Андрей Щупов - Прыжок Ящера
— Во-во! Считай нас своими ангелами-хранителями, — ухмыльнулся капитан Поэль.
— Пожалуйста, не примите это за иронию! — подхватил Кора. — Мы в самом деле стремимся облегчить ваше положение, вытянуть вас из той трясины, в которую вы угодили.
Я хмуро глядел на «помощничков», пытаясь угадать по лицам, куда именно они гнут. Если эти стервецы играли, то играли, надо признать, на редкость виртуозно.
— Ну же, Павел Игнатьевич, решайтесь! Вы же сами видеть, как нам не хочется прибегать к крайностям.
— Значит, снова тридцать седьмой год? — язык повиновался с трудом. Я чувствовал себя так, словно без текста, без какой-либо подготовки меня вытолкнули на сцену перед битком набитым залом. Партнеры что-то говорили, мимикой и жестами подсказывая нужные фразы, но я по-прежнему терялся, работая явно не по сценарию.
— Господи! Да причем здесь это? Тридцать седьмой, тридцать шестой — какая разница?… Кстати сказать, в тридцать седьмом пост кровожадного наркома занимал пигмей Ежов. Лаврентий Павлович стал таковым лишь в тридцать восьмом году. Но так уж вышло, что валить все стали на него одного. А Дзержинского, Ягоду с Ежовым отчего-то забыли. Странно, не правда ли? А ведь этому тоже есть объяснение. Хотите, поделюсь?… Так вот, ни Дзержинский, ни Ягода, ни Ежов не замахивались на святая святых — на власть партии, а Лаврентий Павлович не убоялся — замахнулся. По культу Сталина первым шарахнул тоже именно он. Хрущев только потом уже повторил его перлы. Куда скромнее и тише.
— Робел генсек! — зло протянул Поэль. — Знал, что и тени порой возвращаются.
— А если не знал, то чувствовал, — подтвердил Кора. — Потому и поспешил расстрелять Берию как можно раньше, потому и внес путаницу с датами. Чтобы стенограммы выступлений Лаврентия Павловича выглядели заведомой липой. Как же! Расстрелян задолго до собственного разоблачающего выступления! Что же это, как не поклеп и выдумка ЦРУ! Вы понимаете, о чем я говорю?
Понимаю ли я? Замечательный вопросец! Голова у меня кружилась, я глядел на допрашивающих мутным взором и едва сдерживался от того, чтобы не замолотить зудящей ступней по полу. Гипс продолжал вспучиваться, нога силилась изнутри разорвать марлевые путы.
— Все равно молчит, — тихо пробормотал Поэль. — Ну что ты будешь с ним делать!
— По-моему, наш уважаемый клиент попросту не осознает исключительности момента. Возможно, он действительно не имеет представления о случившемся?
— Не слепой же он в самом деле?
— Все равно. Ты бы описал ему сложившуюся ситуацию. Хотя бы в общих чертах.
— Что ж, и опишу, — Поэль с готовностью приблизился ко мне. — Так вот, ласковый мой, особенность настоящего исторического момента кроется в том, что Лаврентий Павлович жив и здоров. Заговор ваш сорван, и все члены Политбюро арестованы. Так уж получилось, что в последний момент товарищ Саркисов, начальник охраны Берии, сумел связаться по радио с верными частями. Москаленко и его подручных успели скрутить, Деканозов с Меркуловым оперативно организовали арест Хрущева, оцепили Кремль. Маленков, по счастью, опомнился, вовремя успел предложить свои услуги. С помощью этого красавца мы и обезвредили министра обороны со всеми его заместителями.
Поймав мой бессмысленный взгляд, Кора улыбнулся.
— Вы удивлены, Павел Игнатьевич? Напрасно. Мы не шутим! Жуков действительно арестован! Хотите ознакомиться с описью изъятого у него на дому? Можем показать. Маршал-то наш оказался большим любителем трофеев. Ничуть не меньше алчного Серова. Надо отдать должное ребяткам, — работали, что называется, от души! Не чемоданами с авоськами, — вагонами и самолетами вывозили из Германии добро! Возможно, с Герингом и Талейраном трудно сравнивать, но по нашим меркам тоже неплохо. Так что извольте ознакомиться. Документ, как-никак. Официальный!..
Возникший неизвестно откуда человечек сунул мне под нос отпечатанные листы. Я машинально скользнул глазами по строчкам.
"…шерстяных тканей, шелка, парчи, пан-бархата и других материалов — свыше 4000 метров.
…ковров, гобеленов из Потсдамского и др. дворцов — 44 штуки.
…мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых — 323 шкуры.
…ценных картин больших размеров — 55 штук, фарфор, дорогостоящие сервизы, серебряные и золотые часы, украшения…" — и так далее, и тому подобное. Я поднял голову, языком скользнул по пересохшим губам.
