Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало
Проехали дальше по Дмитровке, свернули налево, запетляли по поперечным улицам, до Ленинградки оставалось рукой подать, а оттуда — прямая дорога на базу, как я уже мысленно именовал дачу. Можно было бы проще проехать по наверняка пустынной МКАД, но её слишком легко перекрыть, а свернуть в сторону с неё далеко не везде возможно — огорожено почти везде, причём капитально. Лучше уж по нужному шоссе прямо из города выскочить.
Когда до Ленинградки оставалось с полкилометра, Лёха сказал:
— Что там такое? — и показал рукой вперёд.
Одновременно он остановил машину, прижавшись к тротуару. А я сказал в микрофон:
— Колонна, стой!
— Принял, — ответил Шмель.
Что-то там действительно происходит, неохота лезть, не проверив. Я вышел из машины, положил в открытое окно СКС, использовав дверь как опору. Лёха занял позицию у левой двери, с «Тигром» в руках. Произнёс негромко:
— Примерно двести. — Это он про дистанцию.
Через оптический прицел картина была видна как на ладони. В конце улицы, перед самым поворотом, стояла сине-белая «десятка» с буквами ДПС на борту. Возле неё, с открытыми дверцами, стоял серебристый «Паджеро», со всех сторон окружённый милиционерами. Стражи порядка были разными. Двое были гаишниками, один — явный омоновец, ещё один был в штатском, но с «Кипарисом»[13] в руках и в бронежилете. Тот, который в штатском, ногой удерживал на асфальте женщину с ярко-рыжими волосами и что-то кричал на неё. Женщина пыталась подняться, но он не давал ей это сделать, толкая ногой.
Второй мент, в гаишном прикиде и похожий на омоновца, в камуфляже и разгрузке, вязали на асфальте мужчину в тёмной одежде. Рядом с открытой водительской дверью внедорожника лежал, судя по положению тела, труп. С простреленной головой.
Ещё один из гаишников, толстый, мордатый, держащий АКС в руках, вытащил из машины двоих детей, лет так пяти — семи на вид, мальчика и девочку, грубо оттолкнул в сторону от дороги. Судя по жесту, он просто их прогонял.
Вязавшие мужчину наконец надели на него наручники и отскочили назад, а гаишник навёл на лежащего ствол своего «укорота». На нас они внимания вообще не обратили, скорее всего, в такой суете даже не видели. Или плевать им было на всех, чувствовали себя при власти.
Не знаю, что происходит, но ощущения, что у меня на глазах поддерживается порядок в городе, совершенно не возникло. Абсолютно. Больше похоже на грабёж, если честно. Четверо ментов с автоматами против людей с двумя детьми… странное сочетание, вам не кажется? Убитый — водитель, кто же ещё может там лежать? В любом случае это мне не нравится.
— Лёха, я валю ментов, — шепнул я.
— Думаешь? — так же шепнул Лёха. — Стрёмно… Менты всё же. Хотя… всю жизнь хотел попробовать.
— Плевать, что менты, — злобно сказал я. — Суки они. Детей прогонят, и их мертвяки сожрут, а родителей они сейчас грохнут, не видишь, что ли?
— Ладно, — согласился он сразу. — Распределяем цели.
— Вали того, который целится, а я того, который в гражданке, — быстро заговорил я. — Переноси огонь на толстого, а я беру омоновца.
— Принял. Готов.
— Огонь по моему выстрелу.
Я подвёл прицел к фигуре в штатском, целясь в грудь. Плевать на броник, он у него лёгкий, против пистолетной пули, моя оболочечная «семёрка» его навылет прошибёт. Придавил чуть спуск, задержал дыхание, выстрелил. И сразу прицел на омоновца, в попадании я был уверен. Рядом грохнул выстрел «Тигра». Омоновец среагировал быстро, упал на колено, срывая с плеча АКС, но неправильно — двести метров для него много, навскидку не прицелишься, ему сначала укрываться надо было, а для меня, с оптикой да с опоры, такое расстояние в самый раз. Я попал в него первым же выстрелом, угодив в грудь, в бронежилет. Его сбило с ног, но у него бронежилет был воинский, серьёзный, и я всадил в него подряд ещё пять пуль. Карабин звонко хлопал, летели гильзы, резонировала автомобильная дверь. Должно хватить.
Обежал прицелом поле боя. Раненый в штатском корчился на земле, гаишники лежали неподвижно, раскинув конечности. У них бронежилетов не было, а Лёха стрелял «пустоголовыми», деформирующимися, так что смерть гарантирована. Все внутренности разорвало. «Подранков не бывает». Женщина быстро вскочила и подбежала к детям, обняв их, глядя на наш притаившийся в отдалении «Форанер».
— Ну, что там у вас? — послышался голос Шмеля в наушнике.
— Грабителей постреляли, — ответил я. — Продолжаем движение. Делай, как я, короче.
— Принял.
Загрузились в «крузак», Лёха рванул с места, и вскоре мы тормознули у тел на дороге. Мужчина со скованными за спиной руками уже поднялся с асфальта и сел. Лет сорок, в форме охранного агентства, типично русское, ничем не примечательное лицо. Женщина, стройная, удивительно симпатичная, с огненно-рыжими волосами, обнимала детей и внимательно, но без враждебности смотрела на нас.
Из ментов трое лежали неподвижно, в лужах крови, но тот, который в штатском, был ещё жив, хоть и ранен тяжело. Моя пуля прошла навылет. В груди бронежилета была маленькая круглая дырочка, а вот из-под жилета сзади кровь текла ручьём. Рядом с раненым на земле лежал «Кипарис», на поясе была кобура с пистолетом. Я подошёл к нему ближе, навёл карабин в голову. Спросил:
— Кто такие?
— Просто менты. Из разных контор, — прохрипел тот.
— Грабили? — уточнил я.
— Тачка нужна… — Раненый закашлялся, брызгая себе на грудь кровью. — Уходить из города надо. Семьи у нас…
— Понятно. Что есть в машине?
Я кивнул на милицейскую «десятку».
— Патроны в багажнике… — На него накатил приступ кашля, затем он прохрипел: — Слушай, мне к врачу надо…
— В другой раз.
Я выстрелил. Во лбу появилось отверстие, из затылка выбило фонтан крови, тело обмякло на асфальте. Женщина вскрикнула, прижала к себе детей, закрывая им глаза. Я подошёл к следующему убитому омоновцу и выстрелил в голову ему. Затем поочерёдно двум гаишникам. А то сейчас воскресать начнут. Оттянул рукой затвор и сменил магазин. Неудобный момент в этом в карабине — или жди, когда все двадцать расстреляешь и затвор на задержку встанет, или вот так, извращаясь.
За спиной у меня фырчали моторы — машины мы не глушили. Из кабины «Патруля» выскочил Шмель, сестра осталась в машине. А вот Валентина Ивановна из машины выбралась и на трупы не проблевалась, а смотрела с некоторым любопытством. И даже подбежала к детям, обняла их, успокаивая. Впрочем, она всю жизнь медсестрой в Первой градской проработала, так что не удивишь.
Лёха между тем нашёл у одного из гаишников ключи от наручников и освободил мужчину в форме охранника. Тот встал, потёр запястья. Вид у него был совершенно невозмутимый, как будто ничего и не произошло. Он подошёл к застреленному мной оперу в штатском, залез тому в боковой карман куртки и извлёк служебный «Иж» с запасным магазином.
