Дмитрий Матяш - Выход 493
Крысолов указал пальцем Секачу на ржавую автобусную остановку, возле которой десятилетия напролет ждал своих пассажиров дырявый «Ивеко» с распахнутыми настежь дверьми, и тот плавно нажал на тормоза, сворачивая к карману остановки.
— Глуши мотор. Габариты оставь, — приказал Кирилл Валериевич и, не дожидаясь полной остановки, выскочил из машины и быстрым шагом приблизился к ступеням первого подъезда.
Деревянная дверь без ручки и с нехотя отражающим свет его фонарика квадратным окошком была предусмотрительно приоткрыта, словно оставленная девушкой, намекающей на возможное пикантное продолжение вечера. Зато первые несколько ступеней раскрошились до основания, превратившись в пригорок, усыпанный мелкой каменной крошкой, а на уцелевших последних головой вниз лежал скелет четвероногого, возможно, собаки или кого-то еще из отряда собачьих. Глядя на него, верящий во всяческие знаки Крысолов сразу понял, что изначально кажущаяся подлинной любезность этого дома, всего лишь приветливое помахивание хвостом твари, оскалившей пасть.
По тротуару к нему приближалась пошатывающаяся, словно после похмелья, тучная мужская фигура. Свет от Лекова светильника падал на него лишь с одной стороны, но и этого было достаточно, чтобы понять, что выглядит этот зомби довольно-таки малосимпатично. Пепельного цвета сморщенная кожа местами потрескалась, обнажая скрывающуюся под ней черную дерму, взбугрилась дозревающими очагами гнойников, отвисала на щеках целыми лоскутами, словно старая кора. Само же лицо было исполосано целой сетью узких, неглубоких траншей — это оставленные трупными червями дороги, проделанные до того, как процесс преображения вернул в тела зомби жизнь. На громадном, как коровье бедро, плече зияла черная дыра, в которой еще сновали, поблескивая скользкими боками, белые, жирные черви, вторая же рука у него заканчивалась обожженной в локтевом суставе культей. В обрывках, повисших на нем лохмотьев угадывался прежний строительный комбинезон.
Подоспевший Секач наставил на него двустволку и уже готов был выстрелить, но Крысолов тихо свистнул и когда их взгляды встретились, отрицательно качнул головой.
— Не шуметь, — тихо сказал он.
Тогда Секач решительно шагнул вперед и еще до того, как зомби-строитель потянул к нему руки и открыл для укуса полный черных пней рот, прикладом ружья ударил его в лицо. Послышался треск ломающегося носа, зомби взревел от боли, исступленно замотал головой, сделал пару шатких шагов назад, споткнулся и упал на спину.
— Быстро, сюда, — бросил через плечо Крысолов и вскочил по рассыпающимися под ногами ступеням к дверям, осторожно посветил внутрь и, не увидев ничего опасного, толкнул их дальше. Оглянулся назад, с недовольством отметил, что строитель уже вновь стоял на ногах, а дорогу, аккурат по пешеходному переходу, пересекала хромая женщина, издавая нечеткое гортанное мычание, и не раздумывая прошмыгнул вглубь подъезда.
— Ищите открытые квартиры, — сказал он и первым ухватился за хлипкую алюминиевую ручку на дверях с цифрой «1», кротко ответившей ему отказом.
Леку с Секачом повезло не больше — две другие квартиры были также заперты, а у третьей дверь хоть и была открыта настежь, на месте дверного замка зияла огромная дыра.
— Не подходит, — тайком пустив луч по пустым стенам, пробубнил Секач, и пошел за Крысоловом на второй этаж. Квадратная площадка второго этажа, с четырьмя запертыми дверями, была завалена разноцветным тряпьем, брошенными чемоданами и котомками, из которых торчали разнообразные домашние вещи: и корешки книг, и полукруглые бока консервов, и что-то обмотанное проводами — все, что можно было вынести из дома. Картина отнюдь не редкая для столичных сталкеров, а потому они окинули все это ленивым взглядом и потащились на третий этаж.
Обычно сталкерам не присуще подниматься выше второго этажа. Незачем им это. Ведь там, выше, ни сохранки чтобы переждать день путной не найдешь, ибо ближе к солнцу, ни уцелевше-полезных вещей никаких не отроешь. Никому не нужный бытовой мусор, покоробленная мебель, пыль и кости — вот и все, что гарантированно можно обнаружить почти в каждой второй квартире. Да и чем выше подымаешься, тем больнее будет приземляться, выпрыгивая в окно, не так ли?
Среди суеверных сталкеров на эту тему даже бытует поговорка, что если в комнату есть лишь одна дверь, то это, обычно, только вход.
