Александр Афанасьев - Год колючей проволоки
Но у всех организаций, упомянутых выше, были две общие черты. Они всегда складывались в тех местах, где люди чувствовали несправедливость власти, и в тех местах, где было много молодежи. Второе даже важнее, чем первое. Много молодежи в одних местах и много стариков в других — вот хворост для страшного мирового пожара. Эта молодежь в старой экономической парадигме была никому не нужна, у нее не было никаких шансов изменить свое незавидное положение. Так получалось, что в странах — старых лидерах богатство (чаще всего фиктивное) распределялось не в соответствии с работой, а в соответствии с некими другими параметрами и установками, и сокращение населения там было в чем-то выгодным — большее благо делилось на меньшее количество людей. Более того — все больше и больше блага требовали себе старики, которых было все больше и больше но эти старики не способны были защитить свои права примитивной физической силой и, в общем-то, были никому не нужны, даже в своих странах. Даже в них появлялось все больше и больше разгневанных молодых людей, не желающих жить в мире стариков. А на Востоке, в мире обездоленных, слишком многие понимали, что единственный их шанс в жизни — не вписаться в существующий порядок вещей, а разрушить его и строить свой. Просто потому, что их больше, у них есть автоматы и желание убивать.
Было и еще кое-что. На какое-то время в мире осталась всего лишь одна господствующая идеология — идеология капитализма. Но она, эта идеология, не была приемлема для большинства населения земли, коммунистическая же идеология была дискредитирована и разрушена. И вот на ее место взошла другая, родственная и очень сильно похожая идеология, апеллирующая не к праву, а к справедливости, не к конкуренции, а к солидарности — агрессивный ислам. Агрессивный потому, что именно он требовал мирового передела, — капиталистов все устраивало. Ислам появлялся там, где не было капитализма, где он отвергался, — он появлялся даже, скорее, как защитная мера против капитализма. Вот почему агрессивный ислам стал понемногу приживаться и в России — там, где его не было никогда.
То, что произошло год назад здесь, в Ташкенте, было больше, чем просто преступлением, — это было ошибкой. Российская власть, глупая, беспринципная и своекорыстная — очень опасное сочетание! — пошла на этот шаг по нескольким причинам. Первая, Узбекистан — это не просто страна, это сильнейшая страна региона, и это страна, добывающая столь нужный в газовом балансе России газ. Ее переход под власть исламских радикалов грозил обрушением всей конструкции среднеазиатской стабильности. Власть в этом регионе не была народной — она была антинародной, она существовала за счет народа, угнетая, грабя и подавляя народ. Ее нельзя было назвать демократической, потому что интересам народа она не отвечала ни в каких раскладах. И если обрушение власти в Кыргызстане, основанное не на исламе, а на простом разнузданном бандитизме и басмачестве, мало что значило, это было чисто локальное событие — то установление исламской диктатуры в Узбекистане давало слишком скверный пример для всех соседних республик и грозило превратить всю Среднюю Азию в пылающий костер экстремизма.
Вторая причина — это газ. Газ был как в самом Узбекистане, так и в Туркменистане, который мог рухнуть следом, а, кроме того, через Узбекистан проходил газопровод. Когда-то давно Советский Союз высмеивали за то, что он оказывал помощь, в том числе военную, просто так, тем, кого считал правым в какой-то ситуации. Что ж, сейчас мы попытались провести чисто захватническую войну, имеющую экономические причины и нацеленную на грабеж другого народа, — чем русские никогда в жизни не занимались. Во многом эта война была спровоцирована Газпромом и его интересами. Результаты, как и следовало ожидать, были печальными.
Третья причина — это простая дезинформация. Американцы, сами истекая кровью в Афганистане, сумели подкинуть нам информацию, согласно которой они планировали высадиться в Узбекистане, используя силы восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии и отряды частных контракторов-наемников. Для России сразу стало «делом чести» опередить американцев — и мы ринулись вперед, даже не поняв, что американцы просто затягивают нас в кровавую трясину, чтобы либо уцепиться за нас и выбраться — либо погибнуть вместе.
