Александр Афанасьев - Зона заражения-2
Толпа подступала.
– И куда ты их потратил?
– Ты лжешь! – крикнул алим. – Люди, этот человек лжет! Кто он?!
– Может, на харам, которым несет от тебя?!
Водитель «Хаммера», понимая, что дело дрянь, открыл люк и показался из машины по плечи, держа в руках пулемет – китайскую копию «Миними». Но выстрелить не успел – почти бесшумная пуля, прилетевшая неизвестно откуда, поразила его в голову, и он упал обратно в «Хаммер».
– Люди! – крикнул алим. – Слушайте меня!
– Смерть всем тиранам! – выкрикнул неизвестный.
Один из охранников, попытался выстрелить из пистолета, оставив бесполезный в такой тесноте автомат, но неизвестный с поразительной ловкостью подбил его, и охранник упал. И тут толпа набросилась на алима и его охранников…
Алиму Абдулле Аслахи не суждено было стать шахидом на пути Аллаха – Аллах Всевышний наградил его мучительной смертью. Его зверски избили и несколько раз изнасиловали, а потом его и его охранников переехали тем самым китайским «Хаммером» – и оставили на площади. Потом разъяренная толпа бросилась к дому алима – грабить…
В тот же самый день в Садыкала информация о произошедшем в Фергане и происходящем по всему региону – уже была известна Салему Мамад-Беку, теневому хозяину города…
А Салем Мамад-Бек был таким человеком, которого не обойти, не объехать, и потому, прежде чем рассказывать дальше, стоит сказать несколько слов и о нем.
Дед Салема Мамад-Бека был секретарем ЦК КПСС – тогда Ходжент еще назывался Ленинабад и в республике говорили: «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует». Выходцы из Ленинабада правили союзной республикой как средневековым ханством, но так как они отстегивали в Москву – на это закрывали глаза.
Отец Салема Мамад-Бека был одновременно предпринимателем, акимом области и доверенным лицом Президента. Он совершил хадж в Мекку, но не верил ни в кого и ни во что, и в Москве у него была еще одна семья.
Сам Салем Мамад-Бек был одновременно купцом, исламским экстремистом, рабовладельцем и землевладельцем. Денег у него было столько, что в любом серьезном деле мимо него все равно никак было не пройти.
У него был исламский банк, то есть банк, финансирующий на шариатских условиях, путем вхождения в долю или обратного выкупа, а не под процент – он назывался Мамад исламик банк и находился в лучшем здании города – бывшей Национальной библиотеке. Но самого Салема Мамад-Бека там почти никогда не бывало.
Салем Мамад-Бек большую часть своего дня проводил в пристрое к чайхане Рохат, лучшей чайхане в Садыкала. Там к нему приходили с отчетом, там он взимал долги и давал в долг, там же он решал судьбы многих людей. Там он питался – ему время от времени приносили порцию лагмана из общего котла, заваривали зеленый чай с медом и молоком. Несмотря на статус одного из богатейших людей Центральной Азии, он проводил время именно здесь, в пристрое, с гудящим кондиционером, обшарпанным столом и грязным окном, через которое едва сочится солнечный свет. Ему здесь было комфортно, и он не видел причин ничего менять.
Сейчас он, держа на столе модерновый «Йотафон», говорил с человеком, который находился за тысячу километров от него.
– …все так, эфенди…
Мамад-Бек задумался.
– Значит, Ильяс – духовный лидер, а кто тогда военный амир?
– Я не знаю, эфенди. Ходят только слухи.
– Говори.
– Говорят, кто-то из русистов, из спецназа.
– Из русистов? Это точно?
– Этот слухи, эфенди. Но так говорят люди амира Ильяса. Они уже убили тут многих. А остальные перешли на их сторону.
– Узнай, кто этот русский, – сказал Мамад-Бек.
– Слушаюсь, эфенди.
Мамад-Бек коснулся экрана и отключил аппарат.
Вот, значит, как. Русский…
Русский – это плохо…
Салем Мамад-Бек понимал свой народ, и понимал его хорошо, – иначе бы он не был одним из богатейших людей региона, а был бы, скорее всего, хладным трупом к настоящему времени. И как мало кто здесь и в Багдаде понимал, насколько опасно происходящее.
Вопрос ведь не в том, что они поставили русского, да еще и спецназовца, военным амиром. В конце концов, в ИГ тоже было немало военных командиров, получивших военное образование в Москве, в британском Сандхерсте, а кто-то даже и в США – были и такие, среди бывших афганских офицеров. Вопрос в том, что это – именно русский.
Русские здесь были около двухсот лет, и их присутствие наложило отпечаток на весь регион и на людей, проживающих в нем. Несмотря на то что русские давно ушли отсюда, в памяти людей сохранялось и то, как они жили во времена русских, и то, какими были сами русские. В людях до сих пор сохранялись остатки наивной веры в людей, сильных и смелых, но главное – справедливых. Справедливость – вот что самое опасное, что помнили о русских.
