Николай Полунин - Орфей
— Разберусь как-нибудь.
— Да что с тобой, не с той ноги встала? Все было так хорошо…
— Это тебе было хорошо. Из ванной она спросила:
— Почему раковина в крови, ты резал кого-нибудь?
Я вспомнил, что и впрямь сполоснуть, кажется, забыл.
— Только себя. Брился, порезался. Я сейчас…
— Спасибо, я сама уже. У меня привычка умываться в чистом. Отращивал бы бороду снова, бриться бы не надо было. Куда ты? Ты хотел чай?
— Аппетит пропал.
— А-а.
В комнате, засев в угловое кресло, я наблюдал, как Евгения перемещается из спальни в ванную, как прибирает следы нашего табльдота у телевизорной стойки, совершает массу мелких и, наверное, необходимых в деле наведения чистоты и порядка движений. Но не в семь же утра. Между прочим, она успела одеться. Между прочим, я тоже. На ней снова были джинсы и красная кофточка.
— У нас здесь не так много вещей, а можно подумать — генеральная уборка и большая стирка в одном лице предстоят.
— У тебя другие планы? Сколько угодно. А я в грязи жить не собираюсь. Неизвестно, сколько нам тут еще быть. Но если ты бросишь все это на меня одну, это будет свинство.
Я слышал, как она еще дважды прикладывалась на кухне и забеспокоился всерьез. Была уже половина восьмого. Я вышел в прихожую, чтобы оглядеться еще раз. Накручиваю я сам себя, вот что. Но почему же, черт побери, никого еще нет?!
И все-таки я чуть было не оказался обманут. Потому что в двери заскрежетал ключ, и появился Вениамин. А на площадке я еще одного углядел.
— Игорь! Дружище! Тыща лет! А мне Сергей Иваныч — Игорь объявился! А я — не верю! Знаю, все знаю, никаких лишних вопросов, все потом, слава Богу, что все есть как есть, но сейчас, ребята, надо ехать, Сергей Иваныч пока там с вашей квартирой вопрос решал, Игорь, так же нельзя, пропал, адреса не оставил, а там в документах какая-то закавыка подлая сидела, отыграть назад пришлось… О, стулья кверху ногами, что это тут у вас, аврал поутру, нет, нет, давайте собирайтесь, здравствуйте, Женя, помните меня? Хорошо, две минуты жду…
Ежка включила пылесос, и в этот момент я впечатал газовый ключ — кажется, этот размер называется «номер ноль» — в аккуратно подстриженный затылок «психолога» Вениамина. Ключ был поставлен мною под вешалку очень удобно — как раз, чтобы ухватить левой рукой, когда тот, кому буду бить, остановится в дверях большой комнаты. Только я думал, что это будет Олег, и растерялся сперва.
Ударить человека, которого давно знаешь, все-таки трудно. Труднее, чем незнакомого. Для меня, во всяком случае. Но он заговорил, и мне сразу стало ясно. Не выпуская ключа, я подхватил Вениамина. Он складывался, как резиновый. Ежка закусила палец, глядела, как я его укладываю на диван, который не виден от выхода. Пылесос гудел, как истребитель на старте. Покупайте пылесосы «Ровента». Я нажал клавишу. Истребитель затих.
— Ладно, Веник, я сейчас докончу, а Женя оденется. — Снова нажатие. Подмигнул Ежке. Она была бледной, но подмигнула в ответ.
— Олег! — Высунулся из входной двери на лестницу. — Что вы тут? Зайдите, выпьете кофе. Пропустите с Веником по рюмашке. С утра выпил — весь день свободен.
— Да я за рулем.
— Все равно, неудобно вас за дверью держать. Мы какую-то тут уборку затеяли. Супруга не в духе, вот сюда проходите.
Удар! Я принимаю второе тело. Рядышком они смотрятся хорошо, но все-таки это то, что называется отрубить мосты. Сжечь концы. Ну, понятно. Трудновато все делать почти одной рукой, испытывая к тому же противную дрожь в коленных чашечках. Буквально. Нет, это все получилось просто потому, что ожидать они от меня не могли. Чего от меня ожидать, от бумажной души.
Ежка уже стояла у двери. В руках у нее был пакет, который собрала, занимаясь со мной скандалом. «Ровенту» я заглушил, но включил проигрыватель. Ненадолго этой уловки хватит, но нам и нужно-то от силы минуты три. Удачно, что Олег сказал: «Я за рулем». Значит, можно надеяться, что нет никого больше.
Я осторожно поставил газовый ключ, чтобы не стукнуло. Осторожно отщелкнул замок. На пустую лестничную клетку мы с Ежичкой вышли беззаботные и веселые. Беззаботно и весело спустились — второй этаж, долго не идти — и, помахивая пакетом, прошли мимо Олеговой «семерки». Пустая она была. Никаких групп захвата, специальных операций, арестов. За приятелем заехали. Машина была оборудована рацией. Я вчера сразу внимание обратил.
— Нам сейчас в нее прыгать полагается, уезжать, вражеские переговоры слушая.
