Петр Воробьев - Разбой
Самбор посмотрел на собеседника с сомнением во взгляде: – «Я напишу: “Завет мой – справедливость”, и враг прочтёт: “Пощады больше нет”». Только мы-то, может, и напишем а чолдонцы, они читать вообще не умеют! Да и Северный Союз не багряная гегемония, и без палачей прекрасно обходимся, уж сколько веков! Зато у нас есть, например, Курум: «Отриньте парадигму насилия! Бэ-э-ээ»! Хотя он тоже не во всём прав, конечно… – Ты про тиховольское просветление? Мечник кивнул. – Не забудь, что он не только за него в ответе, но и за эпинейскую смуту, и ещё неизвестно, что перевесит, когда историю будут писать. Да и к чолдонцам, при всей моей к ним нелюбви, ты немного слишком строг. Они не все читать не умеют. Их Мудрило даже книгу написал. Хотя, может, он только писать умеет, а не читать… – Книгу? Какую? Про что? – «Жызнеуряд». Мудриловы советы молодому воину. По-чолдонски я повторять не буду… «Правильно: ни к чему этот язык под этим сводом», – подумала ключница. Воевода, хоть и не седьмой сын седьмого сына, многое ведал о силе слов. – Но и на танско-венедский перевести, всё ладно не выйдет. «Спросит тебя кто, какой день сегодня, ответь: твой последний»! «Если тебя укусила пиявка, съешь её»! «Враг моего врага – мой враг вдвойне»! «Из двух зол, выбери оба»! Заодно – почему женщины должны носить ременные намордники с затычками на цепочке, или как кого насмерть запытать и куда потом труп изнасиловать, если, например, кто не так на тебя посмотрит, это страниц на три дюжины. «Будешь сдирать с врага кожу – начинай с пяток»… Да ладно, что мы про Мудрила, понос его рогоносу… Даже Курум ваш драгоценный… Воевода нахмурился, прежде чем продолжить: – В чём точно Курумова ошибка, так это в том, что он обо всех смертных судит по себе, и выходит, что часто их переоценивает. Поэтому все его политические теории и работают от никак до через пень-колоду. Появилась Русана со стеклянным цилиндром, на две трети полным смешанной и просеянной муки. Несебудка благодарно приняла цилиндр из её рук и поставила рядом с корзиночкой с утиными яйцами. Самбор вдруг всхрапнул и засмеялся. Щёки Русаны зарделись, хотя мечник смотрел не на неё, а в свою кружку. – Поделись весельем? – предложил воевода. По его виду, веселье бы точно не повредило. – Да я подумал, что нашёл общее у Курума со Стейнгладом. – Это как? – Вратислав и впрямь усмехнулся. – Верно, они не слышали Поволянова любимого предостережения, а слышали, так не взяли в толк. Оба и судят других по себе, и ошибаются. Вся разница: Курум судит слишком высоко, а Стейнглад – слишком низко. – Может, смех и ни к чему. Это глубоко, – неожиданно признал воевода. – Я слышал, ты ведь не только того, другого тоже встречал? – И да, и нет. – Кто там говорил мне что-то про Винланд? Вамба, точно – ты со Стейнгладом поругался вроде? Самбор кивнул. – Кстати, как Вамба с Каей? Всё ли у них путём? Не то чтобы я волновался, просто давно не видел нашу винландскую красавицу, с самого тинга… – Всё путём. Кая построила второй лучемёт по Ардерикову прототипу, такой же маленький не получился, но на броневоз помещается. А что стала меньше путешествовать, на то добрая причина. Ждёт наследника. – Вот это дело! – обрадовался было Вратислав, потом вдруг снова чему-то закручинился. – Так давай я тебе расскажу про нашу встречу-не-встречу со Стейнгладом! – сказал мечник. – В первую ночь, как взяли Красный Замок, сидим в винном погребе, празднуем, вдруг пол под ногами как затрясётся! Стало жарче, потом плиты вздыбились под одной бочкой, и завоняло, как ракетным выхлопом. Мы к лестнице, только успели, под той же бочкой как кто-то подорвал бомбу – во все стороны доски, гвозди, куски плит, реки вина, а главное, из воронки вылетает машинка на чём-то вроде троса, головная часть вся в соплах, из них бьёт огонь, и крутится, как бешеная. Врубается в потолок, чуть балку не обрушила. Несебудка обратила внимание, что слушателей ещё прибавилось: помимо Русаны купно с так никуда и не ушедшим Стройко, у двери в один из чуланчиков с выходом на двор