Василий Головачев - Особый контроль
– Прощай, – сказал Филипп, делая шаг к двери. – Спокойной ночи.
– Постой. – Она подошла к столику, костер погас, вспыхнул белый свет. Щурясь от смены освещения, они разглядывали друг друга. Конечно же, пять лет наложили отпечаток, он стал мужественнее, сильнее, хотя губы все еще хранили тень нерешительности или безволия, она – чуть полнее, женственнее… красивее, что ли? Как это выразить словами? Мы четко знаем, что такое уродство, а что такое красота?.. В памяти всплыли строки, прочитанные когда-то Станиславом на дне рождения Аларики:
А если так, то что есть красота?
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?[11]
Слава умеет выбрать четверостишие, выражающее душу поэта, подумал Филипп. Стихи стары как мир, а воспринимаются как откровение…
– До свидания, – уже свободней произнес он. – Ты мне очень помогла сегодня, спасибо. Ты еще что-то хочешь сказать?
– Хорошо, если я ошибаюсь. – В глазах Аларики мелькнули упрямые огоньки. – Но и ты в одном ошибся. Пять лет назад я решила не в силу расчета, а в силу любви. Я любила Сергея.
Филипп несколько мгновений смотрел ей в глаза, поклонился и вышел, унося в душе все то, что она высказала взглядом, породившее смятение и бурю эмоций. Ему очень хотелось остаться, но прежде надо было разобраться в себе, в своих желаниях, иначе можно наломать дров… В том, что Аларика любила своего мужа, сомневаться не приходилось. И эта ее сожалеющая усмешка: «Ты все там же?» Филипп снова почувствовал прилив обидной горечи, но ему, как ни странно, стало легче. Аларика изменилась, но изменился и он…
На третий день Филипп наконец систематизировал свои соображения и решил доложить их руководству экспедиции.
Экспедиционный зал спейсера был небольшой, но благодаря видеопласту создавалась иллюзия громадного ледяного грота, со стен которого брызгали снопы разноцветных лучей.
– Не люблю экзотики, – проворчал Томах, по молчаливому согласию Богданова выключая видеопласт. Грот исчез, одна за другой видеостены открывались в пространство, пока освещенный квадрат пола с креслами, столом, пультом селектора не оказался висящим в пустоте.
Серебристый шлейф Млечного Пути искрился мириадами алмазных игл, глубина космоса раскрылась так, что казалось – ты падаешь, падаешь в засасывающую бездну, где ожидает тебя приглушенное бормотание Дороги Душ, неторопливое, но вечное течение Серебряной Реки[12] и бесконечность…
Филипп с усилием оторвал взгляд от пристального ока какой-то далекой зеленой звезды и повернулся к спасателям.
– Автоматика станции в полном порядке, – начал он, ощущая необычную робость и волнение: в качестве эксперта ему еще не приходилось выступать, да и обстрел пяти пар глаз, принадлежавших суровым и требовательным людям, был непривычен. – Это, наверное, и не подлежало сомнению, надежность ретрансляторов подобного типа практически равна единице. Чтобы изменить параметры хотя бы одной цепи, необходимо взорвать всю станцию, а это далеко не просто. Станция работает нормально, во всяком случае, наши депеши Земля получает, как и мы ответы оттуда. Необходим эксперимент с передачей груза на Садальмелек, только тогда можно будет с уверенностью сказать об эффективности линии. Вот, пожалуй, и все у меня.
– Вывод ясен, – сказал начальник экспедиции Шалва Тектуманидзе. Одетый в просторную белую рубаху со шнуровкой – компенсационный костюм спасателя он почему-то не любил, хотя тот был удобен и рассчитан на все случаи жизни, – сухой, жилистый, прокаленный солнцем, черноусый и чернобровый, он выглядел гостем, странником, гусляром, случайно забредшим в хижину, но оказавшимся в технически совершенном дворце. Филипп мысленно повесил ему через плечо холщовую суму и гусли, дал в руки посох и усмехнулся про себя – так великолепно начальник экспедиции вписывался в образ гусляра.
– Но позвольте вопрос, – продолжал Тектуманидзе, – можно ли запеленговать приемную станцию, если при передаче груз снова сорвется с трассы Садальмелека?
