Оливер Боуден - Assassins Creed. Ренессанс
– Был очень рад познакомиться с вами, Эцио, – сказал Леонардо, протягивая ему руку. – Надеюсь, наши пути вскоре снова пересекутся.
– Anch’io[35].
– Эцио, пусть кто-нибудь из слуг выйдет и поможет Леонардо, – попросила Мария.
– Нет, – возразил художник. – Эту работу я предпочитаю делать сам. Вдруг кто-нибудь уронит один из ящиков?
Леонардо наклонился и подхватил ящик, оставленный Эцио.
– Куда нам идти? – спросил он.
– Вот туда, – сказала Мария и повернулась к сыну. – Надеюсь, сегодня ты не опоздаешь к обеду.
Эцио смотрел, как Леонардо несет оба тяжеленных ящика. Нет, этот человек явно заслуживал уважения. Юноша успел перекусить и отдохнуть, прежде чем под вечер к нему примчался вечно куда-то спешащий Джулио и сказал, что отец немедленно требует его к себе. Эцио двинулся вслед за секретарем по длинному, облицованному дубом коридору в заднюю часть дома.
– Эцио! Входи, мой мальчик.
Сегодня отец был очень серьезен и даже напряжен. Он встал из-за стола, на котором лежали два объемистых письма, завернутые в тонкий пергамент и скрепленные печатями.
– Я слышал, герцог Лоренцо возвращается завтра. Самое позднее – послезавтра, – сказал Эцио.
– Я знаю, но нельзя терять ни минуты. Эти письма ты отнесешь моим… помощникам.
– Конечно, отец.
– И наведайся в голубятню, что на площади, в конце улицы. Думаю, почтовый голубь уже там. Постарайся, чтобы никто тебя не видел.
– Постараюсь.
– Отлично. Когда все выполнишь, сразу же возвращайся домой. Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное.
– Да, отец.
– Поэтому на сей раз будь предельно осторожен. Никаких стычек по дороге!
Эцио решил вначале заглянуть в голубятню. Близились сумерки. Сейчас площадь почти безлюдна, но очень скоро она заполнится флорентийцами, совершающими passeggiata[36]. Забравшись на крышу, Эцио заметил на стене за голубятней крупную надпись. Когда она успела там появиться? А может, раньше он просто не обращал на нее внимания? В аккуратно выведенных строчках он узнал слова из Книги Екклесиаста: «Кто умножает познание, умножает скорбь». Чуть ниже шла другая надпись, точнее, торопливо начертанный вопрос: «Где же пророк?»
Но размышлять над увиденным было некогда. Почтового голубя юноша заметил почти сразу. К лапке птицы была привязана записочка. Эцио снял ее и на секунду задумался. Имел ли он право прочитать содержание записки? Она не была запечатана. Молодой человек быстро развернул свернутый в трубочку клочок пергамента. На нем значилось только одно имя: Франческо де Пацци. Эцио пожал плечами. Наверное, его отцу это послание скажет больше, чем ему. Но зачем отправлять с почтовым голубем то, что отец и так уже знал? Да, Франческо – один из заговорщиков, решивших убрать герцога Галеаццо. Может, отцу требовались дополнительные подтверждения?
Однако время подгоняло. Эцио спрятал послание в сумку и поспешил вручить первое письмо по назначению. Адрес несколько смутил его: дом этот находился в местном квартале красных фонарей. До знакомства с Кристиной он частенько бывал там вместе с Федерико, но всегда чувствовал себя неуютно. Подойдя к грязному, сумрачному переулку, указанному в письме, Эцио для большей уверенности положил руку на эфес кинжала. Местом вручения значилась убогая, скверно освещенная таверна, где в глиняных кувшинах подавали дешевое кьянти.
Со слов отца Эцио понял, что его будут ждать снаружи. Он огляделся. Никого. Беспокойство юноши возросло.
– Ты от Джованни, парень? Сынок его? – вдруг послышалось откуда-то сбоку.
Эцио повернулся и увидел крупного угрюмого мужчину, от которого разило луком. Рядом стояла женщина. Наверное, лет десять назад ее сочли бы хорошенькой, однако последующие годы стерли с ее лица почти все следы былой привлекательности. Если что и осталось, так это ясные смышленые глаза.
– Мог бы и не спрашивать, дурень, – бросила спутнику женщина. – Или не видишь, что он как две капли воды похож на него?
– Ты нам кое-что принес, – сказал мужчина, пропуская ее колкость мимо ушей. – Давай сюда.
Эцио колебался. Он еще раз взглянул на адрес. Да, именно эта таверна.
– Давай письмо, приятель, – сказал мужчина, подходя ближе и исторгая целое облако луковой вони.
Эцио положил письмо на протянутую ладонь, которая тут же сомкнулась. Еще через мгновение оно исчезло в кожаной сумке, висевшей на поясе любителя лука.
– Вот и умница, – заулыбался мужчина.
