Александр Афанасьев - Зона заражения
– На акцию с Абу Абдаллахом?
– Да, эфенди.
– И Абу Абдаллах был с вами?
– Да, и его люди тоже.
– И что вы делали?
– Воевали с залимами, нарушившими договор.
Амир Дарго какое-то время смотрел на Сулеймана, пытаясь, видимо, определить, искренен он или нет, потом положил пистолет на стол и устало сказал:
– О Аллах… какой ты глупец.
…
– Что тебе сказал Абу Абдаллах? С кем ты воевал прошлой ночью?
– Он сказал, что это залимы, и они разграбили караван, который шел на помощь моджахедам, эфенди…
Амир Дарго почему-то посмотрел на потолок.
– Сколько вас было?
– Тридцать человек.
– А другие джамааты были? Помимо твоих?
– Нет, эфенди…
– А ты не задался вопросом, почему их не было?
…
– Вы разгромили и вырезали селение узбеков. Да не простых узбеков, а тех, что пришли из Афганистана. У Абу Абдаллаха с ними кровь, но по решению Шуры моджахедов все распри должны быть забыты до тех пор, пока мы не разберемся с пришедшими на нашу землю кяфирами. Никто из амиров не пошел бы на такое ни за какие деньги. А ты пошел – и теперь ты кровник и узбеков, и афганцев, потому что эти узбеки и афганцы держатся вместе, местные узбеки не любят афганских узбеков. Сколько он тебе дал?
Сулейман опустил голову.
– Говори…
– Десять тысяч.
– И всего-то? Молодец – за десять тысяч повесил на воротник кровников.
– И четыре пулемета.
Повисло тяжелое молчание.
– Ладно, всем нам отвечать перед Аллахом. Тем более что эти узбеки и в самом деле занимались всяким зульмом тут и харамом торговали. Ты кому-то говорил про то, что ходил с Абу Абдаллахом ночью?
– Нет.
– И не говори. В конце концов мало ли кто там мог быть. А если узбеки будут требовать шариатского суда… за ними тоже много всякого числится, как бы им самим под шариатский суд не попасть. Короче говоря, все понял?
– Да, эфенди.
– Больше ни на что не подписывайся, пока не поговоришь со мной, ни на какие мутки. У Абу Абдаллаха только покупай и продавай, но больше ничего не делай. А скоро большое наступление на кяфиров начнется, все про сегодняшнее забудут. Все понял?
– Да, эфенди.
– Аллаху Акбар.
– Аллаху Акбар…
Ташкент
14 февраля 2037 года
Рано или поздно это должно было случиться, и это случилось…
Встречу, которая могла определить будущее всего региона, мы назначили ровно на двенадцать ноль-ноль в известном ташкентском ресторане «Голубые купола». Ровно в двенадцать ноль-ноль две группы внедорожников выкатились на небольшую площадку перед рестораном и остановились. По условиям с собой нельзя было брать больше десяти человек охраны и одного крупнокалиберного пулемета на автомобиле. У противника было на один автомобиль больше, зато мои превосходили его вооружением. Старый ДШК против тридцатимиллиметровой кейсовой автоматической пушки с гасителем отдачи…
Никто не хотел открывать двери первыми. Я посмотрел на часы… да пошли они.
Мы подали пример и вышли первыми, они – следом. В ресторане никого не было, улыбающийся и кланяющийся хозяин провел нас внутрь…
И пусть все будет так, как угодно Аллаху.
Амир Ислам оказался совсем не таким, каким я его представлял.
Короткая, аккуратная борода, подстриженная ровно, как этого требуют не слишком суровые адаты (бороду можно обрезать так, чтобы то, что осталось, можно было взять в кулак – остальное можно отрезать), короткие волосы. Никаких следов лучевки или лечения от лучевки – я украдкой посмотрел на дозиметр в часах, он не шелохнулся. Европейский костюм приличного кроя – я знаю, что такое костюм приличного кроя, все-таки в Лондоне жил. Явно пошитый на заказ, а не купленный в бутике, даже хорошей марки.
Ростом амир был примерно с меня, руки держал спокойно и вообще – не нервничал. Разительный контраст с тем, как ты представляешь исламского амира. Деловой человек – даже не скажешь, что мусульманин.
Подошел хозяин ресторана, согнулся в поклоне так, что я удивился, как он не упал. И хотя ресторан заказывал я – смотрел он на амира Ислама.
– Суп шорпа, – сказал он, – большие порции, и на второе плов. Только хороший плов.
– Со всем уважением, эфенди, плов с джизакской махалли[155], самый лучший плов, эфенди….
– С именем Аллаха…
Хозяин еще раз поклонился и, пятясь, отошел.
– Хвала Аллаху, что свел нас вместе… – сказал амир и провел руками по лицу.
– Я неверный.
