Василий Головачев - Особый контроль
– Да-а, работа у тебя – не позавидуешь! Добровольцы – шаг вперед! Так? А кто такой Бассард?
– Что, не понравился?
– Как тебе сказать… угрюмый он какой-то, непропорциональный и недоброжелательный.
– В наблюдательности тебе не откажешь. Генри Бассард – начальник второго сектора УАСС, того самого, который отвечает за безопасность системы Садальмелека и всего созвездия Водолея; я имею в виду – безопасность исследователей. Ну, Бог с ним, со вторым сектором, тебе еще представится случай познакомиться с Бассардом поближе. Я заметил твою мину, когда ты оценивал нашего Керри. Как он-то тебе показался?
Они вышли под прозрачный купол центрального метро управления, где располагалось более двухсот кабин мгновенного масс-транспорта.
Станислав нашел свободную и посторонился:
– Входи. Ну так как? – повторил он вопрос.
– Вполне нормальный… я хотел сказать, обыкновенный. – Филипп вошел в светлую, с белыми «мраморными» стенами кабину. Станислав с некоторым трудом втиснулся следом: оба были широкоплечие, мускулистые, хотя Филипп весь – порыв, движение, а Станислав – невозмутимое «хищное» ожидание.
– Нормальный! – фыркнул Томах. – Обыкновенный! Он просидел на Орилоухе почти три года после той злополучной разведывательно-контактерской экспедиции, во время которой погибли твои родители. Именно после этого случая и организовали в УАСС отдел «слепого контакта», страхующий работу специалистов Института внеземных культур. Керри был первым начальником ОСК.
Станислав рассказывал что-то еще, но Филипп его не слышал. Он вспомнил, как домой к ним пришла целая делегация работников управления и Комиссии по контактам, чтобы сообщить о гибели отца и матери, и как он не поверил, и что потом, в кошмаре пустых комнат… Грозный Орилоух, планета, физически почти тождественная Венере: океанов нет, плотность атмосферы «на дне» равна половине плотности воды, температура – плюс пятьсот градусов по Цельсию. И странная небиологическая «цивилизация жидких кристаллоподобных форм», разум, отказывающийся от любых контактов с другими разумными существами и без всяких объяснений уничтожающий гостей… первая открытая вне Земли цивилизация… А Керри Йос провел в этом аду три года!..
– Да-а, – занемевшими губами произнес Филипп. – Три года на Орилоухе – это много!.. Куда теперь?
Томах пожалел, что затеял разговор об Орилоухе.
– В кафе, знаю одно приятное местечко. Я, например, голоден. После завтрака будет время попрощаться. Тебе есть с кем?
– Не знаю, – пробормотал Филипп, вспоминая вдруг улыбку Аларики. – Разве что с Травицким?
Станислав набрал код выхода, ткнул пальцем в квадрат пуска, и их швырнуло в солнечный свет.
Керри Йос подвел Богданова к хрустальному шару, что-то щелкнуло, и внутренность шара наполнилась светом и жизнью. Это была объемная и почти масштабная модель второй спирали Галактики, так называемый Рукав Стрельца, в который входила и звезда-карлик Солнце.
– Есть еще одна проблема, – сказал Йос. – Более тревожная, чем остальные. Система Золотоволосой, планета Рыцарь…
– Орилоух на радиоязыке аборигенов, – уточнил Бассард.
– Да, Орилоух, мы тоже все чаще употребляем это название. Над планетой вращаются две наши орбитальные станции, одна обитаемая, вторая резервная, законсервированная. Вчера оттуда пришел сигнал: резервная станция вскрыта, кто-то ее посетил.
– Ого! – сказал Тектуманидзе. – Интересно. Неужели орилоуны?
– Исключено.
– Тогда кто-то из персонала рабочей станции.
– Тоже исключено. Раз в полгода на станцию отправляется смена техников для проведения профилактических работ, эта смена и обнаружила следы чьего-то присутствия. Защита станции не пробита, продолжает работать, но следы тем не мeнее есть.
– Насколько я помню, у этих станций многослойная изоляция плюс ТФ-экран.
Керри молча нашел звезду, о которой они говорили, тронул в этом месте прозрачный шар кончиком щупа: шар отозвался тихим звоном.
– Но сквозь ТФ-экран не может проникнуть ни одно материальное тело!
– Мы не можем! – мрачно, с нажимом сказал Керри Йос. – Мы. А они, значит, могут.
– Кто они? Не орилоуны же в самом деле.
– Все эти сообщения нуждаются в проверке, – веско сказал Бассард. – Лично я сомневаюсь в их истинности. Наследить на станции могли и сами техники еще в прошлое посещение.
