Алекс Орлов - Сокровища наместника
— Ах вот как.
— Можно подумать, ты об этом не знал.
— Знал, сэр.
— Так вот в войске ордунгов мы стояли бок о бок с черными орками. Очень хорошая опора в бою, скажу я тебе. Они никогда не отступают без команды, а когда атаковали, мы всегда отставали от них. Они даже в тяжелых доспехах бегали быстрее нас.
— Но как они могли здесь очутиться, сэр? И самое главное — как они могли добраться сюда, не показавшись нигде в округе? Местность здесь довольно населенная, а они должны быть приметными.
— Очень приметными, — подтвердил герцог.
— Но зачем они нас атаковали, сэр?
— Хотели приостановить наш марш.
— Они что же, на стороне гномов? Могли гномы нанять их для защиты?
— Едва ли. Гномы всегда выступали на стороне веспов, против ордунгов, и схватки гномов с черными орками всегда были особенно ожесточенными.
— Значит, черные орки тоже охотятся за золотом гномов, сэр?
— Выходит, что так, но что-то тут не складывается, Бейб.
— Что же не складывается, сэр?
— Не складывается вот что: мы узнали об этом золотом обозе от очень важных секретных источников в городе. А от кого это могли узнать черные орки, находясь в сотнях миль отсюда? Я уже не говорю о том, как они сюда добрались.
— Как же нам теперь поступить, ваша светлость?
— Мы примем наилучшее решение, Бейб, — улыбнулся герцог и положил трофейный арбалет рядом с собой.
— Вернемся, пока не случилось худшего?
— Да ты что?! Слишком много поставлено на главный приз! Теперь мы не станем возвращаться. Мы пойдем медленнее и станем действовать осмотрительнее. Что сделают черные орки теперь, когда им удалось нас приостановить и они знают об этом?
— Постараются поскорее выпотрошить золотой обоз.
— Правильно, Бейб. Но гномы будут против. Гномы будут очень против, и, зная тех и других, там развернется нешуточная схватка, в результате которой — либо гномы перебьют орков, либо орки гномов. В любом случае они крепко ослабят друг друга, и тогда нам лишь останется выйти и взять положенное. А еще мы подтянем Лоттара, хватит тратить солдат его величества.
98
Уже целые сутки на море не стихал шторм, и рыбаки Пронсвилля не могли приступить к привычной работе, сидя под навесами рыбных сараев и почесывая в затылках.
Сезон штормов закончился два месяца назад, однако волны упрямо бились о берег, вздымая брызги и рисуя радугу над скалами, когда солнце ненадолго выглядывало между тучами и исчезло снова, предоставляя морской стихии показывать свою силу.
А на высоком холме в пяти милях от Пронсвилля, среди запущенных садов, стоял замок, который некогда принадлежал основателю города.
Было время, когда на холмах вызревали виноград, яблоки и персики, и сотни крестьян из окрестных деревень зарабатывали себе на жизнь, ухаживая за посадками, выжимая виноградный сок для вина и вываривая яблоки для джема. Дары приморских садов ценились на севере, а внизу, у моря, расцветала рыбацкая слобода и небольшой торговый порт.
Но прошли десятилетия, и что-то нарушилось в этом отлаженном механизме. Жильцы большого белоснежного дома на холме исчезли, сады заросли, крестьяне ушли из деревень и спустились жить в слободу. Пронсвилль начал разрастаться и захватывать новые территории, а с белых стен дома осыпалась известь, и он стал серым, как камни скал, из которых он был построен.
Теперь ветры вольно гуляли между холмов, гонялись друг за другом вдоль скал и обрывали побеги одичавшего винограда.
В сады забегали волки, птицы слетались поклевать кислых ягод, но случалось, что в доме появлялись постояльцы. Не часто, но всегда заметно, потому что море тогда начинало волноваться и вздымалось брызгами волн.
Одичалость здешних мест устраивала постояльца. Он смотрел сквозь треснутое италийское стекло и, сосредоточившись на образах, ждал возвращения всех своих теней. Его звали Фрейн, Фрейн-император, и у него было блистательное прошлое, которое он хотел вернуть.
Фрейн был готов сражаться, и для этого у него имелись силы.
Вдруг старый дом сотрясся от глухого удара, и Фрейн направился к лестнице. Придерживая полы просторного одеяния, он спустился на первый этаж, затем в подвал и, распахнув тяжелую дверь со скрипучими петлями, увидел бьющуюся на каменном полу большую птицу.
— Поднимайся, расскажи, что ты видел, — приказал Фрейн. Птица тотчас сложила крылья и замерла, а через мгновение перед Фрейном уже стоял его двойник, полупрозрачное подобие.
— Змеевольд уже нашел их… Змеевольд и его отряд идут по следу… Но ему мешают…
— Кто?
— За Змеевольдом идут другие…
— Кто они, говори? Ну не тянуть же из тебя каждое слово клещами?
— Я вижу их, как союзников ордингов в войне против веспов.
Внезапно тень начала таять, но Фрейн резким пассом заставил ее стать отчетливее.
— Ты еще не все рассказал, потерпи и тогда отдохнешь. Итак, кто они, слуги ингландского короля?
— Да. Матросы.
— Матросы? Так далеко от моря?
— Их вызвал с острова жадный старик.
— Как его имя?
— Имени нет. Но он уже дважды был в Пронсвилле.
— Ах вон ты о ком! — усмехнулся Фрейн. — Герцог Лоринджер, который меняет золото на молодость. Странные они существа. Сейчас он меняет деньги на молодость, а когда был молод, делал наоборот. Стой, не уходи!
Фрейн повторил жест, заставляя тень оставаться на месте.
— Зачем герцог идет за гномами? Что он знает?
— Он знает про золото.
— Какое золото?
— Не могу сказать… Но когда он представляет обоз гномов, он видит в сундуках золото.
— Жадный, жадный старик, — покачал головой Фрейн и засмеялся. — Ладно, отдыхай.
Тень начала таять и невесомым облаком двигаться к стене, в которой и исчезла.
99
Фрейн не уходил, он ждал. Он чувствовал, что скоро вернется тень, которой он доверял больше других, которой давал больше полномочий, больше сил.
Гарфельд был представителем Фрейна везде, куда добиралась тень, чтобы свершить волю хозяина.
Он возвращался с воем волков в окрестных садах, с грохотом грома над морем, с порывами ветра и сотрясением заброшенного дома, отчего с потолка сыпались глина и старая известь.
И снова на каменный пол рухнула птица, и снова забилась, как это случалось и прежде, но яркие пятна крови на камнях заставили Фрейна насторожиться.
— Что с тобой, Гарфельд?! — воскликнул он, принуждая тень подняться в полный рост. Но вместо бодрого, привычно деловитого Гарфельда он увидел трясущегося калеку с окровавленными обрубками рук.