стену подпирал Дубыня с горшочком масла. Самбор продолжал: – Тут до меня уже начало доходить, что оставило ту воронку во дворе, но было не до того – Альфрик углекоп получил камнем в лоб, ничего страшного, голова у него крепкая, но он с лестницы сверзился на Бездыря проходчика, я сам весь в вине, а Бездыря в который раз пробило на измену, он как заорёт: «Выпал!» – и ну нас обоих тащить наверх! А воронка уже чуть остыла, и оттуда вылезла ещё одна машинка, эта с оптикой, светом, и приборами, на том же тросе… Ключница подошла к Стройко, двумя пальцами левой руки взяла его за ухо, и отвела к поставцу, где хранились электродвигатель, коробка передач к нему, чан, и насадки, включая нужную для замешивания теста. Открыв дверь и указав отроку на последнюю, Несебудка шепнула: «Собирай»! – Стыдосёрбало удотёртое, так что ж это было? – Вратислав настолько впечатлился рассказом Самбора о вторжении в погреб Красного Замка, что мудро счёл необходимым прибегнуть к защитительным словам. – Ха! Всё в свой черёд. Я уговариваю Бездыря, что на мне не кровь, а вино из той бочки пополам с пылью, а машинка и выдаёт из мезофона: «Самбор сын Мествина здесь»? Я от неожиданности ничего лучше не нашёл сказать: «Так это я»! А мне в ответ: «Хозяин мой хочет у тебя купить твоё изобретение». Я: «А кто хозяин-то»? «Стейнглад»! – Кром! – воскликнул Дубыня. Несебудка взяла отрока за плечо, тот подпрыгнул на аршин, чуть не уронив масло – ключница едва успела подхватить. – Стало быть, Стейнглад построил подземницу. Как подморница, только ходит под землёй. С атомным котлом. На ней и удрал из Красного Замка. Сколько я могу понять, заодно прихватил Клапину жену. – Жену – понятно, – Вратислав почему-то наморщил лоб. – А про тебя-то откуда он знал, и про изобретение? Ты ж вроде только накануне из Айкатты прилетел? – Один лазутчик в горняцком лагере точно был, его накануне и убила пещерная львица. Мы думали, Клапин, а может, он был Стейнгладов. Или тот был Клапин, а у Стейнглада ещё один. А про изобретение… это ж было чёрным по серому прописано в повестке дня айкаттского схода. – Теперь и это понятно. Что ж ты про подземницу мне раньше не рассказал? Против такого блудокурвяжного атомного крота ни одна твердыня не устоит! – И да, и нет. – Да что ты всё загадками? Встреча-не-встреча, устоит-не-устоит? – Начнём с подземницы. Кстати, он её назвал не «Крот», а «Мидгард-Орм». Построить-то ему её построили… По идее, она должна прожигать или плавить ход перед собой, и плыть в струе газов. В мягкой породе это идёт, а в твёрдой мощности котла не хватает, так что Стейнглад добавил диск с адамантовыми шестернями, но по дороге из замка торопился, его перегрел, и запорол. Так что теория, может, и губительна, а на практике подкоп под Пеплин в ближайшее время никто вести не станет. Разве что маленькой телеуправляемой машинкой, вроде той, что в прорылась в винный погреб. Стройко стоял, замерев с насадкой для замешивания теста в руке и обратясь в слух. Вновь побудив отрока к действию через посредство его наиболее восприимчивого органа, Несебудка отпустила Стройково ухо, вынула из поставца чан, обтёрла внутри влажным рушником, поставила на каток, ножом извлекла из горшка комочек масла, и стала смазывать чан. – И от маленькой машинки можно так огрести, мало не покажется, – заключил воевода. – И его техник это всё тебе так и рассказал? – Ты что, он словно просидел под землёй без хорошего собеседника с самого Фимбулвинтера. Если иные скальды так хвалятся собой, что спотычка берёт, так через то бахвальство вообще было не перелезть! – Самбор неожиданно посмотрел на Несебудку. – Так заодно и меня хотел умаслить, вон, как Несебудка Одгримовна чан для теста, дескать, только такому таланту, как ты, и постижимо величие Стейнгладовой мысли! И, если я ему поставлю токамак на «Мидгард-Орм», посулил… ты сидишь, хорошо… шестьдесят, так и сказал, шестьдесят марок красного золота! – Красного золота? Удилово, барилово, стыдилово, торчилово! – на последнем заветном слове, воевода хлопнул рукой по столу, так что не