Кирилл Юрченко - Первач
— Я прошу вас держать свои эмоции при себе, — сказал Тихон. — Чем дольше мы здесь, тем сильнее будет ответная реакция!
Нужный для каждого члена группы разговор как-то сложился сам собой. Все началось с фразы Жихарева.
— Это Полоса, — сказал он. — Тут все не так.
— Что ты заладил — Полоса, Полоса! — с раздражением наехал на него Гуддер. Но сразу словно почувствовал болезненный щелчок. Он посмотрел по сторонам, хотя вряд ли мог что-то разглядеть в тумане. А те возмущенные голоса, что раздались вновь, но уже не громко, не были доступны его сознанию.
— Хорошо, я не психую. Не психую!.. — нервно говорил Гуддер, словно к кому-то обращаясь. Но, видимо, этого было недостаточно. И только когда рядовой замолчал и прикрыл глаза, его отпустило.
— Почему так происходит? — спросил он, едва понял, что приступ закончился.
— Мне кажется, я теперь знаю ответ, — ответил Тихон. — В Полосе ярко выражены обратные реакции на психику. Я мог бы сказать вам, что я думаю на этот счет, но, боюсь, вам не понравится.
— А ты попробуй, — сказал майор Гузенко.
Тихон почти уже свыкся со своей миссией, тем более что чувствовал: некоторые мысли снова требуют того, чтобы их услышали.
— Вы же знаете, действие рождает противодействие, решение — последствие. Только в обычной жизни оно может откладываться на дни, месяцы, даже годы. А здесь, в Полосе, это происходит в одно мгновение. И любой негатив тут же ударяет по человеку. Я считаю, что в критический момент на человека обрушивается вся накопленная им отрицательная энергия. Может быть, даже за всю жизнь накопленная. И чем сильнее гнев, тем мощнее обратный удар. Особенная реакция идет на те эмоции, которые несут в себе разрушительное начало.
— А если энергия позитивная? — поинтересовалась Выдерга.
— Тогда ответом никак не должна оказаться боль.
Арамзян хохотнул:
— Хочешь сказать, если заняться в Полосе онанизмом, это будет круче, чем с бабой там, на Большой земле?
— Заткнись, Арамзян. Что-нибудь поумнее сказал бы, — парировала Выдерга.
— Горячий парень, ты бы лучше употребил свою энергию на что-нибудь другое, — поддержал Гуддер.
Майор жестом прервал общий смех.
— Так это что же? Полоса хочет, чтобы мы превратились в стадо безропотных овец, которые не могут слова поперек сказать? — спросил он.
— Это решать каждому, — ответил Тихон. — Овцой он хочет быть или таким человеком, который не крушит энергию внутри и вокруг себя.
— И что же, выходит, все те люди, что сотнями и тысячами погибают в Полосе, страдают из-за тех эмоций, что скрываются в них самих?
— Да, я так думаю. И хочу опять предупредить: сдерживайте эмоции. Прошу вас…
* * *Все понимали, что надо преодолеть усталость и заставить себя идти дальше, но майор не отдавал приказа, он тоже не особо рваться вперед и, чтобы оттянуть момент, задал Тихону вопрос.
— Так что же нам теперь всем делать? Учиться управлять своими чувствами — это и есть реальный выход?
— Да, это выход. И почему-то особенно острая реакция на гнев. Пока мы не умеем не гневаться вовсе, имеет смысл научиться хотя бы гасить это чувство.
— Иначе Полоса сотрет нас в порошок?
— Я бы сказал по-другому. Мы сами сотрем себя в порошок.
Все посмотрели на Рогова, затем перевели взгляды на спящего Бакса.
— Слава богу, мы пока живы, — сказал Арамзян.
Майор качнул головой.
— Хорошо, пусть так. Но если мы одержимы идеей запустить детонатор, почему Полоса позволяет это? Что же, от большой любви мы ставим задачу убить себя и всех вокруг? Как это сочетается с обратной связью Полосы?
Тихон задал встречный вопрос.
— Скажите, майор, а вы действительно все еще хотите запустить детонатор?
Гузенко сощурился:
— Чувство долга подсказывает мне, что я обязан выполнить приказ.
«А он — тертый калач…»
— Надо идти! — сказал майор и спрятал взгляд.
Перед тем как встать, Тихон погладил натертые кольцами ноги. Поймал на себе сочувственный взгляд Выдерги.
— Майор, — позвал он. — У меня к вам небольшая просьба. Снимите хотя бы кольца с ног. Очень трудно шагать.
Гузенко не стал противиться. Он оттеснил Выдергу и долго возился с кандалами, чтобы высвободить трос. Тихон хотел прощупать сознание майора, но слишком устал, чтобы сделать это незаметно. И все же он надеялся, что после озвученной гипотезы сможет открыть правду без опасения вызвать гнев.
