Гнев истинной валькирии - Мид Райчел
Мэй понимала, что девочки не виноваты в том, что плетутся еле-еле. И обычные солдаты не угнались бы за преторианкой, не говоря о гражданских лицах, даже взрослых. Ожидать, что девочки, которых и на улицу-то редко выпускали, поспеют за шагающей преторианкой, было бы и вовсе смешно. Мэй постоянно повторяла это на манер мантры, но помогало слабо. А самое ужасное заключалось не в том, что девочки изнемогали от нагрузок. Мэй сочувствовала бедняжкам, ее же учили защищать слабых. Она хотела им помочь, зная, что больше им помощи ждать не от кого. Это ее как раз не тяготило. Но в груди росло предчувствие опасности. И ощущение, что они опаздывают. И это приводило Мэй в отчаяние. Хотя они держались вдалеке от людных мест, их все равно было несложно выследить. Аркадийские власти могли выслать поисковые группы и вертолеты – те и в глуши их обнаружат без труда. Бросятся ли власти на поиски сбежавших из салона девчонок? Вполне возможно, что да, особенно если их исчезновение сопровождалось убийствами. Кинутся ли аркадийцы в погоню за солдатом вражеской армии? Еще как!
Эти вопросы не давали Мэй покоя ни днем, пока они с девочками часами топали через бесконечные поля, ни ночью, когда ее подопечные спали, а она несла стражу. Сегодня джемманы должны были вернуться домой. Все ли у них в порядке? Не поймали ли Ханну? Получилось ли у Джастина переправить ее в РОСА? Никто не знал, что это Мэй напала на салон. Поэтому никто не заподозрит, что вместо нее покрывало Огражденной носит Ханна. И вообще женщину заматывают в кокон как раз для того, чтобы на нее никто не смотрел. И зачем им тогда требовать досмотра на границе?
Мэй страдала от чувства вины, ее нутро поедала тревога. Она бросила в беде друзей. И Джастина – тоже. Оставила его разбираться с кучей проблем, которые сама и создала. Но именно он и способен разгрести весь ворох. Правда, она была вынуждена сбежать вместе с девочками – а у бедняги и так забот полон рот с этим заговором, который устроил Великий Ученик.
«Джастин справится, – твердо сказала она себе. – И, будем надеяться, он простит меня».
Мэй вообще часто о нем думала, причем не из-за политической чехарды, а сугубо по личным причинам. Почему она не объяснилась с ним перед уходом? Почему не рассказала о своих чувствах? Если суждено снова встретиться, тогда она не упустит своего шанса. И данное самой себе обещание поддерживало ее, равно как и очевидная мысль: если она завалит задание, то не только погибнет сама, но и втянет страну в серьезный конфликт, ведь РОСА обвинят во враждебных действиях по отношению к Аркадии.
– Мисс Мэй? – Моника спешно поравнялась с ней – они как раз пробирались через поле, на котором раньше выращивали кукурузу. – Октавия и Мария говорят, что им нужно в туалет.
– Как, опять? – воскликнула Мэй. – Мы час назад останавливались!
Моника беспомощно пожала плечами:
– А они снова хотят.
Моника, Сесиль и несколько других девочек быстро привыкли к Мэй и стали ей кем-то вроде помощниц. Любопытно, что каждой из них было не больше девяти, кроме Моники. А девицы постарше были какие-то чересчур покорные. Похоже, им слишком долго промывали мозги, а Мэй выглядела и действовала слишком непривычно, они ее побаивались. Малышки, включая Аву, реагировали по-разному: кто-то смотрел на Мэй с восторгом, кто-то робел, потому что попал в непривычную обстановку. Однако всех приучили выполнять приказы старших – и именно поэтому они еще шли вперед.
– Ладно, – проговорила Мэй. – Им придется…
Внезапно ее острый слух уловил далекое гудение, а имплант мгновенно ожил и заработал.
– Самолет! Бегом к деревьям! Живо, я сказала!
Несколько девчушек моментально повиновались и припустили к краю поля. Те, что помладше, тоже попытались, но бежали совсем нерасторопно. Мэй подхватила двух самых маленьких и кинулась к рощице. Поставила девчонок под деревьями и вернулась к отстающим. Кстати, одна девушка даже не пыталась ускорить шаг. Дон, пострадавшая от рук питтсфилдских молодчиков служанка, брела по полю прогулочным шагом. Мэй подхватила ковыляющую Аву и подскочила к Дон. Гудение самолета слышалось все громче, но сам он еще не показался.
