Эльдар Салаватов - Кровь. Закат
– Потом я полетел еще выше. И вот тут я вдруг понял, что все происходящее – это обратная перемотка. Что меня просто толкнули когда-то, или бросили… или я сам выпал… в общем, случилось нечто, после чего я полетел вниз… а теперь перематывают обратно к началу, к моменту толчка, к началу падения – и я лечу вверх…
Шам показал глазами вверх:
– Просто я там ангелов видел… там – чуть выше облаков… они летели задом наперед… и тот свет… божественный свет, который всегда сопровождает явление ангелов смертному, он – этот свет – не излучался от их сущностей, а наоборот, впитывался в них… такое реверсивное сияние… очень завораживающее зрелище…
– Папа, – сказал Кровник.
– Да, – кивнул Шам. – Я полетел дальше, прорвал стратосферу как ситцевый пододеяльник и вылетел в открытый космос. Я вышел на орбиту. Я встал на порог нашего мира. И там был Папа. Там был мост, и на нем стоял Папа. В самом начале этого моста.
– В космосе?
– Ну, это уже не совсем был космос в обычном смысле этого слова… но да – в космосе…
– И он сказал, что кто-то со мной хочет поговорить?
– Он много чего сказал. Кроме прочего и то, что с тобой желают поговорить.
– Кто?
– Ну, поверь, мне непросто было его понять. Ведь все происходящее было прошлым и перематывалось на начало кассеты.
Кровник моргнул.
– А… – сказал он устало, – Ясно, ты был под этой херней из баллона, воняющей говном.
– И ты, – сказал Шам. – Ты тоже будешь сегодня именно под ней. Причем по собственной воле.
На лице Кровника проступило какое-то новое выражение.
Он покачал головой и отвернулся.
– Ты еврей? – спросил его спину Шам.
Кровник шел от него к столу с чемоданами.
– Ты еврей??? – заорал ему в спину Шам.
– Нет, – бросил Кровник.
– Папа сказал: «Спроси тогда его, почему он сделал обрезание».
Кровник остановился. Обернулся.
– Откуда я знаю про твое обрезание? – спросил Шам.
– А вот это странно, – сказал Кровник.
Он осмотрел мониторы у Шама за спиной:
– Ну не из сети же твоей?
Шам улыбнулся.
– Я уверен – совсем скоро там можно будет найти не только информацию о твоем обрезании, но и фотографию твоего обрезанного члена. И даже фотографию фотографии твоего обрезанного члена. Если я все правильно понимаю, то лет через двадцать любой придурок при желании сможет даже продать свою крайнюю плоть любому другому придурку с другого конца планеты. Так все должно было быть. По-другому просто неинтересно. И я все бы сделал для того, чтобы это было так. Чтобы без этого человек чувствовал себя ущербным, обделенным и неполноценным. А сейчас – нет. Такого в этой сети не найдешь. Сейчас это чистая территория. Маленький материк. Маленький и безликий, как Антарктида на контурных картах. Он быстро заполняется, и мне он уже почти не интересен.
Шам смотрел на него, склонив голову.
– Я нашел новую сеть. Непонятную, запредельную систему. Систему, которую создали не люди и не для людей. И чтобы туда попасть, компьютер не нужен. Вернее нужен, но совсем другой. Вернее не компьютер вовсе.
Кровник молчал.
– Папа сказал, что у тебя будет Кнопка. И она – а это важно – она у тебя действительно есть. А значит и Папа стопудово был.
– Логично, – сказал Кровник и посмотрел через плечо на верстак: там, рядом с серым чемоданом и пакетом полным денег, стоял еще один чемодан. Он сделал несколько шагов и взялся за черную крышку с двумя длинными и глубокими царапинами.
Внутри была черная пластиковая панель, несколько разноцветных клавиш и нечто, похожее на подшлемник строительной каски. Длинный витой шнур шел от этого подшлемника и исчезал где-то во внутренностях чемодана. Матовая прямоугольная поверхность, напоминающая экран японского калькулятора. Четыре пустых разъема, словно четыре гнезда под наушники в корпусе радиоприемника.
– Да, – сказал Шам выглядывающий из-за плеча. – Да.
– Ты же сказал, что это не Кнопка, – подала голос Нитро, выглядывающая из-за другого плеча.
– Я??? – Шам ткнул себя в грудь. – Я никогда не говорил, что это НЕ Кнопка.
Он постучал себя по виску:
– Перемотай-ка назад свою кассетку. Кто угодно говорил, что это не Кнопка. Только не я.
– Это Кнопка, – сказал Шам. – Это и есть Кнопка. Только так они ее с дядей Мишей и называли. А то, что все знают как «кнопку» – это реальная чушь. Это рогатку детям подарили, и сказали, что она управляет всеми ракетами страны.