— На кой черт вы мне это показываете? Я-то тут при чем?
— Интересное дело! — Поэль фыркнул. — За подобные вещи других людишек расстреливали! Порой без суда и следствия. Генералов Телегина и Крюкова в тюрьму бросили. Русланову, знаменитую певицу, и ту не убоялись посадить. Живопись она, видите ли, европейскую возлюбила! Ну и стреножили. Рука, как говорится, не дрогнула. Вот и получается занимательный парадокс: более маленьких людей под вышку подводили, а Жуков почему-то чистеньким остался! Занятно, не правда ли? Утер нос самому Абакумову и всего-навсего схлопотал ссылку на Урал. Опала, ядрена муха! Горе-то какое!.. Да шлепнуть могли проще пареной репы! И вытереть из истории ластиком. Или того хуже — превратить в предателя, как Павлова с Рыбалко. Никто бы сейчас не вспоминал. Ан, нет, — уцелел! И памятников кругом понастроили, и цветы по сию пору носят. Спрашивается, почему? Не твой ли Каротин названивал тогда по вертушке Верховному, отмазывая маршала правдами и неправдами?
— В самом деле, рассказали бы, Павел Игнатьевич, сколько валюты на это дело кинули? Кому конкретно заплатили? Сами понимаете, если в наши ряды затесались изменники, то и толковать с ними следует по-свойски.
В висках снова отчаянно заломило. Не действовала на этих ублюдков ни телепатия, ни какая другая сила. Все мои мысленные удары они парировали без малейшего напряжения. При этом продолжали разыгрывать идиотский спектакль, суть которого я начинал постепенно постигать. Только очень уж откровенным маразмом попахивал сюжетец! Гнутые спицы вязали что-то громоздкое и бесформенное, лоскутья эпизодов стягивались грубыми отнюдь не косметическими узлами…
Переведя глаза с Коры на Поэля, я непроизвольно напряг мускулы рук, внутренне мобилизовавшись, отправил в полет пару отточенных телепатических копий. Будь на их месте обыкновенные люди, все было бы, разумеется, кончено. Их просто-напросто скрючило бы от боли, распластало бы по половицам. Но, увы, на этот раз пережить радостные ощущения атаки пришлось мне самому. Как уж у них это вышло, не знаю, но жаркая волна, отразившись от умело выставленных зеркальных плоскостей, вернулась, разорвав мою голову искристым фенйерверком. Взревев от боли, я толкнулся ногами от пола и опрокинулся вместе со стулом.
Что-то, кажется, говорил Кора, но я ничего не слышал. На сверхзвуковой скорости меня уносило от шамкающих неприятных голосов, захлебываясь черной жижей, я тонул и погружался в небытие.
Глава 36
"Сумею ли зажить?
Шепнул боец
И просквозившей грудью
Прижал к планете
Маленькую рану."
Т. МэриемСознание вернулось немного погодя. Причиной был нашатырь, который господа следователя бесцеремонно совали мне под нос. Стул был вновь водружен, как положено, а следовательно вместе с ним и я. Более в комнате ничего не изменилось.
— Не делаете больше этого, — участливо посоветовал Кора. — Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, у нас с вами мирная беседа, а не боксерская дуэль.
— Мирная беседа, так вы это называете? — я скривил губы. — А как тогда назвать ту белиберду, которую вы мне клеите?
— Не клеим, а предъявляем! — взъярился Поэль. — По всей положенной форме, чтоб ты знал!
— Да, Павел Игнатьевич, он прав.
— Еще бы не прав! Мы ему не какая-нибудь воровская шваль! Пусть не думает чего ни попадя.
— А я и не думаю.
— Нет, думаешь! Не такой уж ты тертый калач, милок! — Поэль подбоченился. — Все твои нехитрые мысли на лбу у тебя написаны. Так вот усвой, пожалуйста, мы никого не судим, мы только допрашиваем и наставляем на путь истинный. Судейские тройки, слава Богу, давно отменены. Тоже, кстати сказать, стараниями Лаврентия Павловича. Так что обвинения имеют место быть — и обвинения достаточно серьезные.
— Время идет, Павел Игнатьевич. — Вздохнул Кора. — Еще не поздно покаяться.
— В чем каяться?
— Да хотя бы в последних городских погромах! — Поэль вновь склонился надо мной. — Между нами говоря, очень напоминает одесское самоуправство маршала. Тоже, помнится, решил с жульем одним махом расправиться. А под шумок поприжал всю местную исполнительную власть.
— Не знаю что уж вы там накопали, но Жукова помнили и будут помнить. Потому как есть за что.
— Действительно, есть… Только вот ведь какое странное дело! Когда вашего маршала смещали с поста, ни один генерал за него не заступился. Ни один! Ни Василевский, ни Кузнецов, ни Громыко, ни Конев, ни Еременко.