– Шевелись! – рявкнула Мэй. – Марш!
Дон посмотрела на Мэй пустыми глазами. В течение последних дней она вообще ее не слушалась. Сперва Мэй думала, что бедняжка просто слабоумная, но потом поняла, что нет: Дон желает возращения к прежней жизни. Что за безумие! Она привыкла к существованию послушного животного и не могла принять дар свободы от Мэй. В ней все восставало против побега от хозяина, да еще и с женщиной! Мэй с удовольствием бросила бы ее по пути, но ее поимка ставила под угрозу весь план.
Придерживая Аву одной рукой, Мэй вытащила пистолет и навела его на Дон.
– Шевелись, – повторила она.
Девица тупо таращилась на оружие, и Мэй подумала, что угрозой делу не поможешь. Но Дон, похоже, опознала обращение как знакомое – она привычно и неохотно перешла на бег трусцой. Они оказались под защитой деревьев – и в тот же момент в небе появился самолет. Мэй с облегчением вздохнула – не военный. Он не кружил, а летел вперед. Значит, их не засекли.
Она осторожно поставила Аву на землю и осознала, что до сих пор держит в руке пистолет. Девочка пристально смотрела на нее, и Мэй смутилась. Она заткнула пушку за пояс.
– Я бы ничего ей не сделала, – объяснила она. – Я никому из вас ничего плохого не сделаю. Но другие люди могут сделать нам плохо, если найдут. Ты понимаешь меня, да?
Малышка кивнула, но искренне или только чтобы не злить ее, Мэй не знала. Ава побежала к подружкам, и Мэй с горечью смотрела ей вслед. Да, совсем не так она представляла себе их встречу. Мэй постоянно приходилось напоминать себе, что Ава не знает об их родстве. Они совсем чужие друг другу – ведь они выросли в разных странах и воспитывали их по-разному. Мэй утешала себя тем, что скоро они вернутся в РОСА, и уж тогда ситуация сразу изменится.
– Можете отдохнуть и сходить в туалет, – сказала Мэй своим подопечным. – Но мы здесь ненадолго, в общем, не мешкайте.
Услышав последнюю фразу, девочки разом помрачнели. Они устали от этого бесконечного похода, и Мэй их не винила.
– Когда мы будем есть? – спросила одна.
Остальные тоже радостно закивали.
– Скоро, – на автомате ответила Мэй.
С едой у них возникли серьезные трудности. Причем непредвиденные. Они свернули с дороги и пошли по пересеченной местности без припасов, и это давало о себе знать. Стояло лето, погода держалась сухая, что радовало: хотя бы дождь не мочил и вечерами было так тепло, что спали без одеял. Хотя одеял все равно не было, но они могли бы защитить их от комаров. Однако речки и ручейки еле текли, и они чудом набрели вчера на почти пересохший овражек, по дну которого струйкой бежала вода, и наполнили бутылки. Бутылки были стеклянные, неудобные в переноске. Зато в них кипятили воду – это отнимало время, но никто не отравился, и всем хватило понемногу воды. Мэй строго следила за ее распределением, а девочки часто жаловались на жажду.
Завтра снова придется искать воду и еду. Ох, с едой было туго. Поля стояли сухие, обклеванные птицами и объеденные животными. Мэй в свое время прошла курсы выживания и вчера поймала и приготовила на огне кролика. Дон и девочки мгновенно съели его. Хоть какой-то источник белка… Мэй к кролику не притронулась. И все, что находила по дороге, отдавала подопечным. Преторианцам требовалось много еды – метаболизм-то ускоренный, но они могли подолгу обходиться без пищи. Подолгу – но не постоянно.
Девочки отдыхали. Мэй посмотрела на них и решилась. Отведя в сторону Сесиль и Монику, она велела Монике присмотреть за остальными и оповестить Мэй, если что-то случится. А Сесиль она повела подальше в лес, они шли и шли, пока импровизированный лагерь не скрылся за деревьями. Мэй опустилась на большой камень и вытащила кинжал с янтарной рукоятью.
– Я не знаю, что произойдет, – честно сказала она девочке. – Скорее всего я погружусь в транс. Буду просто сидеть и смотреть в пустоту. Я не знаю, сколько он продлится. Не дергай меня и не пытайся со мной заговорить. Просто будь рядом на страже. Ты имеешь право отвлечь меня только в одном случае: если придет Моника с какой-то серьезной проблемой. Если девочкам скучно или они захотят есть, вы сами с этим разберетесь. Вы дернете меня, только если нам грозит опасность. Понятно?