– Всякий, даже неверный, исполняет волю Аллаха, хотя и сам может не знать того, – заметил амир, – и огню тоже чем-то надо питаться…
– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного, – начал я, – скажи: «О те, кто отвергает веру! Молюсь я не тому, кому несете вы свои молитвы. И вы молебны свои шлете не Тому, Кому молюсь я. И я не стану поклоняться тем, кого вы выбрали себе для поклоненья, и вы не станете молитвы совершать Тому, Кому молюсь я. Несите же ответ за вашу веру, А за мою отвечу я пред Ним»[156].
– Аль-Кафирун… – сказал амир. – Аллах свидетель, если бы вы прочли призыв к намазу, я не заметил бы, что его читает неверный.
– Возможно, да, а возможно, и нет, – сказал я. – Со своей стороны, случись нам встретиться на лондонской улице, я вряд ли бы отличил вас от одного из тех саудовских принцев-нечестивцев, что сейчас скупили половину Лондона и изображают из себя правоверных, строя одну мечеть за другой…
– Это преступники… – сказал амир. – Вы видели их?
– Точно так же, как и вас сейчас. Но я не беру у них заказы.
– Почему же? Разве их деньги чем-то отличаются от денег других людей?
– Да.
Амир задумался. Потом кивнул.
– В наши нелегкие времена сложно обрести достойного друга. Но еще сложнее найти достойного врага.
Теперь кивнул я. Хозяин нес шурпу – местный суп, традиции приготовления которого принесли сюда мусульмане из Восточного Туркестана.
– Бисмиллахи… – гортанно произнес амир и жестом указал на тарелки, которые были наполнены исходящим ароматным парком супом. – Не желаете поменяться?
Я качнул головой.
– Нет.
– Почему же?
– Кысмет…
Суп и плов оказались вкусными.
Все то время, пока я ел, в незаметном со стороны наушнике постоянно звучал голос координатора. Ни амира, ни меня не обыскали, пистолет скрытого ношения – небольшой плоский, похожий на зажигалку, с двумя зарядами – дожидался заткнутым за ремешок часов, в обоих карманах было кое-что посерьезнее. Но, судя по докладам, все было тихо, джихадисты вели себя настолько тихо, насколько могут вести себя джихадисты.
– Аль-хамду ли-Лляхи ллязи ат’ама-ни хаза ва разака-ни-хи мин гайри хаулин мин-ни ва ля кувватин[157]. – Амир оторвался от еды, произнес положенные слова. – Пусть Аллах позаботится о всех голодных…
Последнее было тонкой насмешкой. Но не надо мной.
Мы смотрели друг на друга. Каждый из нас знал, кто сидит перед ним. Я знал о том, что передо мной сидит один из боссов наркомафии, едва ли не самых богатых во всем регионе, а возможно, один из богатейших людей в халифате. Этот человек и такие, как он, не просто приспособились к жизни в нечеловеческих условиях халифата, но и процветают там. Я сам своими глазами видел записи и спутниковые снимки – они отгородили для себя целую область забором, там они строят роскошные виллы, начиненные всем самым лучшим, и не только китайским. Там же – огромные маковые плантации, на которых работают в основном рабы. У каждого такого амира – собственная небольшая армия, большая часть амиров – уцелевшие во время тотального джихада и осевшие на земле боевики-экстремисты, ставшие кем-то вроде бизнесменов. Обычным людям, которые живут в халифате, в этот район дороги нет, даже алиму туда дороги нет, если только кто-то сочтет нужным пригласить его. Эти люди хладнокровно пользуются отчаянным положением миллионов и миллионов людей, они торгуют рабами, человеческими органами, они выращивают наркотики в таком количестве, что переправляют их уже не мешками, а контейнерами. И сидящий передо мной человек – едва ли не главный представитель нарождающейся элиты халифата. И я уверен, что и он кое-что знает про меня, что не должен. Точнее – вряд ли знает, но то, что понимает, – точно. Я вижу это по его глазам – он не фанатичен, он умен. Умен и расчетлив. Скорее всего он понимает, что я – не торговец, точнее – мои интересы не исчерпываются торговлей. И прикидывает, как использовать меня для того, чтобы разобраться со своими конкурентами. Я это все знаю как отче наш – в конце концов, послужил на Востоке.
Мне в принципе-то не в падлу, грубо говоря, какая разница – просто убивать этих или убивать в пользу кого-то. Вопрос, что я с этого получу…
– Аль-хамдулиЛлях Раббиль-‘алямин, аллязи ат’амана ва сакана ва джа’алана мин аль-муслимин[158], – произнес амир Ислам положенное после еды ду’а. – Слава Аллаху, по воле которого мы сидим друг напротив друга, забыв старые раздоры и обиды. Пусть Аллах благословит нас и всех правоверных на этой земле и даст нам мир.