Именно поэтому сталкеры избегают высоток. Не загонишь их туда ни за какие коврижки. Ни под каким предлогом. Ни за горы патронов и ресторанную еду. Ни за женщину, ни за ребенка. Ни за что. В темный, мрачный подвал — пожалуйста, на третий этаж — ни в жизнь. Бессмыслица? Возможно, но только на первый взгляд.
Сегодняшняя же ночь нарушала для троих сталкеров все правила и запреты.
Внизу хлопнула входная дверь и послышался шум возни, будто двое не могли поместиться в дверном проеме и никто из них не хотел уступить друг другу. Лек свесился с поручня и посветил вниз. Толстяк в строительном комбинезоне прошел на площадку первого этажа и резко поднял залитое густой, черной жидкостью, вероятно заменяющей ему кровь, лицо вверх, встретившись с ним взглядами. Лек оторопело отвел луч фонаря и ухватился за поручни — то, как зомби это сделал, как поднял голову и посмотрел на него, ему совсем не понравилось. Он почему-то думал, что они всегда будут такими же медлительными и уязвимыми, как та первая, с обмотанной головой, что они будут двигаться не быстрее улитки, и их можно будет по нескольку раз обойти, прежде чем найти удобную позицию и отрезать голову…
— Сюда, — послышалось сверху, и Лек опрометью бросился на третий этаж.
Дверь квартиры под номером «11» оказалась на удивление незапертой, а замок или даже целых три замка, не считая цепочки, — неповрежденными.
Крысолов осторожно продвинулся в коридор, держа наизготове автомат, и поводил им по всем углам примыкающей к коридору развилки, уводящей с одной стороны на кухню, а с другой — в две жилые комнаты. Затем перешагнул порог спальни, осмотрел пустую кровать; пустившую миллион трещин старомодную, приобретенную задолго до войны мебель, и не найдя никаких признаков чьего-либо обитания, возвратился в коридор.
Секач как раз запер последний замок и набросил цепочку, когда из зала донесся звук, напоминающий хриплый старческий кашель…
Крысолов направил луч фонаря в зал и обмер, выискивая того, кто мог бы издавать подобный звук. Секач с Леком также, словно по команде, в сию же секунду вскинули оружием, направляя стволы в дверной проем, но сделали это настолько грубо и неуклюже, что казалось, только одним своим бряцаньем могли разбудить всех остальных дремлющих зомби.
Кирилл Валериевич оглянулся и одарил их раздосадованным, укоряющим взглядом, на что они ответили глупым выражением лица, выражающим извинение и наивное детское «Ой!»
Затем Секач положил руку стрелку на плечо и подвинул его к стене, мол, постой-ка в сторонке пока я разберусь, но молодой вовсе не собирался пасти задних. Без колебаний сделав шаг, он оказался наравне с Крысоловом, и как только тот вошел в зал, он тут же прошел за ним след в след, оставив пораженного небывалым нахальством Секача у себя за спиной.
Большая прямоугольная комната, заканчиваемая широким трехсекционным окном в торце, была обустроена ничем не хуже и не лучше остальных комнат в подобных домах, где жили, преимущественно, семьи со средним достатком, не отягощающие себе жизнь соблюдениями законов моды в области домашнего интерьера. Все предельно просто и, если по отношению к бывшим (или нет?) хозяевам это не будет звучать оскорбительно, то даже немного безвкусно. Несколько плотно придвинутых к овальному, накрытому по старинке выцветшей еще при прошлой жизни скатертью со свисающей бахромой, письменному столу деревянных стульев. На полу — с загнувшимися краями, словно из той сказки, выражая свою готовность ко взлету, лежал однотонный слабо-зеленый, местами покрытый белыми пятнами тления, квадратный ковер. На ближней к вошедшим сталкерам стене — коричневый с красно-желтым узором посередине, напоминающим муравьиную голову. Всю ширину противоположной занимала запыленная, с расслоившимися, ссохшимися, а оттого кажущимися неродными, дверями, стенка. За ее стеклами виднелись ряды ровно выстроенных, как солдаты на параде, стопок, фужеров и стаканов, а между ними все еще продолжали сиять лучезарными улыбками, невзирая ни на что, несколько запечатленных на фотографиях радостных лиц.
На диване, с обеих сторон взятом под стражу большими креслами, лежал человек. Три луча обшарили его с ног до головы не менее дюжины раз, прежде чем сталкеры убедились, что лежащий не представлял для них опасности.
С той стороны входной двери ударили. Сначала один раз и достаточно слабо, больше похоже на то, как если бы натолкнуться в темноте на дверь мягким телом, но потом удары умножились, стали все сильнее, громче и настойчивее.