– Нет, – подумав, ответил Филипп. – Во время возбуждения ТФ-поля при передаче любого сообщения или груза в пространстве образуется волновое эхо, но тут мы сталкиваемся сразу с двумя нерешенными проблемами. Первая – принцип неопределенности: чем длиннее и качественнее передача, тем слабее эхо и больше ошибок в определении координат передатчика. Вторая – аппаратуры для точной пеленгации ТФ-передач не существует, до сих пор она была не нужна. Обычный ТФ-приемник, как и корабельные трассеры, не годится. Дело в том, что ТФ-поле – это не физическое поле в нашем понимании, а свойство пространства, отражающее топологические особенности вакуума…
Филипп замолчал, интуитивно поняв, что объяснения его излишни: хотя его продолжали слушать, по едва уловимым признакам можно было понять – людей интересовало другое.
– Еще вопрос, – вмешался Томах. – Безопасен ли эксперимент для работников конечных станций на Земле и на Истории?
– Гарантии дать, конечно, трудно, но конструкторы давно ушли от техники безопасности к созданию безопасной техники. При малейшей угрозе жизни людей сработают автоматы защиты.
– Сказано неплохо, – проворчал кто-то из команды спейсера, – но тем не менее случаются аварии и с безопасной техникой.
Филипп пожал плечами и промолчал.
Совещание закончилось.
Через несколько часов провели экспериментальный запуск груза с Земли на Историю. Груз – генераторы кислорода – прошел спокойно, без всяких эксцессов. Несколько часов подряд Филипп с помощью бортинженеров спейсера «гонял» трассу между Землей и станцией: канал ТФ-передачи в обе стороны работал безукоризненно, как и между станцией и Историей.
– Отсутствие результата – тоже результат, – утешил Томах Богдановa, когда усталые они вернулись на корабль.
– Но первый груз исчез, – произнес тот отсутствующим тоном. – Куда? Кто его принял?
– Кто-нибудь принял. Надо просто обследовать все звезды этой области в радиусе пятидесяти парсеков – это предел для прямой ТФ-связи на тех частотах, которые мы используем.
– Гениально! В радиусе пятидесяти парсеков тысячи звезд!
– Ну что ж, – не сдавался Станислав, – тогда мы пошлем сообщение по всей Галактике – верните, мол, наши грузы!
Богданов невольно улыбнулся.
– Разве что.
– Я пошутил.
– А я нет. Идея неплохая. Кстати, от всего нашего копания на станции у меня осталось нехорошее чувство, будто мы что-то упустили из виду.
– Не из-за тайны ли «звезды Ромашина»? Ведь мы так и не установили, что это такое и по какой причине возникло. Знаем только, что доработчики здесь ни при чем.
– Может быть, есть смысл еще раз замерить параметры среды в этой точке? Но будет ли результат?
Томах пожал плечами.
– Филипп замерял, я, ты тоже. Конечно, придется проверить еще раз, что нам остается? Твое мнение о Филиппе?
– Хороший парень. Правда, выдержки маловато, да и вяловатый он не по возрасту, но это дело поправимое, со временем из него мог бы получиться…
– Ну-ну, договаривай.
– Что договаривать? Я ведь тебя знаю, неспроста ты заостряешь на нем внимание так?
– Да. – Томах остался серьезным. – Выдержка – это наживное, и вялость жизненной позиции – дело поправимое. По моему мнению, он находка для Службы, только не знает об этом. Что скажешь?
– Поживем – увидим. Прежде всего надо получить его согласие, а я вижу, что он не хочет бросать свою работу в бюро Травицкого.
Спустя двое суток «Тиртханкар» подходил ко второму ТФ-ретранслятору, с которого не прошел груз к планетам звезды гамма Суинберна. Но и там людей ждало разочарование: станция работала в пределах нормы, никаких следов вмешательства посторонних сил в ее работу не нашлось. Кроме одного: «звезда Ромашина» сияла и там, не связанная ни с одним источником энергии, никоим образом не действующая на приборы, не проявляющая никаких других свойств, кроме ритмичной пульсации спектра излучения.
Передав на Землю неутешительную информацию, Тектуманидзе неожиданно получил приказ следовать к Кохабу – бете Малой Медведицы, возле которой на планете Шемали начала недавно работать первая, «квартирьерская», как их называли, экспедиция.
Двести девяносто парсеков – сто восемьдесят от Солнца и сто десять от Солнца к Кохабу – «Тиртханкар» преодолел за трое суток.
Еще через сутки карантина Филипп ступил на почву Шемали, слегка оглушенный избытком впечатлений и астрономическими расстояниями, которые преодолел вопреки своим желаниям. Его уже перестала удивлять «безумная» щедрость Земли в отношении снабжения спейсеров аварийно-спасательной службы энергией, ибо он понял – делается все это ради той же Земли, ради ее повелителей, покинувших колыбель и углубившихся в безмерное поле тьмы космоса.