– Ох! – сказал Шам и погладил черный кейс. – Как же я ее хотел собрать! Все папины чертежи перерыл! Только папа не хотел, чтобы ее кто-нибудь собрал.
– Особенно ты! – подала голос Нитро.
– Точняк! – кивнул Шам. – Без нее этот газик вполсилы работает, а уж Кнопка с правильным газиком!.. А я прикинь, с этой херней самодельной, из электродов спаянной… ванну эту сделал в скате от «БелАЗа», хотел сымитировать это псевдо-поле, ну которое папа с дядей Мишей…
Шам покачал головой, придурковато улыбаясь. Потом заморгал и посмотрел на Кровника:
– Папа сказал, что мы должны усадить тебя в модуль, дать нюхнуть ПП-2 и с Кнопки пульнуть тебя туда. Он мне все объяснил.
– Вот так вот? – Кровник покачал головой. – Нюхнуть и пульнуть?
– Ага.
– Нет. Не хочу…
– Захочешь меньше чем через пять минут. Спорим?
– Нет.
– Блин! – Шам покачал головой. – Как всегда! Вещь, за которую я бы отдал почку и полпечени – нах не нужна долбану, которому она зачем-то досталась! Слышал о Ленинградском Эфире?
– Нет. И не уверен, что хочу.
– Пять минут, – сказал Шам. – Отдохни…
Кровник нашел взглядом табуретку, придвинул и уселся на нее, закинув ногу на ногу. Он взял себя за колено обеими руками:
– Пять минут.
– В Ленинграде по ночам стали пропадать люди. Это лет пятнадцать назад было. Просто утром выяснялось, что кто-нибудь из жителей Колыбели Революции исчезал. Пропадал без вести. Растворялся. Милиция заподозрила неладное очень быстро. Опросы родственников, соседей и друзей складывались в очень простую, но странную картину: каждого из пропавших последний раз видели выходившим позвонить. Пытались по распечаткам с городской АТС выяснить, кому и зачем они звонили. Потом кто-то произнес слово «Эфир». Когда-то телефонные узлы многих крупных городов Советского Союза были оснащены декадно-шаговыми станциями. Очень простая, дешевая и удобная автоматическая система. В конце семидесятых в Ленинграде инженеры-связисты обнаружили, что при определенном положении шагового искателя сразу несколько людей могут позвонить на некий номер, и они услышат друг друга. Это был такой забавный сбой в системе, некая техническая неполадка. И о ней узнали. Люди передавали этот секретный номер тайком друг другу. Днем советский человек был на работе или учебе. Поэтому в тот период появилось много заспанных людей, которые носили в карманах просверленную насквозь двухкопеечную монетку с привязанной к ней леской. Ты же еще помнишь, как телефоны-автоматы работали за две копейки? Телефон давал трехминутный сеанс связи, потом выключался, монетку вытаскивали и тут же бросали обратно. Они прикладывали трубку к уху и снова слушали этот свой Эфир. Эфир, полный голосов, треска и шума. Этот хаос, где каждый кричал свое имя и свой номер телефона в надежде, что его услышат. Эти вопли отчаянья и одиночества. И они слышали. Представляешь, слышали эти номера. Слышали друг друга сквозь бредятину и мешанину слов и цифр. Записывали номера в пухлые блокноты, созванивались. Договаривались о встречах. Ехали друг к другу на последнем поезде метро. Сколько тайн, надежд, отчаянного секса и… Такой сгусток энергии…
Шам достал откуда-то из скафандра туго забитую кривую папиросу и прикурил от зажигалки, лежащей на столе. Стал пускать дым ноздрями. Запахло афганской травой.
– Дома были родители, на службе коллеги – много лишних ушей. А у некоторых вообще не было телефона. Поэтому по ночам многие бежали к ближайшей телефонной будке и звонили из нее. Орали в трубку часами, до хрипа, пока не пропадал голос. А утром некоторые из них сами пропадали пропадом. Сначала никто ничего не замечал. Потом среди эфирщиков поползли слухи. Слухи о Черном Номере. Этот номер в Эфире кричали голоса тех, кто пропал без вести в ночных телефонных будках Ленинграда. И тот, кто записывал этот номер в свой блокнот, тот, кто звонил по этому номеру и договаривался о встрече – через время тоже начинал выкрикивать этот номер. Но на работу и в школу эти люди больше не ходили. И дома не появлялись. Потом поползли слухи, что этот номер телефона зарегистрирован в сгоревшем во время Блокады доме…
Шам поперхнулся дымом и затушил папиросу в пепельнице:
– А потом появилась пословица: «Без окон…
– …без дверей, полна горница Нелюдей», – договорил за него Кровник. Он смотрел на Шама без интереса.
![К. Колесниченко - Закат [СИ, полностью]](/uploads/posts/books/67937/67937.jpg)
