Александр Тихонов - Кремль 2222. Легенды выживших (сборник)
Короче, поэтом я не стал. Я просто влюбился как пацан в собственную кассиршу, приехавшую на Побережье из какого-то подземного города в поисках лучшей жизни. Она это поняла сразу же и с первой секунды стала на мне ездить. Она опаздывала на работу, уходила на час-два-три раньше, а в промежутке между опозданием и уходом томно смотрела в окно, в котором был виден кусок спасательной будки с облезлым пенопластовым кругом на стене. Под кругом было окно, и порой при большом желании можно было дождаться момента, когда в окне появлялась какая-либо часть тела Френка. Или часть тела его новой кандидатки на потрошение.
В последнем случае на окне станции через некоторое время задергивались занавески. Или не задергивались. И тогда из окна чердака моего ресторанчика можно было наблюдать кое-что интересное.
– Ты так скоро рехнешься, – сказал мне повар Билл, как-то раз поймав меня внизу у лестницы, ведущей с чердака, – я как раз спускался вниз.
– С чего ты это взял? – натянуто удивился я.
– Ты по десять раз на дню лазаешь наверх.
– Ну и что?
– И сидишь там.
– И что дальше?
Билл был немногословным парнем, и все приходилось вытягивать из него клещами. Вот и сейчас он страдальчески сморщился, словно я тянул его этими самыми клещами за причинное место. Полагаю, он уже успел пожалеть о том, что затеял этот разговор.
– Ну сижу, сижу. Дальше что?
Билл сосредоточенно напрягся, словно ему делали колоноскопию.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Да, действительно хочу.
– Тогда послушайся моего совета – уволь кассиршу.
Я усмехнулся.
– Понятно, – сказал Билл и, повернувшись ко мне спиной, направился на кухню.
– Что тебе понятно? – крикнул я его спине. Спина пожала плечами и, ничего не ответив, закрыла за собой дверь кухни.
Через час я снова полез наверх…
Нет, я не был – как их там называют – вуайеристом? Или что-то в этом роде… Короче, я не тащился от того, что подглядывал за тем, как Френк трахает своих телок.
Я пытался понять – как? В чем его секрет? На что западают эти ухоженные суки, приезжающие развлечься на Побережье в дорогущих электромобилях? На его типично фермерскую рожу? Вряд ли… На послештормовой кегельбан медузами? А может, дело в фигуре?..
Как-то, предварительно вдоволь насидевшись на чердаке, наразмышлявшись на известную тему и не придя ни к чему, я сидел в своей комнате, смотрел единственный канал местного телевидения – гордость Объединенных охраняемых поселков, потягивал очень неважно восстановленное пиво и пытался абстрагироваться от видения задницы Френка, судорожно сокращающейся над очередной жертвой. В последнее время этот урод, похоже, специально не задергивал занавески.
В телевизоре показывали убийство. Залитая кровью комната и тело в ней на полу. Без головы. Но, пресвятые небеса, какое же это было тело!
Рядом с этим телом Френк просто отдыхал вместе со своими кубиками на брюхе.
Тело лежало на животе, и, честно говоря, отсутствие головы его совсем не портило.
Первым делом в глаза бросалась спина. Огромные мышцы, напоминающие сложенные крылья демона с какой-то старой картины.
Руки…
Одна под торсом, виден только трицепс, похожий на вершину Фудзиямы с сильно залакированного календаря 2013 года, висящего у Билла на кухне. Другая рука вытянута вдоль тела. Толщиной с две моих ноги, перевитая выпуклыми венами, страшная в своей какой-то необъяснимо притягательной красоте и при этом на удивление пропорциональная.
Блестящие пушечные ядра на месте плеч, обтянутые коричневой загорелой кожей.
Осиная талия…
Камера сместилась. В кадр медленно и грозно въехал сержант полиции Объединенных охраняемых поселков. На секунду мне показалось, что это покойнику скоренько пришили голову, втиснули груду мышц в полицейскую униформу и впихнули все это в кадр.
Полицейский был нисколько не меньше убитого. Даже, пожалуй, больше. Квадратный студийный микрофон с эмблемой кинокомпании в его руке казался спичкой, которая вот-вот переломится пополам.
– В последнее время, – медленно сказал полицейский, – на Побережье участились убийства самых сильных воинов, заслуженных защитников своих периметров и профессиональных спортсменов. Не исключено, что это работа серийного убийцы. И если это так…
Камера приблизилась. Из экрана на меня глянули холодные глаза. Пустые и безжалостные, словно черные дырки в стволах полицейских «Бульдогов».
