Александр Борисов - Прыжок леопарда 2
Одежда на мне была удобной, но непривычной. Это я тоже успел оценить. И еще испытал легкое чувство досады, когда ничего, отдаленно похожего на оружие, ни при себе, ни рядом с собою не обнаружил. Лишь в нагрудном кармане куртки случайно наткнулся на квадратик плотной бумаги с изображением человека. Тоненький серп луны просвечивал насквозь хлипкое облако, но света в себе не нес. Было темно. Никаких неудобств по этому поводу я не испытывал - видел все до мельчайших подробностей, даже тонкий белесый шрам на правой щеке. Это все, никакой другой информации.
Может, это подсказка? Может, стоит всмотреться в изображение, прислушаться к внутренним ощущениям? Ведь видел же я схему и даже прекрасно понял, что это такое. Я еще раз попробовал... ничего. Ничего не откликнулось ни в памяти, ни в душе. Серость.
- Опасность! - произнес механический голос. Это слово пронзило меня насквозь, когда за спиной хрустнула ветка. Именно слово, а не реакция на него. Тупой удар по затылку - и темнота.
Звезды. Я вижу их ночью и днем, как будто бы принимаю парад планет из нутра огромного телескопа. Созвездие за созвездием вступают в границы светлого круга, забранного крупной решеткой. Устанешь, уронишь голову - звезды отражаются в миске с водой, которую приносит мне Аманат, если, конечно, есть у него на то настроение. Он опускает на длинной веревке старое оцинкованное ведро с заветной холодною влагой. Я принимаю его бережно, осторожно, стараясь ни капли не расплескать, не обрызгать случайно соломенную подстилку. Мне на ней спать, а ночью в горах холодно. На той же самой веревке меня поднимают вверх - "подышать свежим воздухом" в зачуханном деревянном сортире, или ведут в дом. Но в последнее время допросы случаются редко. Только когда приезжает врач.
- Ты скоро, шайтан? - подает голос мой конвоир.
Аманат из тейпа карачой. Он правоверный мусульманин, настоящий джигит. Папаха, борода, автомат - все у него как положено. Аманат любит Аллаха. Любит так сильно, что печется о нем как о младшем брате. Такое впечатление, что без его, Аманата, поддержки, с величием у Всевышнего будет сильная напряженка. Отсюда и гордый взгляд, и привычка говорить с иноверцами, поминая себя в третьем лице. "Аманат знает", "Как Аманат сказал - так и будет". Я жадно ловлю каждое его слово - пополняю словарный запас.
Ко мне это дитя природы относится с наигранным равнодушием. В душе немного побаивается, как нечто необъяснимое, а если и недолюбливает - то самую малость, лишь потому, что отвечает за меня головой.
- Э-э-э! Аманат будет сердиться!
Я с сожалением отпускаю ведро. Вода здесь холодная, вкусная, как там, где всегда снег. Откуда я это знаю? - не помню. Я совсем ничего не помню.
- Кто ты? Зачем появился здесь? Откуда в твоем кармане моя фотография? - такие вопросы всегда задает Аслан.
После укола мне становится больно. Так больно, что я бы сказал, но это загадка и для меня.
Аманат нервничает. Он бывает спокойным только когда решетка над моей головой заперта на ржавый амбарный замок. Весь день его не видно, не слышно. Сопит где-то там наверху, кочует следом за тенью, по периметру высокого саманного дувала. Обязанности сторожа необременительны - всегда есть возможность поспать. Мне это дается с трудом. Я забываюсь от силы на десять минут, когда измотанный разум устает бороться с реальностью, а потом просыпаюсь от боли. Правая нога еще в гипсе. Она страшно чешется и саднит. Это от сырости. Моя яма очень глубокая. Прежний хозяин копал в этом месте колодец и успел углубиться на шесть бетонных колец. А потом плюнул на все и уехал. Наверно почувствовал, что грядут времена, когда ведра с водой будут опускаться в колодец, а не вытаскиваться из него. Война. Она опрокинула седые законы Кавказских гор. Ведь по большому счету я не пленник, не заложник, а гость. Потому, что приполз сюда сам.
Доктор приехал, под утро. Впервые я этого не услышал, потому, что уснул по-настоящему. Во сне я опять видел схему этого дома. Она была нарисована на огромном листе ватмана, пришпиленном к черной школьной доске. К каждой отдельной комнате прилагались несколько фотографий. А еще мне виделись чьи-то глаза: огромные, серые, в синюю крапинку. Каждая крапинка наливалась прозрачной влагой. Лица я не успел рассмотреть - на меня самого хлынули потоки воды и лучи фонарей.
- Э, шайтан, кончай ночевать! Аслан в гости зовет шашлык кушать!
Наверху весело загыгыкали.
