Петр Воробьев - Разбой
Следующее полнолуние приходилось почти на осеннее солнцележание и называлось охотничьей луной, но и та луна, что сквозь неровную прореху в облаках подсвечивала озеро, лес, и горы, вполне годилась для охоты. «Если всё пройдёт, как задумано, можно будет эту луну для отличия назвать луной охотников за головами», – подумал сын Флоси, перекрещивая на штурвале указательный и средний пальцы левой руки, чтоб самого себя не сглазить. – Не слишком близко мы их к Гуталанду подпустили? – запоздало побеспокоился в наушниках Вальбранд тесть из кормовой рубки. – Эврешем – единственное удобное место для перехвата, – тут же объяснил Самбор, не дав Кольбейну ответить. – И ползи они через Валькарлен, и рукой подать до Атура. «Ползи» в отношении четырёхвинтовых и четырёхкрылых «Сул» именно и было правильным определением, поскольку без статической или динамической воздушной подушки кронийские бронелёты-тетракопосы просто не могли держаться в воздухе. – Что за пятая цель на энтопистисе? На переводе перехвата про неё ничего не было, – венед явно решил, что достаточно побыл образцовым вторым лётчиком. – Ещё два диалепта – и увидим, – уверенно сказал Гримкель. – Кольбейн, полтора румба противусолонь, прямо им на головы сядем. – Лучше выйти им в хвост, чтоб… – начал Самбор. – Не хуже тебя знаю, – наконец не сдержался Кольбейн, принимая на пол-румба влево, чтобы проскользнуть между двумя изрезанными трещинами утёсами, один из которых венчала мегалитическая развалина. Впереди открылась долина Атура. – Вон они! – крикнул снизу из-за пулемётной установки Магни-Грим свояк. – Всевед-воевода, – отозвался Гримкель. Поезд бронелётов поднимал тучи водяной пыли – достаточно, чтоб над Атуром поднялась призрачная лунная радуга. Правда, в середине этого поезда… – Грузовой аэростат? – удивился венед. – Что-то тут не так… И впрямь, очертания крупной продолговатой формы были противоестественно угловатыми. Оболочки аэростатов не строят из кирпичей. – Стрелки, бьём каждый тетракопос только в правый по ходу задний винт! – напомнил Кольбейн, убавив тягу подъёмных почти до ничего и подкрадываясь к поезду бронелётов на бреющем. – И только сверху! Посадить, не взорвать на тьму кусков! Тетракопосы даром что маленькие, а немалого золота стоят! Что ещё было с руки, малый размер преследуемых бронелётов резко ограничивал возможность устанавливать на них электронные средства наблюдения, обзор из тетракопосов был посредственный, особенно назад и вверх, из-за шума собственных двигателей, лётчикам было почти ничего не слышно, и выкрашенному в немаркий цвет фулиджин аспидоплану удалось пристроиться за завершавшей строй «Сулой», в нескольких саженях позади и аршин на пять повыше. – Пра-а-авый за-а-адний, говори-и-ишь, – растянуто повторил Магни-Грим. – Брп-брп-брп-брп-брп! – отрывисто и очень громко отозвался его пулемёт. Резко запахло бездымным порохом. – Следующий! – очень довольно сказал пулемётчик. «Сула» с летевшими из кожуха винта искрами неуклюже повернулась в двух плоскостях сразу, зацепила ещё работавшими винтами слева воду, и рухнула в Атур. Глубина реки у берега (аршина два, не более) никак не угрожала жизни находившихся на борту. Зато, оклемавшись после падения, они запросто могли удрать, то есть лишить Кольбейнову ватагу вознаграждения. На оставшихся трёх бронелётах наконец-то заметили нападение, как Кольбейн и предполагал. Зато ни он, ни его ватажники совершенно не рассчитывали на то, что случилось после этого. По логике, то есть как Кольбейн успел заблаговременно обсудить с товарищами, два тетракопоса из трёх должны были попытаться вступить в бой, чтобы дать возможность третьему, где и летел злополучный обладатель почти самой дорогой в земном круге головы, скрыться под защиту гутанского закона. В свою очередь, охотники за головами