Улыбка преобразила его лицо – оно озарилось неожиданным… благородством, чего нельзя было сказать о его словах.
– Да ты не бойся. Мы не заразные… Во всяком случае, я, – добавил он, взглянув на спутницу.
Женщина засмеялась и ущипнула его за руку. Оба исчезли столь же внезапно, как и появились.
Покинув злачный переулок, Эцио облегченно вздохнул. Теперь его путь лежал на улицу, находящуюся чуть западнее баптистерия, – в куда более приятный квартал, обычно пустевший по вечерам. Эцио прибавил шагу.
Возле арки, за которой начиналась нужная ему улица, его дожидался рослый, крепко сбитый человек, похожий на солдата. Кожаная одежда делала этого человека похожим на крестьянина, но, в отличие от большинства представителей этого класса, он пах мылом и свежестью и вдобавок был гладко выбрит.
– Иди сюда, – подозвал он Эцио.
– У меня для вас послание от…
– Джованни Аудиторе? – шепотом спросил человек.
– Sì[37].
Человек в кожаной одежде огляделся по сторонам, затем обвел взглядом улицу. Поодаль маячила фигура фонарщика.
– За тобой следили?
– Нет. А что, должны были?
– Ладно, забудь. Давай письмо. Живее!
Эцио подал ему письмо.
– Становится все жарче, – сказал человек. – Передай отцу: они выступят сегодня вечером. Пусть спешно перебирается в безопасное место.
Эцио оторопел:
– Что? О чем вы говорите?
– Я и так сказал тебе больше, чем нужно. Поторопись домой.
Человек растворился в окружающем сумраке.
– Постойте! – крикнул Эцио. – О чем вы говорили? Вернитесь!
Напрасно.
Эцио подбежал к фонарщику:
– Который сейчас час?
Фонарщик прищурил глаза и взглянул на небо:
– Почитай, час назад я вышел на работу. Наверное, двадцатый сейчас будет.
Двадцатый. Выполнение отцовских поручений заняло у него не менее двух часов. Отсюда до дому – минут двадцать. Предчувствуя недоброе, юноша бросился бежать, и, еще только завидя палаццо Аудиторе, он понял: что-то случилось. В доме не светилось ни одно окно. Массивная входная дверь была широко распахнута.
– Отец! Федерико! – закричал Эцио, вбегая в дом.
В большом зале было пусто и темно. Впрочем, не настолько темно, чтобы не увидеть опрокинутых столов и сломанных стульев. Под ногами хрустело битое стекло и фарфор. Кто-то сорвал со стен картины Леонардо, вдобавок исполосовав их ножом. Из темноты слышались женские рыдания. Эцио похолодел: он узнал голос матери!
Он пошел на этот голос, когда неожиданно перед ним выросла чья-то фигура. Эцио увернулся от удара и схватил нападавшего за руку, в которой был зажат тяжелый серебряный подсвечник. Только сила и ловкость спасли юношу от удара, который мог оказаться смертельным. Он резко вывернул нападавшему руку. Тот взвыл от боли и выронил подсвечник. Эцио ногой отшвырнул подсвечник подальше и, не выпуская руки неведомого врага, поволок его к окну, желая расправиться с ним как можно быстрее. Молодой Аудиторе уже выхватил было кинжал…
– Господин Эцио, это вы? Слава богу!
Юноша сразу понял, кто собирался ударить его подсвечником. Это была их домоправительница Анетта – простолюдинка со сварливым характером, много лет служившая у семейства Аудиторе.
– Что здесь случилось? – спросил он, тряся и без того напуганную женщину.
– Городские стражники… они вломились в дом. Арестовали вашего отца и Федерико. Даже малыша Петруччо не пощадили. Вырвали прямо из рук матери.
– А где она? Где Клаудия?
– Мы здесь, – ответил из темноты дрожащий голос сестры.
Клаудия вывела мать. Разыскав целый стул, Эцио пододвинул его матери. Анетта зажгла свечу. Эцио увидел, что лицо сестры в кровавых подтеках, а одежда порвана в нескольких местах. Мать присела на стул и принялась раскачиваться, всхлипывая и что-то бормоча. В руках она сжимала шкатулочку с орлиными перьями, которые Петруччо подарил ей только вчера… Как давно это было!
– Бог мой, Клаудия, ты в порядке? – Эцио захлестнула волна гнева. – Они тебя…
– В порядке. Они пытались выведать у меня твое местонахождение, но быстро оставили свои попытки. А вот мама… Эцио, они забрали отца, Федерико и Петруччо в палаццо Веккьо!
– Ваша мать не может оправиться от потрясения, – сказала Анетта. – Она оказала яростное сопротивление, и они… Bastardi![38]
«Думай! Думай быстрее!» – приказывал себе Эцио.
– Оставаться здесь небезопасно. Анетта, ты знаешь какое-нибудь надежное место, где можно было бы спрятать маму и Клаудию?