Были русские – была справедливость. Русских не стало – не стало и справедливости, всю ее забрали себе новые баи.
И когда пришел ислам, справедливость не вернулась.
Кто этот русский? Он может принять ислам, но останется русским. А если амиру Исламу удастся совместить наивную веру в русских и какой-то вариант ислама, может статься очень плохо…
В Багдаде это, может, и не поймут. А он, Салем Мамад-Бек, понимает.
С амиром Исламом он не раз встречался и хорошо его знал – как и всякие богатые люди, они не могли не знать друг друга и не могли пересекаться по делам. Ислам был чужаком, и в отличие от него самого он был военным амиром и заседал в Шуре Амиров – в отличие от него самого, он был просто купцом. И в то же время амир Ислам был купцом, купцом хитрым и жестоким, торгующим наркотиками, оружием, рабами и плодами их труда. Место в Шуре давало ему возможности регулярно встречаться с другими амирами и окучивать их. Он доложил в Багдад, что это чревато переворотом. Но его либо не услышали, либо не хотели слышать.
Салем Мамад-Бек всегда был на стороне власти. Его дед был на стороне советской власти, отец – на стороне президентской, и он сам не видел причин, почему бы ему не быть на стороне ваххабитской власти сейчас. Он сотрудничал, доносил и стучал, извлекал из этого свою выгоду и не видел причины, почему он должен поступать иначе.
Сейчас он оперся локтями на стол, пытаясь думать. Просчитать, что будет дальше.
Ильяс – духовный лидер, Ислам – скорее всего, лидер финансовый и еще какой-то русский. Опасно. Они могут договориться и пропустить русскую армию а сами отменят шариат. Точнее, не отменят его, но введут такой, который был раньше.
Шариат, совмещенный с куфарской властью, – и никто не видел в этом ничего такого…
Что может сделать он? Надо сообщить в Багдад. Возможно, удастся заработать на снабжении армии. Возможно, удастся даже отжать часть дел у Ислама.
Салем Мамад-Бек постучал по столу. Явился охранник… он был весь лысый, так как происходил из Раштской долины, а там в свое время выпало немало радиоактивных дождей. Лысая, полностью безволосая голова пугала заросших бородами правоверных.
– Подай машину. Мы уезжаем…
– Слушаюсь, эфенди…
Надо поехать к алиму. У него есть канал связи с Багдадом, надо воспользоваться им. И поговорить о том, как укрепить безопасность здесь. А то как бы и тут не случилось то же самое.
Аллаху Акбар.
Зашел охранник.
– Машина подана, эфенди…
В сопровождении троих охранников Салем Мамад-Бек вышел на улицу. Горячее, по-жаркому летнее солнце щедро окатило их лучами, он сделал шаг, затем второй.
И умер.
Потому что пуля калибра двенадцать и семь пробила бронежилет, потом того охранника, который шел впереди, и опять бронежилет, и потом самого Салема Мамад-Бека, а потом у нее хватило сил и на то, чтобы вырыть небольшую дыру в земле…
Аллаху Акбар.
Невысокий, одетый как местные молодой человек с короткой бородкой, колючим взглядом и неожиданными серебряными нитями в черных, как смоль, волосах вышел из грязного, вонючего проулка, огляделся – и зашагал вправо, не обгоняя никого из прохожих. За спиной его вдалеке глухо прогремела пулеметная очередь.
Идиоты…
Зачем-то посмотрев на небо, он достал из кармана небольшой прямоугольник и набрал номер на кнопках, которые проявились на нем как по волшебству. Восемь из десяти прохожих не поняли, что он делает, – нормальной сотовой связи тут не было много лет, и люди не видели самого примитивного мобильного телефона – не то что смартфона последнего поколения.
Сигнал от смартфона попал на дрейфующий на высоте семьдесят километров над поверхностью Земли громадный стратосферный дирижабль и ушел адресату.
– Точка девять – плюс, – доложил он о выполнении задания.
– Аллаху Акбар, – донес эфир.
– Мухаммад Расуль Аллах.
– Точка двадцать один. Информация на планшете.
– С именем Аллаха.
– Смерть всем тиранам.
– Смерть всем тиранам!
Молодой человек с седыми нитями в черных, как смоль, волосах и с мешком сел в фургон «Мишка»[162], побитый, но еще крепкий. Положил в ноги мешок со снайперской винтовкой, одной из тех, которые в большом количестве сбросил сюда с самолетов неизвестный, желающий помочь делу джихада. Однозарядный грузинский «Барретт» калибра 12,7 с глушителем. Он отлично разбирался для переноски.
