду, довольно долго молчал, изучая мое лицо, а потом коротко бросил:
– Брыхх, прикончи его. Немедленно.
Опаньки! Такой реакции на свою наглость я не ожидал. Нет, все-таки слова – не мое оружие. На этом поле я проиграл – быстро и безнадежно.
«Я ж говорил, не стоит его дразнить», – попенял Лёнька.
Ладно, сделанного не воротишь. Теперь оставалось лишь молча смотреть на предводителя местных нео, который подходил, сжимая в лапах топор. Брыхх радостно оскалился и даже подмигнул мне, вроде как поприветствовал старого знакомого, а потом замахнулся топором…
Внезапно ему на морду откуда-то сверху шлепнулась зеленая клякса, закрывая глаза, рот и нос.
Брыхх взревел – сперва от неожиданности, потом от боли, перехватил топор одной рукой, а второй принялся отдирать вцепившегося всеми присосками ему в рожу осьминога. Один из нео решил помочь начальству – дернул двумя лапами Лёньку за щупальца, отодрал и со всей дури шваркнул об стену. Зеленый комочек ударился о железобетон, отлетел в угол и остался лежать неподвижно, почти не различимый среди кучи мусора.
Я заскрипел зубами и рванулся так, что веревки затрещали. У меня уж было мелькнула надежда, что они порвутся. Но нет. Выдержали.
Тем временем озверевший от негодования и боли Брыхх вновь перехватил топор и с ревом попер на меня. На его морде была кровь – видно, Лёнька успел-таки расцарапать ему нос.
Вожак местных нео прицелился и размахнулся так, чтобы одним махом снести мне голову…
Я молча смотрел на приближающуюся смерть, чувствуя жгучую, болезненную горечь от ого, что не смогу помочь Алёне.
А вот страха за себя самого не было. Ни капли. Меня столько раз уже пытались убить, что не сосчитать. Но до сих пор смерть лишь дышала холодом в лицо и проходила мимо. А сейчас, кажется, она все-таки заберет меня с собой…
Лезвие топора приближалось. «Металл – дерьмо… Плохая заточка…» – успел подумать я.
И тут внезапно прозвучал хлопок – словно ударили камнем о камень или громко хлопнули в ладоши.
Брыхх как будто споткнулся. Из его головы вылетела кровавая струя. Он выпустил из лап топор и рухнул навзничь в шаге от меня, не издав ни звука.
– Не торопись понапрасну уничтожать свой товар, Хог, – раздался еще один знакомый голос. – Я куплю у тебя этого хомо. Ты уже продал мне его меч, так теперь продай и его самого.
В круг костров как ни в чем не бывало вошел… Кощей! В руках у него был пистолет с непривычно длинным и широким стволом, из отверстия которого вырывался легкий дымок. Кажется, именно из этого оружия маркитант только что пристрелил Брыхха.
«А почему звук выстрела прозвучал так тихо?» – Я по привычке задал вопрос Лёньке, но мне никто не ответил.
Кроме странного тихого пистолета, у Кощея был еще автомат – висел за спиной, а на поясе я разглядел… ножны с моим «Фениксом»!
Нео из свиты шама зарычали на чужака и приготовились схватить, но Хог остановил их досадливым жестом и попенял Кощею:
– Ну зачем было сразу стрелять? Просто сказать не мог? Этот нео, – он указал на мертвого Брыхха, – был мне весьма полезен.
– Тут их много, – отмахнулся Кощей. – Другого найдешь.
Он убрал пистолет в кобуру, приблизился ко мне и опустился на корточки. Его лицо оказалось на одном уровне с моим. Наши взгляды скрестились. Не встретились, а именно скрестились. Будто клинки.
В глазах Кощея промелькнула затаенная усмешка. Он крепко схватил меня за плечо, словно тисками зажал, и сказал:
– Думал сбежать от меня, не расплатившись? Зря. Я всегда получаю свою плату – так или иначе. Запомни это, Богдан.
– Этот хомо тебе должен? – заинтересовался Хог. – И много?
– Свою жизнь. – Кощей похлопал меня по спине, а потом резко встал и повернулся к Хогу: – Назначь за него цену. Любую. Я заплачу.
Шам мгновение колебался, а потом решительно покачал головой:
– Нет, Кощей. Он не продается. Но ты можешь купить двух других хомо. Пойдем, покажу. Они тут рядом, по соседству.
– Ну пойдем, глянем.
Хог и Кощей слиняли в сторонку, видно, пошли осматривать Яшку и Алёну.
Я вновь задергался, пытаясь освободиться.
«А ножом воспользоваться не хочешь?» – раздался у меня в голове слабый голос Лёньки.
«Ты жив! Жив! – О радости я не сразу вник в смысл его слов. – Каким ножом?!»
«Тем самым, который оставил тебе Кощей».
«Где оставил?!»
«Прямо у тебя за спиной. Он скинул нож, когда хлопал тебя по плечу. Ты должен был почувствовать, как клинок ударился о ногу».
«Ха! Да у меня ноги так затекли, что я не почувствовал бы, даже если б Кощей пырнул меня этим ножом в голень».
Я напряг кисти рук, пытаясь дотянуться до пола. Мои пальцы вскоре ощутили знакомую прохладу металла. На ощупь и впрямь нож. Небольшой и не слишком заметный. Такие обычно носят за отворотом сапога.
Нет, но каков ловкач этот Кощей! Всего на пару мгновений присел со мной рядом, и вот, пожалуйста – нож. Даже я ничего не заметил, что уж говорить о нео. Вот только зачем он это сделал? И как ему удалось утаить свои замыслы от Хога? Помнится, в прошлый раз шам сразу прочитал мои мысли о спрятанном в сапоге клинке.
«Ну есть простой способ, как не позволить прочитать свои мысли», – откликнулся Лёнька.
«И какой?»
«Не надо думать. То есть вообще. Дело делаешь – никаких мыслей».
Я не понял, пошутил он или сказал всерьез, да мне сейчас было и не до того – пришлось полностью сосредоточиться на том, чтобы как можно быстрее и незаметнее перепилить веревки, стараясь заодно не вскрыть себе вены. Мелкие порезы не в счет. Одновременно пытался хоть немного подвигать ногами, чтобы вернуть им чувствительность.
Хог с Кощеем вернулись. Следом за ними два нео вели Алёнку и Яшку. У обоих пленников оказались стянуты за спиной руки, причем у Яшки левая явно была сломана – сквозь рукав выпирала кость, а ткань в этом месте пропиталась кровью. Брат Алёны вообще выглядел плоховато. Весь перекошенный – видно, и впрямь повреждены ребра, с кровавой маской вместо лица, он еле стоял на ногах. Что называется, держался только на силе воли.
У Алёны ран и повреждений я не заметил, если не считать испещренного причудливой сеточкой лица, открытых участков шеи и рук. Прожилок пока еще было не слишком много, но они уже начали темнеть.
Плохо дело. Надо торопиться!
Я закончил с веревками и дернулся было, чтобы вскочить и ринуться в бой, но тут же осадил сам себя. Как там говорил покойный десятник Захар? «Скорость – нужна, а торопливость вредна. Все нужно делать вовремя». Или это говорил не Захар, а Гриша? Неважно. Послушаемся их обоих и не будем торопиться.