– Сто сорок три парсека, – пробормотал Керри Йос. – До Садальмелека сто десять, до гаммы Суинберна сто сорок три. И все три звезды в разных секторах, и все три – на границе исследованной нами зоны. О чем это говорит?
– Не знаю, – помолчав, сказал Богданов.
– И я пока не знаю. А если не знает отдел безопасности…
– Значит, надо объявлять «Шторм» по управлению?
– Ну, «Шторм» не «Шторм», а хотя бы степень АА: готовность службам наблюдения за пространством, усиление патрульного обеспечения, косморазведке перейти на формы «Экстра».
– Не рано ли? – Бассард скептически поджал губы. – Вы представляете последствия тревоги?
Они посмотрели друг на друга, четыре специалиста, знающие цену неожиданностям.
– Ну, Керри, что ты, право… – позволил себе улыбнуться Тектуманидзе. – Нас же двадцать миллиардов!
– Успокоил, – грустно усмехнулся начальник отдела. – Действительно, нас двадцать миллиардов, из них восемнадцать на Земле и в Системе, остальные у других звезд. И я подумал: а не много ли это для других звезд?
Бассард задвигал своими бровями Карабаса Барабаса из детской сказки.
– Что ты этим хочешь сказать?
Керри посмотрел на браслет видео, в квадратике которого проступили цифры времени, и медленно проговорил:
– Sapienti sat[10]…
«Тиртханкар», дежурный спейсер УАСС – километровый цилиндр, увенчанный чудовищной гребенкой генераторов разгона, – вышел из собственного ТФ-коридора в мегаметре от дрейфующей в свободном пространстве ретрансляционной ТФ-станции. До ближайшей звезды было немногим меньше семи парсеков, мизерность плотности космического звездного поля ощущалась здесь с особенной остротой, поэтому казалось, что станция давным-давно заброшена и не функционирует – уж очень неэффективно выглядела она на фоне звездной пыли Батыевой дороги, как звали Млечный Путь древние монголы. Именно с этой станции и ушел в неизвестном направлении транспорт с грузом, перед тем как спохватившиеся диспетчеры из Истории, второй планеты Садальмелека, куда направился груз, растерянно докладывали Земле, что к Садальмелеку пришло только волновое эхо передачи, а сам груз исчез в неизвестности.
Станция была автоматической, точно такой же, как и все промежуточные ретрансляторы, усиливающие стационарный ТФ-туннель между станциями метро Солнечной системы и планет у других звезд. Обслуживающий персонал появлялся здесь раз в два года для профилактических осмотров силовых агрегатов и настройки дубль-систем. Но сейчас на ней не было ни одной живой души. Состояла она из двухкилометрового диаметра колец, соединенных тремя спицами изоляторов и создающих между собой приемно-передающий объем. Кольца были сделаны из металла и опутаны спиралями эмиттеров, окутанных в свою очередь «шубой» нежного голубоватого сияния.
Прибывших в первую очередь интересовали не силовые конструкции, а отсеки управления, прилепившиеся к кольцам и напоминающие драгоценные камни на перстнях.
Филиппу как специалисту было интересно бродить в лабиринтах энерголовушек и антенн, запрятанных в телах колец, сравнивать инженерные решения конструкторов Земли почти двадцатилетней давности с современными. Вместе с ним бродил по станции и Богданов, задавая иногда такие дельные вопросы, что Филипп только диву давался и однажды даже спросил, не работал ли инспектор когда-нибудь в Институте ТФ-связи.
– Не пришлось, – с улыбкой, смягчавшей пронзительный огонь в глазах, ответил Богданов. – Но я всегда интересовался ТФ-теорией и ее воплощением в действительность. Потому что от ТФ-транспорта – один шаг до перемещения в пространстве усилием мысли, а это моя мечта.
– Почему? – удивился Филипп.
– Тогда сама собой отомрет спасательная служба, каждый из нас сможет прийти на помощь другому, как бы далеко тот ни находился. Правда, тут возникает еще одна проблема – проблема мысленного общения, парасвязи. Причем проблема не физическая, а морально-этическая. Мысленный контроль над мгновенным перемещением в пространстве установить можно, а воспринимать чужую боль, страх, беду мы пока не научились.
– Для этого надо все время ощущать людей рядом, мысленно ощущать, эмоционально видеть их пси-сферу, желания и стремления. По-моему, это уже иные качества, другая энергетика тела, физические характеристики. Останется ли тогда от человека что-нибудь человеческое?
– Останется, – развеселился Богданов. – Доброта и стремление к совершенству. Разве не так?