договорились, что аспидоплан не примет бой и пустится в погоню. Все эти построения вмиг развалились, когда бронелёты бросились врассыпную. Точнее, первый по ходу резко ускорился, второй, тянувший аэростат, продолжал его тянуть со скоростью вряд ли быстрее пяти дюжин узлов, а третий наоборот сбавил ход почти до ничего и попытался развернуться, предположительно, чтоб скрыться обратно на восток. Скорее всего, его водитель забыл о том обстоятельстве, что управляемость четырёхвинтовой машины сложным образом менялась в зависимости от скорости. Посередине разворота, тетракопос полетел не прямо, а боком, зацепил скалу, уронил на себя с пяток деревьев, и на этом прекратил дальнейшие потуги на движение. – Давай за головным! Уйдёт! – Самбор потянул руки к штурвалу. Мананнан и Эгир свидетели, Кольбейн отвесил бы поморянскому недопёску затрещину, не будь телеэнтопистис установлен как назло между креслами лётчика и второго лётчика. – Без моего слова управление не брать! – рявкнул старшина, до упора потянул счетверённый рычаг управления тягой ходовых двигателей на себя, одновременно нажимая сбоку кнопку включения дожига. Янтарно мерцавшая стрелка топливомера видимо поползла влево, зато спину и затылок приятно вдавило в кресло: аспидоплан мог разогнаться до семи восьмых звуковой скорости, и это против пары гроссов узлов бронелёта. Эйфория ускорения сыграла с Кольбейном недобрую шутку – он отключил дожиг и врубил гидравлику створов обратной тяги на миг позднее, чем следовало, оставив «Сулу» позади. – Отец, можно я в передний кожух винта? – спросил в наушниках Оспак хвостовой стрелок. Он приходился старшине не сыном, а троюродным племянником свояка. Очень неробкий и сообразительный мальчонка. – Бей, сынок! Хвостовое орудие «Слогтре» было двухвершковой спаркой. Попал только один из снарядов, но и того оказалось достаточно, чтобы разнести винт в куски вместе с кожухом и половиной крыла. Каким-то чудом лётной смекалки, водителю сперва удалось удержать три четверти бронелёта в воздухе, но и ему не было под силу отменить законы мистерии шафранного дракона: потеряв часть динамической подъёмной силы и часть тяги, машина скользнула вниз. Вспахав тёмный в лунном свете сырой прибрежный песок, «Сула» остановилась и медленно перевернулась. Скорее всего, последнему тетракопосу не стоило напоминать Кольбейновым ватажникам о своём существовании – они и так о нём не забыли бы. Тем не менее, к рёву двигателей «Слогтре» прибавился новый и неприятный звук в сочетании с дрожью – как будто кто-то пытался продолбиться снаружи отбойным молотком. – В нас стреляют! – по своему обыкновению, поделился очевидным Магни-Грим. Как раз в вёрткости, тетракопос мог и потягаться с аспидопланом. То есть мог бы, кабы не тянул за собой аэростат. – Оспак, передний кожух, один выстрел! – приказал Кольбейн. Этот бронелёт не только ткнулся носом в покрытие дороги, что шла вдоль берега реки, но даже разломился пополам. Убрав тягу ходовых и, как на цыпочки, встав на подъёмные, старшина круто повернул аспидоплан. На аэростате успели отдать буксирный конец, из-под странно угловатой формы что-то посыпалось в Атур. – Балласт сбрасывают! Ветер хотят поймать – вон гутанские камни! – Самбор протянул руку вправо. На обоих берегах Атура действительно смутно белела пара изваяний воинов в стародавних остроконечных шлемах, и аэростат точно сносило на запад – он уже почти поравнялся с последним сбитым тетракопосом. Вдобавок, на вершине одной из соседних гор заморгал огонёк светового телеграфа – наверняка дозорный. – Магни-Грим, очередь, да стволом веди быстро, чтоб его в куски не порвать! – велел Кольбейн. – Бы-ы-ыстро, – отозвался свояк, поворачивая пулемётную полусферу. – Брп-брп-брп-брп-брп! – протрещал пулемёт, не быстрее и не медленнее, чем обычно. – Что за удотень? – возмутился Самбор.