Стряхнув с себя воду и сон, я делаю шаг вперед к краю колодца и долго стою, подняв обе руки, пока их не обхватывает ременной петлей.
К дому меня ведут два хмурых бородача. За ними семенит Аманат с неразлучным автоматом наперевес. Над землей стелился дым. Волнами налетал незнакомый дурманящий запах. Под навесом накрывают столы. Играет громкая музыка. Веселые люди в папахах сгрудились в круг и бесшабашно пляшут. В дальнем углу бесформенной кучей лежит оружие. Это меня почему-то заинтересовало. Чтобы все как следует рассмотреть, я немного замедлил шаг. Реальность отозвалась ощутимым ударом в спину.
- Бежать задумал, шайтан?
Аслан сидел за столом в окружении верных людей. Многих из них я откуда-то знал. Мне тоже разрешили присесть. Это было тем более удивительно, что последний укол я мог бы перенести на ногах. Наверно, привык.
- Я знаю, кто ты, - тихо сказал Аслан. - Все остальное неважно. Ты проживешь ровно столько, сколько будешь говорить правду. Слышишь, гяур? У тебя остается надежда на хорошую память.
Надежда! Это слово разорвало на куски мой сумрачный мир, осветило его изнутри. Надежда! - так звали земную женщину, глаза которой я видел сегодня во сне. Кажется, в прошлой жизни она была моей матерью. Я вспомнил печальный взгляд, и синие крапинки, как веснушки, усыпавшие зрачки. Каждая из этих веснушек наливается горькой прозрачной влагой. Эти капли, как ручьи в половодье, сливаются воедино и спадают с ресниц огромной слезой: "Ты должен вернуться, сынок!"
- Я постараюсь.
- Хоп! - повысил голос Аслан, обращаясь к своему окружению. Он сделал рукой повелительный жест, призывающий всех замолчать, и снова взглянул на меня. - Ты что-то сказал, гяур?
Говорят, что не каждый может выдержать этот взгляд. Зрачки, как раздвоенный язычок встревоженной, мудрой и очень опасной змеи, впиваются в самую душу. Я слышу его дыхание.
Вырывая из памяти забытые фразы, я с огромным трудом складываю их в предложения:
- Ты все знаешь. Да, я пришел, чтобы убить тебя. Потому, что больше никто не сможет этого сделать.
За столом загалдели. Разъяренные взгляды, слова и слюни полетели в меня, как библейские камни.
- Ш-ш-айтан! (и шаги за спиной).
- Опасность, - безучастно сказал механический голос, живущий внутри меня, - первый уровень активирован.
Я не глядя, вскинул правую руку, качнул корпусом влево (ведь Аманат - левша). Приклад автомата не успел изменить траекторию. Я схватил его за цевье, вырвал из рук своего вечного часового и небрежно отбросил в сторону. По высокой, крутой траектории Аманат шлепнулся на пол и тонко завыл.
- Черт бы меня побрал! - вклинился в действо кто-то усталый и озабоченный. - Он слышит, он реагирует - прошел ответный сигнал!
Этот "кто-то" был хорошо слышен. Как будто бы он находился в соседней комнате.
- Ты должен вернуться, сынок! - по-моему, в моей голове становится многолюдно.
- Хоп! - Аслан протянул вперед растопыренную ладонь, кивнул подбородком на окружающих. - Меня многие пытались убить. Честно скажу, это не так просто. Тебе придется перешагнуть через их жизни.
- Резервные цепи подключены, второй уровень активирован, - подавляя мысли и чувства, властно сказал механический голос. Я слышал его во сне, ночью и днем, но еще никогда он не был таким разговорчивым.
Аслан ждал. Через пару секунд, пауза с моей стороны должна показаться ему слишком затянутой. Три, два, один - пора!
Я поймал его хищный взгляд и улыбнулся:
- В отношении всех остальных у меня не было никакого приказа. Умрет только тот, кто возьмет в руки оружие.
Лохматые брови горца взметнулись наверх и надолго спрятались под папахой. Он громко захохотал, утирая обильные слезы рукавом старинной черкески. Ему вторило двенадцать луженых глоток. Не смеялся один Аманат. Люди холопского звания загодя чувствуют хорошую трепку. Повизгивая, он полз к автомату.
- Я часто видел баранов, которые бьются рогами в ворота, - промолвил Аслан, отдышавшись, - но только тебе удалось заставить меня так смеяться!
Человек слаб, и тело его несовершенно. Но те, кто командуют мною извне, считают, что это не так. Если отсечь, как излишество, самоидентификацию, из податливых клеток мозга можно вылепить все, что угодно. Сверхспособности - это цепи химических формул, упорядоченные стандартной программой. Импульс внедрения - и ты больше не человек, а холодный расчетливый монстр со скверным характером, сложный биологический комплекс из мяса, костей и крови, созданный для убийства. Все остальное - потом.
