Евгений Гаркушев - Авалон-2314
– Она просила за тебя! А поскольку только что она говорила, что ничего не знает ни о тебе, ни о нашем деле, то выходит, что раньше со мной разговаривала вовсе не она!
Мерлин отстранился от Хонгра, рассмотрел его издалека, словно оценивая, потом сказал:
– Я не могу гарантировать, что никто не обращался к тебе от имени твоей подруги. Но я не обращался. Могу представить для ознакомления записи всех наших разговоров. А о чем тебя просила Лилия и как просила, я не знаю. Возможно, ты просто неправильно ее понял.
Почему бы и нет? Людям свойственно приписывать другим свои мысли, превратно толковать высказывания. Лилия спрашивала Хонгра, готов ли он отправиться ради нее на край света, а Мерлин его на край света послал. Вполне вероятно, он сознательно дал революционеру такую установку, что тот решил, будто и его девушка этого хочет. Но фактически Мерлин не ссылался на Лилию и мог подтвердить это документально. Или сфабриковать доказательства…
– И что теперь? – спросил Хонгр.
– Теперь тебе не остается ничего, кроме как продолжить начатое.
– Почему-то я так и думал…
– Ты сообразителен, – Мерлин улыбнулся.
– Но Че говорил об убийстве. Я бы не хотел больше никого убивать. Тем более человека, который мне глубоко симпатичен и не сделал ничего плохого.
Мерлин воздел к небу руку, словно взывая к нему!
– О боги! Почему ты решил, что смерть – всегда плохо?
– А что, хорошо? – спросил Хонгр.
– Конечно. Ведь она не безвозвратна.
– Но тогда зачем нужно кого-то убивать?
– Чтобы ответить на этот вопрос, мне необходимо кое-что тебе показать. И объяснить, – ответил старик. – Пойдешь со мной?
– А у меня есть выбор?
– Выбор есть у каждого…
– Но мало кто откажется от новых знаний, верно?
– От многих знаний – многие печали, – ответил Мерлин. – Я рад, что ты пока еще жаждешь знать. Пойдем.
* * *Так же как и на Земле, на Луне имелся струнный транспорт. Миниатюрные кабинки скользили по длинным галереям и широким залам, над зелеными полями и вдоль жилых массивов. Порой можно было даже забыть, что мы не на родной планете, – слабая сила тяжести не слишком ощущается в мягком удобном кресле. Если бы не крыша над головой да шлюзовые ворота, которые открывались перед мобилем и закрывались следом за ним…
Поселения Луны отличались своеобразностью. Дома без собственных крыш, до самого «неба», созданного из стекла, стали и пластика; бегущие по улицам чистые ручьи, необычайный порядок на полях… Нельзя сказать, что людей здесь было мало или много. Поселенцы встречались и в полях, и на улицах. Некоторые даже выглядывали из окон. Но без дела никто не шлялся. Разве что дети катались по длинным туннелям на роликовых коньках и скейтах.
Искусственный интеллект моего комма, видимо, возбужденный общением с коммом Гумилева, а может быть, под впечатлением от последних приключений, стал разговорчивым. Он буквально обрушивал на меня потоки информации, не желая смолкать ни на минуту.
– Детям на Луне показана двигательная активность, – наставительным тоном вещал комм. – Сила тяжести слабая, и для того, чтобы мускулы развивались, необходимы постоянные физические нагрузки. Поэтому не приветствуется домашнее обучение, долгое нахождение в вирте. На Луне действует тысяча двести плавательных бассейнов и сто двадцать три водохранилища, открытых для купания. Здесь также имеется двести восемь аквапарков, тридцать два скальных полигона для занятий альпинизмом, сорок один велотрек, двести пятнадцать катков с настоящим и искусственным льдом. Статистика по тренажерным залам не ведется, так как практически каждая семья на Луне имеет собственные тренажеры.
– Замечательно, – отозвался я. – А у тебя был свой тренажерный зал, Дима?
– Не свой, – отозвался Соловей. – Но как меня в нем пинали… Какой-то китаец.
Я подумал, что при уровне эрудиции Димы китайцем мог оказаться и Брюс Ли, и Юэ Фэй, и сам Конфуций. Впрочем, последнее маловероятно – можно подумать, китайскому мудрецу больше нечем заняться, как тренировать безголосого певца… Хотя было бы символично, что и говорить!
– Надеюсь, вы с ним познакомитесь, – продолжил Соловей.
Расчет певца был предельно ясен – и на нас, и на тренера Дима затаил злобу и с нетерпением ожидал, когда мы вцепимся друг другу в глотки.
Гумилев хмыкнул, а в кабинке мобиля стало светлее. Мой комм создал голографический экран, и я поначалу решил, что он уж совсем распоясался – ладно, болтает без спросу, но начинать спамить картинками? Может, в него все-таки влез какой-то вирус? Спустя мгновение, когда на экране появился прекрасный образ Феи Морганы, я понял, что ошибся насчет вируса.
