Недоброе утро Терентия (СИ) - Грей Денис
Бежал дальше, пока видно от света ихнего было. И дальше бежал. Считай в темноте, когда свет тот исчез. Только эхо моих шагов, да дыхание. Еще сердца стук в ушах бил. Пульсировал, ухал, будто колокол. В глазах — круги белесые. Долго бежал! Казалось, коридоры эти бесконечные... Бежал, а сам думал: — А бывает так, чтоб хер был, да розовый, да еще и с усами?.. — ну, такая мысль в голове крутилася. Засела и все тут! А чо она засела, дык, и сам не знаю.
Свернул в другой коридор. Тихо тут. Ничего не слыхать. Кажись и щупальца те отстали. Чисто. Ни трупов, ни херов тех! Будь они не ладны... Оконце небольшое под потолком. Стекло выбито. Свет оттуда светит. Видно все, на улицу-то. Ветерок свеженький поддувает. Хорошо! Глянул — вечереет уже. Дык, цельный день, то в грибе этом окаянном сижу, то бегаю тут... Вздохнул от досады. Сплюнул на пол, в сердцах! Почесал маковку. Прошелся еще. Остановился. Отдышаться... Не дали суки! Как заревет сверху, да как завоет! Щупальца в окно то полезли! Ох епть... Тьфу, зараза! И тут она меня нашла! Медуза эта. Побег дальше. Может укромнее место найду!
Не знаю сколько бежал. Коридоры-повороты-коридоры, еще повороты... Заплутал напрочь! Даже не помню, куда и сколько раз свернул. Но нашел местечко. Тихое, укромное! Дверь железная за углом, да не заперто. Хорошая дверь. Прочная! Изнутри — засовчик. Там комната. Бытовка вроде. Плитка на полу черно-белая. Стены чем-то покрыты. Гладенько так, приятно! Стол, стул, шкаф, да топчан из досок сколоченный. На столе — лампа. Рядом свечка в стакане граненом, из стекла. Под потолком — щелочка на улицу. Вроде узенькой форточки. Стекло целое. Да решетка на нем железная. А изнутри, — занавесочка. Вот это очень хорошо! Закрыл за собой двери, задвинул засовчик, задернул занавесочку. Вернулся к дверям и оперся о них спиной. Так спокойнее вроде! Стою, дышу. Скулит кто-то... Ох, емана... Я же волка того, так и держу у себя под мышкой!
Отпустил я волка. Тот уже брыкаться начал. Поскуливает. На пол лапами его поставил. Аккуратненько так его поставил. Волк сразу на пару шагов назад и отошел. На меня поглядывает. Ну чо, говорю: — Такие дела, брат серый! Видал чего творится... Тут пока побудем. До утра пересидим, а дальше — у каждого своя дорога! Ты уж извиняй меня, коль чего не так. Лады?
Вроде как кивнул. Иль показалось мне... Не разобрать вовсе. Темнеть на улице стало. Ночь скоро. А в подсобке этой, так вообще мрак. Ну, видать врубился волчара, что к чему. Принял предложение мое, перекантоваться здесь. Запрыгнул на топчан, да на брюхо присел. Ну как они, звери-то четырехлапые умеют. Лапы под себя сложил, да голову опустил. Расстроился видать! Жопа, оно конечно-то кругом... Апокалипсец медузовый, ага! Ну, я бы и сам такой, не прочь погоревать, да жрать уж сильно охота мне. Аж-но в животе заурчало! А у волка того, самого брюхо урчит. Тожить жрать хочет, ага! Видать, как и я с самого утра нежрамши. Ну чо делать, полез я поглядеть по сусекам тутошним, мож завалялось чего?
Нашел! Нашел жрать-то! В шкафу, что в углу стоял. Тама половина батона хлеба в газету завернуто было! Хлеб еще годный. Ржаной. Пахнет! Почерствел маленько, да и так сойдет! Разделил я хлеб тот ровно на пополам и половину волку протянул. Нюхает он, нюхает... Ну а чо ты хотел, брат серый? Тута не ресторан! Жри, что есть! Оставил ему хлеб коло морды. Сам сел рядом — жую. Вкусно мне! Кажется, это самый вкусный хлеб, что ел когда! Смотрю и волчара жрать принялся. Не дурак видать, ага! Понимает, что ничего больше нет, а не жрамши сил не будет. А завтра ох как чую они нам понадобятся... Я-ж вот чего удумал-то! Решил я, в деревню свою прорываться. Там же жонка моя Любушка-любимушка! Да дядька Вий. Как они там... Чего они там... Живы-ли! Прямо душа у меня не сидит. Все волнуется! Вот и решил. А куда волк пойдет, кто-ж его зверину душу ведает! Мож, тожить у него тама где-то семья. Кутяты маленьки, да жонка серая! Бывает же так? Да конечно бывает! Живой же он все-таки. Хоть и зверь дикий, да тоже поди душа кака имеется!
