Дмитрий Матяш - Выход 493
— Я не знаю… Не помню… — он прокашлялся и поднял на Крысолова свои выпученные глаза. — Я больше сплю, чем живу… Я не стал как они, но и не сдох… Я столько раз засыпал… умирал… думал, что навсегда… но всегда просыпаюсь, когда слышу запах пищи… — Лек нервно зашмыгал носом, поняв, что пища для него люди, но старик, увидев это, поспешил его успокоить: — Не бойтесь, молодой человек… Мой побочный эффект как раз в том и заключается, что я не потерял… — он снова закашлялся, словно силясь заглушить начинающие давить на психику удары в дверь и мычание с той стороны. — Не утратил способности думать. Не потерял рассудок. Я — не они, но они меня почему-то не сожрут, хотя каждый раз я их об этом умоляю… Они были здесь тысячу раз… уроды эти… но меня не трогают…
— Почему вы здесь? — спросил Крысолов, не спуская с него глаз.
— Я здесь умер, — ответил он, и у Секача неприятно зачесалась, покрывшись легким пушистым морозцем, ладонь, «перебинтованная» станционным смотрителем в Яготине. — И проснулся таким… Я когда-нибудь срастусь с этой чертовой тахтой, черт бы ее побрал… Понятия не имею, сколько так уже провалялся. Сколько лет после войны прошло-то?
— Тридцать шесть, — ответил Кирилл Валериевич.
Штукатурка вокруг входной двери отпала несколькими крупными кусками. Замки стонали и скрипели, красноречиво намекая, что если ничего не предпринять, надолго их не хватит.
— Тридцать шесть, — вдумчиво повторил старик и глаза его вдруг прониклись болью и состраданием. — Вот что, мужики… Бегите-ка вы отсюда. Бегите к чертовой матери из этого города. Вам здесь не укрыться — они просыпаются. Они слышат ваш запах, и просыпаются… Не все такие сознательные и беспомощные, как я… Их много. Очень много. Если они окружат дом, вам конец. Я уже чувствую, как дрожит земля под их ногами. Бегите в спальню, там балкон, спускайтесь по пожарной лестнице…
Старик как раз договаривал последние слова, когда верхняя петля, удерживающая входные двери, вырвалась из стены, двери перекосились и внутрь заскребли десятки бледных рук. Сталкеры рванули было к спальне, но старик что-то выкрикнул, и они остановились.
— Я больше не хочу… — он посмотрел на Крысолова глазами нищего, у которого отобрали и то, что было, и сомкнул веки. — Пожалуйста…
— Покойся с миром, — сказал Крысолов и, спешно перекрестившись, кивнул напарнику.
Секач упер приклад облюбованного им ружья в плечо, направил дуло на старика и спустил курок. Выстрелом двенадцатого калибра с расстояния одного метра его голову легко сняло с плеч и раздробило на куски, но такого эффекта, как у девицы из кафе не было — мозги не брызнули по стенам, они рассеялись как пыль.
— На балкон! — выкрикнул Крысолов, и они заспешили прочь из комнаты с продолжающим сидеть в задумчивости телом старика с недостающей частью тела.
Входные двери в последний раз жалостливо скрипнули, и в квартиру ворвалось не меньше десяти обезумевших зомби. Первым делом они бросились в большую комнату, к старику, недовольно зарычали, затопали на месте, потом ринулись в спальню. Лек с Крысоловом к тому времени уже были на балконе, потому только Секач встретил первых вбежавших зомби залпом из двух стволов. Мужчина в остатках пестрого делового костюма упал сразу, часть его головы разлетелась, а часть повисла набок на куске кожи, а вот крупная, все еще гниющая женщина, приняла сотню дробинок в свое пышное тело, даже не скривившись.
— Правду он писал, — выбегая из комнаты на крик Крысолова, уже спустившегося на нижний этаж, сам себе сказал Секач. — Таки «иначе бесполезно»…
Балкон снаружи все равно не запирался, а потому Секач оставил узкую дверь открытой, и сам, запрокинув ружье и автомат на плечо, прыгнул на пожарную лестницу, ведущую вдоль стены на крышу, и обрывающуюся на уровне первого этажа.
К тому времени Лек уже спрыгнул на землю, схватился за оружие, резкими рывками повертел головой во все стороны, оглядев задний двор дома с небольшим садом, детской площадкой, стоящими поодаль несколькими гаражами, и не нашел причин, чтобы не заматериться.
— Твою мать, да их тут…
Со всех сторон на него надвигались зомби. Некоторые шли не спеша, валко покачиваясь со стороны в сторону, будто их кто-то вынудил проснуться и шагать, другие же двигались хоть и прихрамывая, но все же достаточно бойко, как для оживших трупов. Но были и такие, что бежали…
— По бегущим, короткими очередями… — Крысолов прислонился щекой к прикладу автомата — Огонь!