только кружки подпрыгнули, но даже таз для варенья на крюке у противоположной стены дзынькнул. – Это ж в два с гаком раза больше, чем годовая приходная смета всего Поморья! И что ж ты ответил? Несебудка высыпала в чан муку, добавила на кончике ножа соды, помешала, щедро сдобрила маслом, разбила о край первое яйцо, и вылила содержимое скорлупы поверх муки. За столом, Самбор развёл руками: – Так что я мог ответить? Завёл лагунду, подхожу к машинке, и прямо в микрофон говорю: «Скажи своему хозяину, что он клятвопреступник, детоубийца, и отравитель»! А этот из машинки всё своё гнёт: «Тебе надо с ним встретиться, чтоб выслушать его точку зрения»! Тут я и говорю: «Встретиться буду рад! Выбор оружия за ним»! И лагундой вж-ж-жик по тросу питания! Обе машинки мы, понятно, переправили на Уседом – и подземную ракету, и механического крота. – Понятно, поговорил ты с техником, а когда со Стейнгладом-то встречался? Уж про ваш с ним хольмганг, верно, всякий дённик бы написал во всех подробностях? – Уже в Нордланде мы ехали в поезде, слушали асирмато, поймали Стейнгладову передачу, как круг земной обидел его, бедняжку. Узнал – тот же голос! – Что ж это за великий муж, кто имени своего в разговоре стыдится? – громко возмутился Дубыня. – Что ты сказал, – согласился Вратислав. – Вот и я то же самое подумал, – Самбор встал из-за стола, подошёл к поставцу, взял у Стройко насадку для перемешивания теста, перевернул, и подсоединил к подвижной части коробки передач. – Вот так примерно, а ремнём соедини эти воротки. И имени стыдится, и собой бахвалится, как Сунна наутро не встанет? – Ну, сам себя за дело не похвалишь, потом не жалуйся, что и другие тебя не поминают, – воевода тоже поднялся, чтоб долить в кружку ергача. – Но с именем действительно чудно. – Дело с Альмвейг тоже странное, – добавил Самбор. Разбив последнее яйцо, Несебудка подняла тарел, на котором резала ревень, и вылила немного кислого сока в яичные белки. Затем она размешала смесь поварёшкой и поставила чан на поставец, рядом с электродвигателем. Стройко опустил подвижную часть коробки передач, так что извитые спиралью части насадки погрузились в чан. Самбор щёлкнул выключателем, двигатель загудел, и тесто стало мешаться. – С Альмвейг что ж странного? Верно, люба она ему, как… – воевода оборвал себя на полуслове. Самбор покачал головой: – В круге земном один только смертный люб Стейнгладу – Стейнглад! – Тогда по чёрной зависти! – предложил Дубыня. – Он ведь и мужа её отравил? Поди, с той же зависти! – А вот это… – начал Самбор. В голове Несебудки наконец сложились воедино все воеводины молчания и переводы разговора. Вытерев руки рушником, она вышла из-за катка, упёрла кулаки в бока, и сказала: – Вратислав свет Вышеполкович, немало лет уже про тебя говорят, что ты самый храбрый смертный в земном круге, так наберись храбрости, скажи Самбору, что пришёл сказать! Вратислав набычился и покраснел. В кухне словно потемнело, даром что свет позднелетней Сунны лился сквозь гранёные стёкла в свинцовых переплётах. Воевода сжал кулаки, разжал, стряхнул что-то несуществующее со щетины на подбородке, поднялся из-за стола, и поклонился ключнице. – Твоя правда, Несебудка свет Одгримовна! Я ни о чём не заморачиваюсь обычно, но вот что я сейчас скажу, мне будет сказать куда страшнее, чем через горячую зону атомного котла на карачках проползти. Самбор, – Вратислав снова поклонился, на этот раз в пояс. – Ты что это? – удивился Самбор. – Собко помер, Земомысл помер, ты старший муж в роду. Стало быть, мне у тебя первого разрешения искать, при свидетелях, как обычай велит. Самбор опешил: – Погоди… Разрешения… У старшего мужа в роду… Это чтоб руки невесты просить?! Но Витославке ещё два года в школе учиться, они только наутро с матушкой в Волын полетели книжки покупать… Да и за кого ты её просить будешь? Неужто сын у тебя сыскался? – Самбор свет Мествинович! Сам я! Хочу замуж позвать! Матушку твою! – могучие плечи Вратислава распрямились. – Люба мне Венцеслава, одна во всём круге земном, уж боле трёх дюжин лет!