— Майор, а если вдруг окажется, что мы идем вовсе не к зарядам?
— Куда же? — повернулся к нему Гузенко.
— Сам не знаю, — честно ответил Тихон. — Но это место тянет меня к себе…
24. Скит в тумане
К исходу пятого часа они вышли на тропу, явно протоптанную сотнями ног.
— Это ни к чему, — остановил Тихон Выдергу, которая, как и остальные, направила ствол автомата в туманную густоту.
Он давно чувствовал, что они приближаются к необычному месту, но не торопился предупреждать остальных, потому что не ощущал чужого присутствия. А теперь твердо знал, что никого вблизи нет. Голосов из тумана он больше не слышал. Как будто те решили отстать от людей, убедившись, что сильных всплесков эмоций пока не предвидится. Взгляд его, проникая сквозь туман, также не замечал движений. Все было тихо. Но не сразу солдаты опустили оружие Они старались держать себя в руках, но до конца победить недоверие к Полосе не могли и находились в постоянном ожидании подвоха.
Жихарев наклонился к примятой траве и опасливо погладил ее.
— Может быть, здесь ходят албасты?
— Они носят ботинки? — майор показал на след рельефной подошвы, отпечатавшийся на глинистой проплешине.
— Значит, эта тропа выведет нас к людям? — спросила Выдерга. — К скитникам?
Тихон пожал плечами.
— Вероятно.
Гузенко посмотрел направо, налево. И с той и с другой стороны тропинка одинаково быстро терялась в тумане. Майор решил довериться Злотникову.
— Ты знаешь, в какую сторону идти?
— Туда, — Тихон показал направо. — И прошу, не хватайтесь понапрасну за оружие.
И они пошли, куда он показал.
Тихон ощущал, что у команды вновь нарастает ощущение тревоги, улавливал хаотичные всполохи в их сознании и понимал, что их тревожит. В самом деле, туман был слишком плотным, чтобы разглядеть что-нибудь на десять шагов вперед. И если кто-то прячется в нем, то все они — отличная мишень. И двигаются недостаточно тихо, чтобы не привлечь к себе внимание. Однако, помня о том, что случилось с Баксом и Роговым, все сдерживали страх, отчаянно боролись с ним.
Через пару километров в тропу влилась тропка потоньше, затем еще две. И наконец, они вышли к селению. Бойцы потянулись к оружию, когда навстречу им из тумана выплыл черный бревенчатый сруб, показавшийся вначале силуэтом огромного животного. Они прошли мимо и увидели другой такой же сруб, а следом еще один.
Место было явно заброшенное. Тихон не знал, чему доверять: глазам или внутреннему чувству. По ощущениям, люди здесь находились недавно, но, узнав, что приближаются чужаки — успели скрыться. И все же глаза утверждали, что никто здесь жить не мог. Избы заброшены, без дверей, и окна без стекол. На порогах пыль и сор, а изнутри тянет затхлостью.
По тропинке, петлявшей мимо домов, Тихон шагал вслед за Выдергой, а та — за майором Гузенко, и остальные тянулись за ними гуськом.
Наконец, исследовав последний дом, где кончалась натоптанная дорожка, все убедились, что и здесь никого нет.
— Чисто, — сказал майор и перехватил тревожный взгляд Тихона, который, озираясь, выискивал среди полной заброшенности хотя бы малейшие следы, могущие подтвердить недавнее присутствие людей.
— У тебя другое мнение?
— Кажется, будто люди только что были здесь, но вдруг взяли и ушли.
— Возможно, избегают встречи с нами? — забеспокоился майор. — Я бы не хотел оказаться мишенью. Может быть, нам стоит затаиться и кого-нибудь перехватить?
— Еще немного, и вам захочется исследовать все дома заново. Но могу заверить вас, что здесь никого нет. И нам пока нечего бояться.
— Я отвечаю за своих людей!.. — Гузенко повысил голос.
Но теперь «щелкнуло» и его. Майор заткнулся, поморщившись, и отступил.
— Говори, что делать.
— Ждать будем, — ответил Тихон.
Поблизости от одного из крайних срубов майор велел ставить палатку. Снаружи по периметру в качестве меры предосторожности разместили датчики движения. Первым Гузенко определил в палатку Бакса. До сих пор лейтенант пребывал в странном беспамятстве. Он был слаб, почти не реагировал на звуки и голоса, и с того момента, как Тихон вернул его к жизни, не произнес ни слова. Его не пришлось нести, дошел сам, но двигался скорее механически, как будто сознание его пребывало в другой реальности. Едва Бакса уложили, он снова уснул. Майор приказал Выдерге и Тихону занять угол палатки. Остальные устроились ближе к выходу.