А проблема, вырисовавшаяся после вторжения, была одна, и вырисовалась она во всей своей неприглядной красе. Мы не могли дать узбекам ничего лучшего, чем то, что было у них до этого. Вторгаясь в Афганистан — что было не меньшей ошибкой, — мы хотя бы могли предложить афганцам не просто войну, а строительство справедливого общества, настолько справедливого, что даже после нашего ухода поверившие нам афганцы продолжали сражаться против не только банд вооруженной оппозиции, но и против регулярных частей пакистанской армии. Здесь же мы не сделали ничего, кроме бомбежек повстанцев и организации новой власти, «подконтрольной России», и состоящей из практически тех же лиц.
Так мы стали оккупантами.
Гражданский аэропорт на интересы группировки не работал, базой штаба объединенных сил и заодно авиабазой был избран бывший авиазавод им. В.П. Чкалова. Построенный советской властью и разгромленный властями независимого Узбекистана, он как нельзя лучше подходил для размещения штаба Объединенных сил — с уже готовым охраняемым периметром, с огромными цехами, с целым заводским аэродромом. Когда сюда высаживались десантники девяносто восьмой дивизии — они удивились стоящим в цехах огромным самолетам в основном в высокой степени готовности — было такое ощущение, что все ушли отсюда, из цехов, только вчера и утром придут и снова начнут работать. Потом, в горячке, чтобы освободить место, самолеты чуть не взорвали, но потом пришел приказ, их отбуксировали на открытые стоянки, часть из них оснастили двигателями, и они кое-как улетели в Ульяновск на достройку, а две машины так оживить и не удалось, и они так и стояли на бетонке под дождем и палящим солнцем, как мрачные памятники развала огромной и великой страны, которая отправляла таких птиц в небеса. Увы… обмельчали все сейчас.
Сержант Владимир Юрьев, недоучившийся офицер «сердюковской поры», ставший сержантом, вместе с более чем двадцатью другими летел попутным бортом из Астрахани, на смену. Шли над Каспием, потом над Казахстаном. Вообще, захват Узбекистана, который, в общем-то, облегчил жизнь всем близлежащим странам, не был понят и оценен ими. Сразу же развалилось СНГ — это и так было мертворожденное образование, выход из него большинства членов просто подвел итог под политической агонией. Фактически развалилось и ОДКБ — из него не стали демонстративно выходить просто потому, что там был Китай. Все страны Востока начали усиленно искать себе «партнеров» на стороне — Туркменистан и Таджикистан мгновенно начали домогаться (именно так это и выглядело) благосклонности Ирана; Азербайджан сразу подружился с Турцией; Грузия уже равно флиртовала с НАТО. Почти сразу после удара по Узбекистану и начала там войсковой операции — серьезно полыхнуло на Украине; Польша и Румыния сделали практически то же самое, что сделала Россия, — некое табу на резкие движения, на силовое решение территориальных вопросов, и так подмытое действиями США, теперь было окончательно сломлено. Скорее даже Россия его сломала — она поступила точно так же, как поступали и поступают США, но Америка в глазах мирового сообщества была легитимным «мировым жандармом», который вправе так поступать, а вот Россия — нет. Сложную позицию занял Казахстан — осуждая Россию (тише всех), он не вышел из таможенного союза, но одновременно резко переориентировался на Китай. Китай же неожиданно повел себя довольно холодно, сразу дав понять, что, кроме экономического сотрудничества и природных ресурсов Казахстана, больше его ничего не интересует, и ни о каких китайских базах или китайских военных советниках не может быть и речи. Если Казахстан желает приобрести китайское оружие — то это его право, и оружие будет продано — но опять-таки без всякого продолжения и без всяких военных обязательств. Немало озадаченный такой постановкой вопроса Казахстан решил «придержать коней» и больше ни к кому с предложениями вассалитета не обращался.
Из тех, кто летел сейчас с Юрьевым, сержант знал лично только троих, с ними и сел, подложив под задницу что помягче. Курить было нельзя, поэтому травили разговоры и байки почти все время полета. Разговоры были веселыми, не подавленными — в основном о бабах. Ташкент считался не таким плохим местом, почти европейский город с метро, население больше миллиона человек, узбеков немало — но и русские есть, и казахи — много кто есть, Ташкент в отличие от старой столицы региона Бухары развивался как многонациональный город.