Поморянин был и не в меру разговорчив, и чересчур горяч, но его возмущение в данном случае было, на беду, совершенно обоснованно: вместо того, чтобы устремиться к земле с пропоротой оболочкой, проклятый кирпичный аэростат продолжал как ни в чём не бывало подниматься. – Аэрохлейп! – воскликнул Самбор. – Что? – это слово даже Вамбу ввело в тупик. – Пенная броня! В пузырьках – гелий! Так просто его не сбить! Кольбейн, зайди сверху и прижимай его! При всём том, что ночной перехват был бы невозможен без оборудования и разведданных схоластов, никто не назначал венедского выскочку вожаком Кольбейновой ватаги. Но с любым выяснением отношений, вплоть до хольмганга, следовало повременить, а пока… За неимением лучшего выбора, старшина уравнял скорость с аэростатом, настороженно глядя на топливомер – баки на половине. – Ты хоть понимаешь, о чём меня просишь? – сквозь зубы процедил Кольбейн. – Это тебе не шишки палить! – Только тебя с твоей славой и лёгкой рукой на штурвале и попросил бы! – ответил Самбор. – Доживём, вечером с меня бочка лучшего килейского тебе и всей твоей ватаге! – Так то по обычаю все всклад! – начал Гримкель. – Все! Тихо! – оборвал старшина. – Самбор, посадочные огни! Вниз направь! «Слогтре», управляемый тонким сочетанием рулей и тяги, скользнул на дюжину саженей и оказался над аэростатом. Кольбейн глянул себе под ноги, сквозь пулемётную полусферу. Свет посадочных фар выхватывал из темноты ноздреватые плиты, устилавшие поверхность, качавшуюся под давлением струй выхлопа из турбин аспидоплана. Плиты были примерно в пяти аршинах внизу, что значило, что брюхо «Слогтре» отделяло от них полтора аршина. Тягу следовало уменьшить ещё на одно напугайское крылышко, при этом стараясь не думать о сложности и непредсказуемости воздушных потоков вокруг и внизу. Зашуршало, потом заскрипело – звук передавался по металлу. На аиссометре[301], стрелка слегка повернулась влево. – Дави его! – наставил Магни-Грим. Для этого надо было всего-то продержаться на аэростате, пока три дюжины саженей высоты убывали до ничего. Времени на это никак не могло потребоваться больше, чем треть диалепта, но Кольбейн готов был поклясться, что прошла по крайней мере неделя, пока «Слогтре» не толкнули вверх струи гелия, устремившиеся из раздавленной оболочки. Старшине это облегчение показалось настолько всеобъемлющим, что его даже развеселило очередное бредосказание Самбора: – Всклад будем пить за победу, а бочку вина я поставлю за Кольбейново новое прозвище! – Какое? – Кольбейн выровнял аспидоплан над рекой, подняв его на пару дюжин саженей. Рядом, сплюснутый посередине аэростат растянулся на берегу на пол-поприща, частично перегораживая дорогу. – Как был Виламир Парящий, так быть Кольбейну Порхающему! – Дело! – отозвались в наушниках ватажники. – Заслужил! Старшина подавил улыбку: – Отряд один, к сбросу! – Отряд один готов! – доложил Стейнар из срединного отсека. – Отряд один, сброс! – Открываю люк! – рявкнула Ингунн. – Арнар, готов, пошёл, Хьёрт-Вали, готов, пошёл, Сверрир, готов? Готов, пошёл! Груз пошёл! Закрываю люк!