Ну и жуем хлебушек тот. Молчим. Каждый свое думает. Волчара жует, да уши прижал. И я жую. И думаю! Про «херы» те, что с лапками, да усами! Вот же-ж зараза така, в голове засела... Вот на что оно похоже, то чучело? Ну ясное дело, что на ху... Тьфу на него, не к месту оно, некультурщина така. Да не особо-то они и похожи...
Вот, вспомнил на что! Мы когда с жонушкой моей, жить-то начали, так меня дядька Вий на работу, в тракторную бригаду определил. Ну такая она, та бригада... Ангар, да два трактора. Четверо мужиков тама работают, да баба одна. А трактора те, ой какие древние! Латаные-перелатанные! Чининые-перечининые! Пока один поле-то вспахивает, другого они латают всего, вдоль и поперек! Дык, и я вот учеником туда засунулся. Зарплата у них не то, чтобы уж много, но как говорится, — на хлеб! И то хорошо. А мужики тамошние, — ничо такие! Рукастые, да веселые! Иван Степанович — начальник наш. Он все ходит, да ходит, да слова разные говорит, да по делу все! Еще указания дает всякие. Еще книжеца умная у него. Такая толстенькая. Зеленая. На ней черными буквами еще написано: «Справочник бригадира тракторной бригады.» Хорошая книжеца. Он мне ее почитать маленько давал. Когда пьяненький. Добрый он тогда, ага!
«Осуществлять руководство возглавляемой им бригадой, в соответствии с действующими законодательными и нормативными актами, регулирующими производственно-хозяйственную деятельность предприятия. Контролировать надежную безопасную работу оборудования и его качественный ремонт. Осуществлять безопасное хранение, транспортировку и использование опасных, вредных, взрывоопасных веществ. Организовывать безопасное проведение всех видов работ с оборудованием, в том числе с командированным персоналом. Осуществлять постоянный надзор за исправностью приборов безопасности и защитного ограждения на всем оборудовании и приспособлениях, используемых подчиненным персоналом в работе. Останавливать работу оборудования механизмов в случае их неисправности или при неработающих приборах безопасности.» — Вот сколько там умного написано! И еще много чего! И по делу все. И понятно сразу, когда читать-то умеешь: Мол, чо да как. Читай, да делай! Управляй бригадой тракторной! Чин-по чину. Прав был дядька Вий, когда говорил мне, что читать уметь, оно дело полезное! Сам читал, и меня научил. Спасибо ему!
Ну я и читал, пока начальник на подпитье. А как тверезый начальник-то, да как увидит, что кто-то взялся за книжецу эту, так он враз злой становится! Аж белеет весь. Дык, как заорет: — Ну-ка прочь, грязны лапищи свои! — так и орет прямо. А мы, как и велено — прочь. Начальство же! Таки дела.
Еще Махал-Махалыч у нас работает. Это механик наш. Великого ума человек! Он из нихера — все сремонтировать может! Золотые руки в него, ага! Толян еще — токарь. На станке токарном могет. Болванки точит. И запчасти всякие может с них выточить. Валы, да шпонки проточит — враз! Гаечек нарежет, да болтов. Тоже молодец он! Васяка — он сам и слесарь, и тракторист-механизатор. И починить могет трактор, когда запчасть какая есть, и сам тем трактором управляет. Ладно так, плавно ведет. Не дергает. Меня маленько на тракторе том ездить подучивал. Показывал чо, да как. Стартер где, да педали какие. Да как рулить. Вот какие там мужики работают! Ну и я там с ними. Учеником, да подмастерьем. Ну еще бухгалтерша наша — Татяна Петровна. Огромна така женщина. Что в ширь, что в высь! Сама как утка ходит, раскачивается. Ноги у нее... А на голове — прическа, будто гнездо пчелиное там! Зато голос у нее такой мягкий, душевный. Мужики ее уважали. Говорят, она и пить с ними на равне, и на баяне может сыграть — закачаешься! А поет как! Песни знает душевные. И про любовь, и про водку, и про тюрьму, да про «колыму» какую-то. Да так она их выводит! Душу вымет, и назад положит. Вот такая она у нас Татяна Петровна, ага!
Одного разу клепали мы плуг. Умаялись. Ну не идет заклепка одна и все тут! Мы ее и так, и эдак. Не лезит скотина такая... Мы с Васякой молотом лупим, упрели уже. Толян матом кроет ее итить, а Махал-Махалыч курит, да курит одну за одной папироску-то! Волнуется. Поле-то не пахано еще! Начальство-же заругает...