— Не городи ерунды.
— А что, я сколько раз такое писал. Ну, не такое, подобное.
— Какие они враги!
— То-то и оно. У нас просто разные интересы. Изящное выражение.
— Ты хоть их не очень сильно?
— Будут жить.
Что стало здорово — машину взять на улице без проблем. По две штуки тормозят, и третий позади притормаживает на всякий случай, если с этими не сговоришься. Сначала через Отрадное и Ботанический сад мы доехали до ВДНХ, а потом прошли пешком по проспекту Мира. Ежка держалась очень хорошо. Все происходило так, словно мы просто совершаем прогулку. Праздные гуляки, которым некуда девать свой день. Я спрашивал себя, не допустил ли я ошибки, не дождавшись где-нибудь там поблизости девяти ноль восьми — девяти ноль девяти. Нет. Никакой гарантии, что взыгравшее Время не сместится опять, А надо же как я — будто ничего особенного в этом нет. Будто у меня это каждый день происходит.
— Гарь, а не лучше нам быстро-быстро уехать куда-нибудь? У меня, понимаешь, как зуд — бежать, прятаться. Туда, где нас никто не найдет.
— Смотри, какой город. Кто нас в нем найдет? А бежать — ниже нашего достоинства, угу?
Погода только день после урагана держалась солнечной. Серые клочкастые тучи вновь сгустились над крышами и проводами.
— Салон «Барби». Хочешь, зайдем? Дожидаться где-то там рядом Хватова, который может появиться, может нет, не годилось просто еще и потому, что там сейчас не я один буду его ждать. Разговор-то слышали. Из того, как Веник оперативно нас начал увозить, ясно, как дважды два. Вот так вот в восемь утра нагрянул друг дорогой. Без предупреждения. Не ждали? Ждали, хотя изо всех сил надеялись, что это у нас мания преследования просто. Какая там мания…
Кстати, у этого, у Олега, в набедренном кармане его костюма почему-то нашлось две пары тонких стальных наручников. Зачем? Да просто так, мало ли какой случай. А ведь и пригодились. Им с Вениамином, когда в себя придут, сложно будет отстегнуться.
Женю я вам не отдам.
— Гарь, мне очень стыдно просить, но вон та мне так нравится…
— Хорошо хоть стыдно. Вам, девчонкам, только бы в куколки играть.
Эта Барби была похожа на нее саму. На Ежку. Я, только выйдя из магазина и увидя, как Женя покупку рассматривает, вдруг это понял. Простая прическа с медным оттенком, серые глаза, удивленно распахнутые. Кукла… Что у меня с этим связано? Да вроде ничего.
— Давай ее подарим.
— Ну вот. Я сама хочу…
— Еж, я прошу тебя, подари. Не нужны нам куклы. Ни простые, никакие. Даже Барби.
Наверное, что-то в моем голосе было. Ежик внимательно на меня посмотрела. Уложила Барби обратно в коробку, закрыла клапан.
— Ну и кому же мы ее подарим?
— Да Господи, хоть…
Несмотря на довольно ранний час, вдоль стеклянной стены магазина уже выстроились несколько бабуль, продающих с рук самопальные кукольные одежки и обувки, накладные сменные парички, еще там что-то. Самстрок для Барби. Барби-вещевка. Нет, ну такое только у нас может быть. И прохожие подходили, что интересно, останавливались.
А перед той частью витрины, где выставлен замок Барби и Кена, и сами они сидят в шезлонгах перед бассейном, и в кукольных елочках, или там пальмах, резвятся не то белки, не то попугаи, стояла девочка лет семи. Она спиной к нам, но я мог ручаться, что рот у нее сейчас открыт.
Я не успел сказать, Ежка и сама поняла. Они о чем-то поговорили, и коробка с Барби перешла из рук в руки.
— Знаешь, она, по-моему, не очень-то и обрадовалась. Такая худенькая. Ей небось есть нечего, а я ей Барби сую.
— В Москве голод — понятие относительное.
— Циник.
— Хуже. Мизантроп. Давай развлечение для взрослых посмотрим. На той стороне, кажется, секс-шоп был. Если ничего не изменилось.
— Вряд ли, — она хихикнула, — здесь можно ждать кардинальных перемен.
— Не скажи. Мысль насчет тела тоже не стоит на месте. Собственно, я имел в виду — не закрылся ли.
Секс-шоп не закрылся, и за заплаченные за вход деньги Ежка вышла оттуда вся смущенная. Она все-таки очень целомудренный человечек.
— Кто не знает тебя в постели…
— Что-что ты там бормочешь?
— Я отвечаю своим мыслям.
— Пусть бы твои мысли сказали наконец, чего мы добиваемся. Ты… гадости одни на уме. Серьезно, Гарь! Куда мы? Страшно мне что-то делается. Боюсь я.
— Это ты зря. Я ведь тебе объяснил. Мы с тобой тянем время. Нас сейчас многие ищут, вопрос в том, чтобы нашел тот, кто нужен нам.