– Какая цыпочка! – цокнул языком Соловей.
Его Моргана игнорировала. А мне слегка улыбнулась и тихо проговорила:
– Даниил! Мы так о тебе беспокоимся… И о Николае Степановиче, разумеется. А вы сбегаете на Луну, никому слова не сказав.
– Наше местоположение известно всем? – ничуть не смутившись, словно обращаясь к старой знакомой, поинтересовался Гумилев. Я бы предположил, что он ожидал появления Морганы или кого-то еще. И был с ней хорошо знаком… Хотя кто с ней не знаком?
– Нет, конечно, – ответила Моргана. – Напротив, я прикрою ваши подключения и перемещения, насколько смогу, а могу я немало. Но я прошу вас не ехать к продюсерам сразу. Не нужно.
– А ты кто такая? – возмутился Дима.
Моргана цыкнула на него:
– Тихо!
Дима спорить не посмел и только глубже вжался в кресло.
– Почему нам не надо ехать к заказчикам убийства Ницше? – прямо спросил Гумилев.
– Нам стоит подготовиться к встрече. А вам спрятаться, до выяснения обстоятельств.
– Я не хочу прятаться, – заявил поэт. – Я намерен выяснить обстоятельства.
– В том и беда… А подождать немного вы согласны? Встреча состоится, так или иначе. Теперь ее не избежать.
– Да кто они, эти загадочные продюсеры?! – воскликнул я.
– Не продюсеры они вовсе, – вздохнула Моргана. – И не о том речь. Поезжайте к Виолетте, а? У Даниила на Луне есть прекрасная знакомая. Милая, ласковая девушка. Погостите у нее. А уж я помогу вам не сбиться с пути.
– Где живет Виолетта? – спросил поэт.
– В секторе, который занят преимущественно немецкими поселенцами. Работает она в химической лаборатории. Интересно, правда?
– Скорее, предсказуемо, – ответил поэт.
– Почему? – спросил я.
– Случайности вытесняются из современной жизни. Что лично меня удручает, – ответил Гумилев. – Знаете, Даниил, мне все еще хочется встречать Одиссеев во мгле пароходных контор, Агамемнонов между трактирных маркеров.
– Не получается? – Я уже не пытался что-то понять. Нужно было выбрать чью-то сторону, и я решил, что буду помогать Гумилеву. Какими бы делами он ни занимался. Пока так, а дальше видно будет.
– Иногда получается, – ответил Николай Степанович. – Но все чаще мне, как Одиссею, хотевшему избежать похода на Илион, злокозненный Паламед кладет сына под плуг. И ничего не остается, как остановиться и поступить так, как нужно грекам.
Сначала я попытался сообразить, кто такой Паламед и связан ли он как-то с Галахадом, Ланселотом, Артуром и Гвиневерой. В легендах о рыцарях Круглого стола действовал сэр Паломид, но поэт четко произнес «Паламед». Да и при чем здесь греки, я сразу не понял. Но спустя несколько мгновений догадался, что Гумилев вспомнил античную историю о походе к Трое. Как она соотносилась с нынешними реалиями – а связь ведь наверняка была, – я спрашивать не стал.
В огромном зале с просторной площадью, по которой скользили на роликах дети и взрослые, мы покинули мобиль. Вокруг площади раскинулись сады с огромными деревьями, под которыми прятались легкие шатры уличных ресторанов, кафе и аттракционов. Эти легкие строения требовались не только для того, чтобы ограничить пространство, – по залу гулял ветер. Купол, удерживающий воздух, находился так высоко, что его трудно было различить, зато в тенистых уголках сада виднелись холодные яркие звезды.
Мы наскоро перекусили в скромном кафе, стилизованном под заведение двадцатого века. Соловей ел неожиданно много и жадно – видно, в пути изголодался. Попыток сбежать он не делал, к тому же Моргана успокоила нас, пообещав, что за Димой проследит и, в случае опасности, даст сигнал тревоги. После того как Соловей насытился, она увела пленника куда-то в виртуальные миры – то ли на допрос, то ли с иными, неведомыми нам целями. Со стороны складывалось впечатление, что Дима просто прикорнул, облокотившись на столик.
– Не нравится мне, что Моргана нас сопровождает, – раскуривая трубку, сообщил Гумилев. – Равновесие нарушается.
– Между кем и кем?
– Просто равновесие, – ответил Николай Степанович. – Как знать, кто заинтересован в наших действиях на этот раз? Кому вообще нужны мы и стоящие за нами сотни людей? Луна, немцы, арабы, негры… Дима этот – надо же было придумать. Смешной, правда? Хоть и убийца.
