Юрий Никитин - Человек из будущего
– Если не расстреляют, – ответил я лихо. – Как у нас, не помню, с Израилем отношения еще не разорваны?
– Напротив, – сказала она, – какие-то общие договоренности по ИГИЛу… То ли против него, то ли вместе с ним против Америки…
– Если общие, – ответил я, – тогда помогу. За спинку.
– Почешу, – пообещала она. – Ради Израиля на какие только жертвы не идем!.. Так что?
– Мы же едем, – ответил я. – Какой тебе еще ответ?
– Ты как еврей, – упрекнула она. – На вопрос вопросом.
– Ага, – сказал я, – не ндравится, когда и мы евреим! Или еврействуем. Ваше еврейство нам всем в печенках! Но терпим. За старые заслуги.
– Какие еще старые?
– За семь заповедей, – сообщил я. – Или это вы у египтян сперли вместе с их золотом?
Она нахмурилась и замолчала, явно сочла ниже своего достоинства отвечать на такие инсвинуации.
Город остался за спиной, по обе стороны идеально ровного шоссе раскинулась и начала медленно сдвигаться за спину сверкающая золотым песком барханная пустыня.
Арабские Эмираты едва ли не самое богатое государство даже в пересчете на каждого жителя, но это в среднем, а в реале в этом регионе народ живет не только в дикости, здесь и сами эмиры дикие, но и в странной бедности, когда ходят в лохмотьях, но ездят на дорогих авто, и почти у каждого на плече новенький штатовский автомат, из которого так любят стрелять в воздух, а у меня сердце кровью обливается от такого расточительства.
Может быть, потому и пишется в отчетах, что на убийство одного человека затрачивают двести пятьдесят тысяч патронов, когда считают и таких вот стрелков?
– Останови вон там, – сказал я, – хорошее место… и для перевалки контрабанды… и вообще. Теперь посиди, я поговорю с… местными.
Она покачала головой.
– Уверен, что не зарежут сразу?
– Сразу нет, – ответил я серьезно. – Не зарежут.
– А потом?
– А меня за что? – изумился я. – Я им расскажу, что Израиль – это кленовый листок на спине арабского слона! И стряхнуть его – раз плюнуть.
Она зло стиснула челюсти.
– Надеюсь, они тебя не зарежут, потому что сама хочу придушить. Медленно и сладострастно.
– Снова? – спросил я. – Ну да, ладно…
И пошел к группе арабов, что пьют кофе под навесом прямо на улице. Я чувствовал, как Эсфирь следит за моими перемещениями непонимающими глазами, с ее точки зрения нет никакой логики в том, что заговариваю с одними кочевниками и пропускаю других, более важных и значительных с виду.
– В самом деле, – сообщил я по возвращении, – есть информация, ненадежная, но достоверная, что сегодня всего пару часов тому здесь провезли некий груз. Тайно и под большой охраной. Совпадения, конечно, могут быть…
Она спросила жадно:
– А куда повезли?
Я сдвинул плечами.
– Все держалось в тайне. Впрочем, как и всегда.
Она посмотрела с подозрением.
– А эти сведения у тебя откуда? Вот так просто поговорил с незнакомцами и все узнал?
– Не все, – напомнил я. – Куда заряды повезли, не знаем. Если то вообще заряды. А если просто большой груз героина?
– А кто сообщил про доставку?
Я посмотрел с сочувствием.
– Тебе нужны имена информаторов? А как насчет ключей от квартиры, где деньги лежат?.. Может быть, ты тайный агент Моссада, что работает теперь на КГБ, а может, женщина, желающая отомстить любовнику… Важно то, что груз сейчас в Эль-Дхаиде.
Она сказала быстро:
– Едем!.. Здесь близко.
– Почти Европа, – согласился я. – Там тоже все мелкое.
– В Европе?
– Вся Европа поместится в одной Тюменской области, – заверил я. – Поехали! Я покажу дорогу.
– Сама знаю, – отрубила она.
Эль-Дхаид сам по себе городок небольшой, даже крохотный, у нас бы считался поселком, но здесь все дома из камня, выглядят солидно, потому это город, такая логика, ничего не поделаешь, к тому же здесь удобный перекресток двух, даже трех дорог, место достаточно оживленное, несколько лавок, торгующих фруктами, непременный оружейный магазин, мясная лавка, отдыхающие прямо на улице под стенами своих домов старики.
Эсфирь припарковала автомобиль в стратегически удобном месте, в нужный момент можно сразу по газам и ринуться то ли в погоню, то ли в удиралку, опустила стекла с обеих сторон, чтобы удобнее не только смотреть, но и сразу открыть огонь.
Я выставил локоть в окно, так все делают, не прячусь, держусь свободно, ничего необычного, город осматривал как сразу с двух спутников, увеличивая изображение до рези в глазах, так и задействовав перехват всех телефонных разговоров в городе, запросы в Сети, наблюдение телекамер, наконец сказал негромко:
– Давай вперед до перекрестка, там припаркуешься возле обувного магазина. Он сейчас закрыт, что нас устроит.
Она фыркнула:
– Что, на двери висит табличка «Закрыто»?
– Нет, – ответил я серьезно. – Там написано «Простите, у нас ремонт. Откроем завтра».
Она поморщилась, глупый у русских юмор, автомобиль медленно двинулся вперед, у перекрестка свернул, Эсфирь покосилась на дверь магазина, там в самом деле табличка с надписью «Простите, у нас ремонт. Откроем завтра», посмотрела на меня со злобной подозрительностью, словно я заодно с террористами.
– Постоим, – сказал я мирно.
– Ты что-то скрываешь, – пробормотала она.
– А ты?
Она хмыкнула.
– Мне можно. Я женщина.
– А как же равноправие?
Она ехидно улыбнулась.
– А я из консервативной семьи, не говорила?
– Удобно, – ответил я с уважением.
– Сам говоришь, евреи умные!
– Я не так говорил, – уточнил я, – но ладно, с красивой женщиной спорить трудно.
Из здания, которое я заприметил, вышли и зашли в ближайшее кафе трое мужчин, поджарые, настороженные, настоящие люди войны, что родились в ее огне, живут в нем и другой жизни не знают, хотя она и есть где-то в другом непонятном и потому враждебном мире.
– Спесь, – сказал я.
Он не поняла, переспросила:
– Что-что?
– Когда Сократ, – ответил я, – увидел на празднике богато разодетых, изысканных и надушенных афинян, он сказал брезгливо: «Это спесь». И тут же увидел с другой стороны идущих спартанцев, что явились в звериных шкурах, наброшенных на голые плечи, нечесаные, бородатые и подчеркнуто грубые, и сказал о них: «А это тоже спесь».
Она изогнула губы в улыбке.
– Да, эти дикари дадут сто очков вперед всяким спартанцам в спеси и наглости.
– Откуда она берется? – предположил я. – От желания противопоставить себя в любом случае, или же были попытки стать европейцами, как было в Иране, а потом, не сумев влиться полностью, решили подчеркивать, что так они еще лучше?
Она буркнула:
– А это важно?
– Еще бы, – сказал я. – Если это от провалившихся попыток стать культурнее и цивилизованнее, тогда еще есть надежда их перетащить в мир цивилизации, а если баранье упрямство… тогда только огнем и мечом.