– …Эй, ты! Я тебе говорю, мерзавец! Ты наверняка смотришь сейчас на это…
Камера вернулась к трупу, потом снова резко наехала на лицо полицейского, только на этот раз гораздо ближе. В экране были только его зрачки в обрамлении белков, растрескавшихся красной паутинкой… Мне вдруг стало жутковато…
– Запомни! Рано или поздно я схвачу тебя этими самыми руками!
И с глаз – на предплечья полисмена, туго обтянутые рукавами униформы.
Боже мой! Не хотел бы я быть тем самым серийным убийцей. В смысле попасться в такие руки.
– Если тебе нравятся большие парни, что ж, попробуй мне отрезать голову. Но только – memento mori!..[13]
Надо ли говорить, что очень скоро настал день, когда я решился.
Я перестал жрать пиццу, которую отлично готовил Билл, отказался от пива и записался в тренажерный зал, где качались охранники нашего периметра.
– Я же предупреждал, – сказал на это повар Билл. На большее он не осмелился. Я усмехнулся, похлопал его по плечу и заставил сменить вывеску над дверью. Теперь мы назывались «Диетическая закусочная». Во избежание соблазнов.
И дело пошло…
Шло оно мучительно медленно. Я платил по тысяче двести Новых Американских Долларов в месяц за индивидуальные занятия, и каждый день тренер выпивал из меня крови по пол-литра за доллар. По ночам мне сначала снились штанги, гантели и беговые дорожки, и я просыпался в холодном поту. Потом, поерзав некоторое время на влажных от пота простынях, я засыпал снова, и… начиналось самое страшное.
Мне снилась жратва.
Ее было много, очень много. Гигантские пиццы, длинные, как пулеметные ленты, связки сосисок, истекающие жиром гамбургеры размером с НЛО, батареи, легионы пивных бутылок, источающих восхитительную пену… Я слышал сквозь сон, как стонет и дергается в предвкушении мой желудок, измученный бизоньей сметаной и дробным питанием…
А потом снова появлялись штанги…
Но утром я вытаскивал себя из постели и снова бежал в зал.
Так продолжалось три месяца.
Я сбросил пятьдесят фунтов.
Еще через три месяца я стал весить двести фунтов и на меня стали обращать внимание отдыхающие у моря дамы бальзаковского возраста.
Окрыленный успехом, я удвоил усилия и теперь уже пил кровь своего тренера, который не знал, куда от меня бежать, когда вместо обещанного дюйма в объеме бицепса у меня прибавлялась только половина…
А Джилл все смотрела в окно. А Френк по-прежнему трахал все, что шевелится…
Я сменил джинсы. Прежние висели мешком на моей заднице. Еще я сменил рубашку. В старой плечам стало несколько тесновато.
Как-то я решил, что уже можно, и подошел к кассе. Она сидела заложив ногу на ногу и гипнотизировала спасательный круг в окне.
– Привет, – сказал я.
Она удивленно подняла брови и оторвалась от круга.
– Здравствуйте, босс.
– Может, сегодня прогуляемся вместе по побережью?
Она открыла рот, потом захлопнула его и хихикнула. Потом она хихикнула еще раз. За моей спиной, за закрытой дверью кухни, раздался похожий звук, только несколько грубее. Хотя, может быть, мне это только показалось.
Я повернулся и направился к выходу.
– Извините, босс, – не переставая хихикать, сказала она мне в спину…
В этот же вечер вместо прогулки по побережью я лежал в тренажере для жима ногами и кряхтел как беременный буйвол. Я выставил вес на пятьдесят фунтов больше своего рабочего веса, но он летал так, словно на платформе не было вообще ничего, кроме самой платформы.
Сначала ноги просто жгло. Потом я перестал их чувствовать. Красные круги перед глазами стали черными, и, когда их стало слишком много, я закрыл глаза.
Где-то краем сознания я уловил привкус крови во рту, смешанный с ощущением песка на языке. Вероятно, это крошились зубы. Но мне было наплевать.
«Жми, жми, жми…»
Мир стал размером с горошину. И эта горошина состояла из крошечных атомов – слов, одинаковых, как все мои когда-то раньше прожитые жизни.
«Жми, жми, жми…»
– Ты чем-то расстроен?
Кто-то нагло и громко вперся в мой маленький мир. Слова-близнецы вздрогнули и рассыпались.
Черт! А ведь я только что был так близок… К чему? К Богу? Или к психушке?
Я опустил рычаг ограничителя и уронил вниз свои ноги.
Рядом с тренажером стоял худой рыжий парень с трехдневной щетиной на бледной морде.
– Привет, – сказал парень. – Меня зовут Саймон.
Так. Еще один. Третий за последнюю неделю. В последнее время не только бальзаковские дамы стали пытаться оказывать мне знаки внимания, но и некоторые приезжие отдыхающие одного со мной пола.