Первый, совсем когда-то еще молодой парень, успел подбежать достаточно близко. Еще бы пару шагов, и он точно смог бы на ходу прыгнуть на оцепеневшего в ужасе Лека, но Крысолов срезал его вовремя.
— Эй, не спи! — крикнул он и Лек, прильнув к окуляру оптического прицела, выстрелил по бегущей вслед за парнем девушке, дико визжащей что-то на непонятном языке зомби.
— Только в голову! — Секач громко шлепнулся на землю, словно упавший с неба мешок, перекатился, но лихо вскочил на ноги и разрядил два ствола по тучному строителю — тому самому, которого Крысолов воспретил ему убить двадцать минут назад. — Только в голову стреляй, остальное без толку!
— Уходим, — короткими очередями Крысолов заставил выбежавшего из сада мужчину в синих джинсах отлететь назад, широко расставив руки. За ним отправился и другой, в дырявом свитере и оборванных до колен брюках. — Двигаемся к машине!
Они шли отовсюду. Они были везде. Выбирались из-за пригорюнившихся вдали гаражей, утонувших в рыхлой земле почти на треть, продирались через сад, оставляя на покрученных, шипастых ветвях последние куски одежды. Словно призраки, сначала темные и черные, но по мере попадания на них бликов света все больше ужасные, они выходили и из подъездов соседнего дома. Наполняли собой ранее пустующую детскую площадку, выплывали из-за груды ржавых легковушек и двух армейских грузовиков…
Они выходили, будто дождавшись пришествия своего Иисуса, несшего им избавление от их мучений. Шли, протягивая к нему, невидимому, руки. Шли на свет, шли на запах, шли по зову плоти, не разбирая дороги. Спотыкаясь и падая, когда впереди идущий спотыкался на железных обломках или простреленный огнем из чьего-то оружия падал, они поднимались, и снова продолжали свой путь. Они не сбивались с пути. Даже те, у кого отсутствовали глаза, шли направленно и точно, все сокращая и сокращая расстояние до заветной цели. Новой крови.
Их вид вызывал противоречивые чувства. Бледное-серые, обескровленные, покрытые множеством гниющих язв их высохшие тела и лица, с застывшей в глубинах глазных ям неизвестной человечеству лютостью, заставляли сердца сталкеров биться с удвоенной скоростью, а кадыки ерзать, словно перезаряжая помповое ружье. Но в то же время примитивные, как поломанные солдатики, нелепые в своей анемичной походке, в своей безудержной злобе, тривиальные и предсказуемые, у них было что-то от тех мумий, что мультипликаторы рисовали в своих анимационных фильмах. Так, чтобы дети и переживали за главных героев, убегающих от воскресшей злой мумии, но и вместе с тем, чтобы ее вид вызывал у ребятишек смех.
Вот только смеяться молодому сталкеру если и довелось, то лишь где-то в самой глубине души, и уж не дай Бог, чтобы кто-то из старших заметил это.
— Серега, выключи фонарь, — шепнул Крысолов, когда с «быстрыми» зомби на какое-то время было покончено. — И ты тоже.
— Что? — надеясь, что ослышался, переспросил Лек.
— Фонарь выключи, и за мной. Три маяка для них — очень жирный ориентир.
Лек послушно щелкнул выключателем, и темнота, теперь уже наполненная звуками шарканья старых подошв, причмокивания и голодного мычания, затянула его в себя, как зловещая воронка. Страх и непонимание приказа заставили его выпучивать глаза и всматриваться в темноту, ожидая, что вот-вот его схватит чья-то холодная рука. Но Крысолов, двигающийся почему-то не бегом, а всего лишь быстрым шагом, вел его за собой словно казак верного коня, схватив за упряжь, и от этого ему было хоть ненамного, но все же спокойнее. Хотелось верить, что тот знает, что он делает и почему лучше передвигаться в кромешной темноте.
— Секач? — замедлив на мгновенье шаг, окликнул Кирилл Валериевич, оглянувшись назад.
— Здесь — послышалось сзади, тут же дополненное тихим, сочным звуком, с которым патроны двенадцатого калибра проникают в стволы.
— И хочется же тебе возиться с этой хреновиной… — скривился Кирилл Валериевич, и заглянул за угол дома, где в метрах двадцати все еще светился габаритными огнями «Разведчик».
— Ты чего, Кирюха, да это же такой кайф!
— Ну-ну, охотник, блин. Пускай она заклинит тебе в самый неподходящий момент, будешь тогда кайфовать. Так, ладно, давай бегом к машине, мы прикроем если что. Свет не включай.
— Есть свет не включать, — ответил Секач, и, покинув строй, побежал по направлению к машине.
